И не мешали писать стихи. Хотя главным для Сосисомиди был не сам творческий процесс, а его финал. Он был готов писать что угодно, лишь бы это публиковали, пускай и на заборе. У Яниса таки да имелся определенный талант: своими нудностями Сосисомиди мог вымотать нервы у бронзового статуя. И в конце концов его продукция появлялась на страницах газет, переполняя радостью сердце автора, видящего свою фамилию в напечатанном не на машинке способом.
Янис не зря избрал путь до славы, используя советы дедушки, роман которого газеты не могли печатать хотя бы потому, что он был толстым. Зато стихи — совсем другое дело. Они мало того, что короткие, так в неслыханно расплодившихся многотиражных и районных газетах только рады, когда до них приходит шаровая продукция. Такое там положение: пара литсотрудников потеют с утра до вечера над статьями, попутно сочиняя письма трудящихся самим себе, статьи командиров производства и рассуждения за подписями нештатных корреспондентов, которых в редакциях никто никогда в упор не видел. А тут сваливаются, как облегчение, шаровые строки, занимающие свое место в рубрике «Творчество наших читателей» и здорово срезающие объем редакционной работы. Кого волнует качество стихов, если партком понимает в этом деле не хуже, чем во всем остальном производстве? Зато, благодаря янисам, пухнет редакционный портфель вместо голов корреспондентов — чем бы еще заполнить пустоту между постановлением партийного комитета, сообщением о ремонте фермы и прогнозом погоды.
Редакции, в которые, до счастья творческих коллективов, Сосисомиди не мог прийти лично, он бомбил через почту. Каждый шедевр поэта был отпечатан на машинке через десять копирок, и многие газетчики стали задавать вопрос автору: вам не кажется, что эти стихи мы печатали год назад? Чтобы снять с себя такие подозрения, Янис делал от руки приписки даже на восьмом экземпляре произведения «Новые стихи!» и разгонял их по тем направлениям, где работала почта. При этом Янис немножко недоумевал: какого хрена редакциям задавать дурные вопросы? Можно подумать, год назад. А что, в этом году Первое мая отменили?
В таких рассуждениях легко откопать здравый смысл и понять метод работы свихнувшегося на самом себе поэта. Он гнал не просто стихотворения, а непременно привязывал их к какому-то событию, обозначенному в календаре красным цветом, и даже если эти стихи, по мнению редакции, не дотягивали до вершины поэзии аж областного уровня, их все равно печатали. А где, к примеру, еще набраться свежей стихотворной продукции, посвященной Дню железнодорожников, ведомственной многотиражке «Паровозный свисток»?
На железнодорожниках Янис не зацикливался; он давным-давно понял: главным локомотивом его творчества на страницы газет должен стать даже не бронепоезд, а образ вождя. Зато дальше всё пойдет, как по маслу, на качество которого явно повлияли стихи «Мелодия труда», опубликованные в районной газете «Червоне дышло», находящейся за двести километров от ближайшего театра.
Сосисомиди сделал точный вывод и таранил Ильичом все газеты, начиная от «Гудка пастуха» Надднипрянского района и заканчивая такими крутыми изданиями как овидиопольская городская газета «Маяк коммунизма».
От стихов Сосисомиди в редакциях уже стояли на ушах, но попереть против залепленного им образа мало кто рисковал. А когда Сосисомиди лично заявлялся до редакции, так у него были готовы даже взять интервью, лишь бы поэт поскорее потерялся за дверью.
Союз писателей стонал от Сосисомиди не хуже других, но стойко не пускал его в свои ряды, скорее всего, опасаясь сильной конкуренции. Сам поэт не останавливался на достигнутом и продолжал ловить кайф от своих подписей, распечатанных тысячными тиражами. Дело дошло до того, что, на зависть профессиональным поэтам городского пошиба, один стих, посвященный великому Ленину, опубликовали аж в черкасской области, а спустя два дня — в винницкой:
Опять читаю Ленина тома,
Как будто строю новые дома —
Растет порыв светлеющей души.
Опять читаю Ленина в тиши.
В просторном зале, где сидят со мной
Моряк, учитель, токарь, звеньевой,
Художник, электроник, два врача —
Всех освещают мысли Ильича,
(Здесь и далее стихи А.Яни (прим. автора))
— накатал Сосисомиди в десяти экземплярах к очередной годовщине вождя и сразу врубился за верность своего метода, разослав эти замечательные стихи в «Моряк», «Учительскую газету», «Токарный станок», «Широкий лан», «Советский художник», «Медицинскую газету», а также в журнал «Советское кино», приписав рядом: стихи написаны автором под влиянием Ленина и кино «Приключения Электроника». Хотя в своем произведении Янис писал слово «электроник» с маленькой буквы, его стих редакция не напечатала, скорее всего, из черной зависти к провинциальному супергению. Тем не менее Сосисомиди понял — им найден верный путь размножения подписи под стихами, а потому между созданием мелких произведений сочинял громадную поэму. Он описывал, как под влиянием Ленина работают представители еще десяти тысяч профессий, имеющие многотиражные рупоры парткомов их предприятий.
