Я пал на землю, покрытую сосновь"ми иголками, разбросал маслята и
рыжики, которые мешали слушать, и приник ухом к бугру. Так странно было
слышать собачий лай из глубины земли.
Лай вдруг прервался, послышалось рычанье. Так точно рычал Милорд, когда
вцеплялся в поводок, и я понял, что он отдался мертвой хватке, вцепился под
землей в кого-то и не отпустит ни за что, пока в дело не вмешается
чудовищная центробежная сила. Несколько часов лежал я на земле и слушал его
голос, а сделать ничего не мог. Не было у меня, конечно, никакой лопаты, а
если б и была, то какого черта и где копать7 - Милорд! - кричал я иногда в
отчаянии. - Кончай эту ерунду!
Конечио, он меня слыхал, но 6росать барсука, а скорее всего это был
6арсук, не собирался. - Ухожу! Ухожу на злектричку! - в отчаянии кричал я,
но он понимал, что я никуда нс уйду, так и буду торчать на барсучьем бугре
до вечера, а потом и всю ночь, и весь следующий день, в общем, пока в дело
не вмешается чудовищная центробежная сила.
И я решил уйти. Милорд услышит из-под земли мои шаги, поймет, что я и
вправду ухожу. Пусть выбирает: я или мертвая хватка.
Я затоптал с яростью костер. Громко топая, пошел я к ручыо. Боже, как
же я топал и проклинал песок за то, что он гудит под каблуком не так гулко,
как надо бы.
Милорд появился внезапно и как ни в чем не бывало, просто вдруг
выпрыгнул сбоку из травы. Ухо у него было разорвано, вся морда в крови. Но
он не обращал на это никакого внимания и только лишь веселился, что догнал
меня.
Я все-таки подтащил его к ручыо, слегка омыл морду, раскупорил патрон,
присыпал раны порохом.
Уже вечерело, и мы пошли к станции через болото, напрямик.
В одном особенном каком-то зеленом и сыром месте Милорд вдруг высоко
подпрыгнул. Опустился в траву и снова прыгнул, как-то странно, боком. Пока я
бежал к нему, он все прыгал на месте.
Это 6ыла гадюка. Черная, аспидная. Я выстрелил и перешиб ей шею.
На следующее утро, как всегда, опустил я на пол босые ноги, и Милорд
тут же лизнул меня в пятку.
"Слава Богу, - подумал я. - Не успела укусить".
Я пошел умываться, и Милорд двинулся за мной. Он полз по полу,
перебирая передними лапами. Задние отнялись.
От Красных ворот, которые стояли над нашим домом, я бежал по Садовой к
Земляному валу. Милорда я держал на руках, он лизал меня в подбородок.
- Держите его крепче, - сказал ветеринар. - Зажмите пасть.
Я прижал Милорда к клеенчатому столу, сжал изо всех сил пасть, и врач
всадил ему в живот тупую иглу.
А мама моя названивала в ветеринарную академию, но никак не могла найти
человека, который знал бы, как лечить фокстерьеров от укусов гадюк. Наконец,
нашелся человек, который рекомендовал марганцевые ванны.
Каждое утро Милорд выползал из-под моей кровати и отправлялся на поиски
мамы. Он жалобно скулил, умоляя сделать ему очередную марганцевую ванну.
А я двадцать дней подряд бегал с ним по Садовой к ветеринару. Уколы эти
были ужасны, игла тупа. С трудом удерживлл я Милорда.
Ванны и уколы помогли. Лапы постепенно начинали двигаться. Вскоре
Милорд уже кое-как ковылял, потом скованно припрыгивал и в конце концов
бегал нормально. Все вроде бы пошло по-старому, изменилось одно: он не лизал
меня утром в пятку, перестал двигаться рядом с моим ботинком.
Я превратился просто в хозяина собаки, в человека, у которого проживает
гладкошерстный фокстерьер.
Я переживал ужасно. Я понимал, что все пройдет и когданибудь Милорд
позабудет ту чудовищную боль от ветеринарной иглы. А Милорд боялся меня. Он
думпл, что я вдруг схвачу его и снова потащу на укол.
Да, странная была тогда осень. Деревья в Москве облетели только в конце
октября. Двор наш весь был засыпан листьями ясеня, тополя, американского
клена.
Дворничиха тетя Наташа сметала листья метлой в огромные кучи, и Милорду
нравилось залезать в эти кучи листьев. Ему казалось, что там кто-то шуршит.
Он разгребал листья лапами, фыркал, рычал, кидался в охристую глубину.
Но листья, конечно, шуршали от старости, никого в себе не тая.
Я тоже делал вид, что там кто-то есть, и вместе с Милордом накидывался
на кучи листьев, разгребал их, разбрасывал в разные стороны.
Иногда я нарочно запрятывал в листья кусок сахару или сухарик, и в
полном восторге мы находили его.
Не знаю уж, что помогло - время или листья, но, кажется, листья.
Однажды я опустил с кровати на пол босые ноги и почувствовал - пятку мою
лизнули. Я так радовался в этот день, что хотел даже прогулять институт, и
надо было бы прогулять и уехать с Милордом куда-нибудь за город, на
Москвуреку, в Уборы, надо было бы перерыть там и перебрать все опавшие
листья.
Но я - по глупости - пошел в институт, а когда вернулся - Милорд
встретил меня во дворе.
Вместе мы обшарили все кучи листьев, нашли куска два сахару, и я
побежал наверх, на третий этаж, обедать. Милорда я спокойно оставил погулять
во дворе. Его ведь все знали во дворе и все любили, а на улицу Милорд без
меня никогда не выходил.
Я обедал еще, когда услыхал, что со двора мелкая шпана громко называет
по имени мое имя.
Я выбежал во двор.
- Мужик! - кричала мелкая шпана. - Мужик в серых брюках! Пристегнул
его на поводок! Пристегнул и потащил! - Туда, туда по Садовой! От Красных
ворот, которые стояли над нашим домом, я бежал по Садовой-Черногрязской к
Земляному валу. Передо мной и за мной вслед бежала мелкая дворовая шпана. -
Вон он! Вон он! Вон он! - кричали они. Я бежал и не видел нигде Милорда и
мужика в серых брюках. Меня обгоняли троллейбусы и машины, движение
огромного города обгоняло меня, тысячи и сотни мужиков в серых брюках
разлетались в стороны. Я понимал, что все кончено и я больше никогда в жизни
не увижу Милорда, и все-таки бежал, а навстречу мне летела в глаза холодная
серая пыль, и я не понимал, что это уже снег. Я бежал по Садовой к Земляному
валу. От Красных ворот.

1 2 3 4 5 6 7 8