Вы думаете, его творчество не печатали? А художники, врачи и особенно токари завыли — не хер нам больше делать, чем читать тома Ильича и подзаряжаться от его мыслей в просторном зале рядом с бездельником Янисом? Ничего подобного, ни разу не завыли. Может, потому у нас такая медицина, если, вместо повышать квалификацию, врачи заняты столь замечательным самообразованием?
Из года в год Сосисомиди повышал уровень творчества и значимость его автора в собственных глазах. Зато при виде Яниса глаза многих журналистов так перли из орбит, что их можно было вставлять на место молотком. Те, до кого поэт вламывался в кабинеты, чувствовали себя не хуже, чем их предшественники во время встреч с дедушкой Сосисомиди. Однако времена и чужие ошибки делают людей мудрее. Редакции понимали: легче печатать Яниса, чем что-то ему доказывать. Но при том намекали за общение по переписке, чем дали поэту еще один козырь.
Сосисомиди догнал — он принадлежит до редкой мужской породы, о которой девушки говорят: ему легче дать, чем объяснить, почему я не хочу. Тем более, что стихоплетство всё чаще заменяло Янису секс в любом виде. А потому он начал тратить на конверты для стихов больше половины зарплаты, чем сделал жену еще недовольнее.
Жена была единственным человеком, которого Янис боялся, в отличие от слабохарактерных газетчиков. Он старался не нарываться на ее характер и еще глубже зарывался в свое творчество.
Со временем люди стали догонять: всю глубину этого творчества может понять исключительно психиатр. И вовсе не потому, что в году уже не оставалось дня, в честь которого Сосисомиди не накатал криков своей души, явно мятущейся по поводу любого события:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Янис не зря избрал путь до славы, используя советы дедушки, роман которого газеты не могли печатать хотя бы потому, что он был толстым. Зато стихи — совсем другое дело. Они мало того, что короткие, так в неслыханно расплодившихся многотиражных и районных газетах только рады, когда до них приходит шаровая продукция. Такое там положение: пара литсотрудников потеют с утра до вечера над статьями, попутно сочиняя письма трудящихся самим себе, статьи командиров производства и рассуждения за подписями нештатных корреспондентов, которых в редакциях никто никогда в упор не видел. А тут сваливаются, как облегчение, шаровые строки, занимающие свое место в рубрике «Творчество наших читателей» и здорово срезающие объем редакционной работы. Кого волнует качество стихов, если партком понимает в этом деле не хуже, чем во всем остальном производстве? Зато, благодаря янисам, пухнет редакционный портфель вместо голов корреспондентов — чем бы еще заполнить пустоту между постановлением партийного комитета, сообщением о ремонте фермы и прогнозом погоды.
Редакции, в которые, до счастья творческих коллективов, Сосисомиди не мог прийти лично, он бомбил через почту. Каждый шедевр поэта был отпечатан на машинке через десять копирок, и многие газетчики стали задавать вопрос автору: вам не кажется, что эти стихи мы печатали год назад? Чтобы снять с себя такие подозрения, Янис делал от руки приписки даже на восьмом экземпляре произведения «Новые стихи!» и разгонял их по тем направлениям, где работала почта. При этом Янис немножко недоумевал: какого хрена редакциям задавать дурные вопросы? Можно подумать, год назад. А что, в этом году Первое мая отменили?
В таких рассуждениях легко откопать здравый смысл и понять метод работы свихнувшегося на самом себе поэта. Он гнал не просто стихотворения, а непременно привязывал их к какому-то событию, обозначенному в календаре красным цветом, и даже если эти стихи, по мнению редакции, не дотягивали до вершины поэзии аж областного уровня, их все равно печатали. А где, к примеру, еще набраться свежей стихотворной продукции, посвященной Дню железнодорожников, ведомственной многотиражке «Паровозный свисток»?
На железнодорожниках Янис не зацикливался; он давным-давно понял: главным локомотивом его творчества на страницы газет должен стать даже не бронепоезд, а образ вождя. Зато дальше всё пойдет, как по маслу, на качество которого явно повлияли стихи «Мелодия труда», опубликованные в районной газете «Червоне дышло», находящейся за двести километров от ближайшего театра.
Сосисомиди сделал точный вывод и таранил Ильичом все газеты, начиная от «Гудка пастуха» Надднипрянского района и заканчивая такими крутыми изданиями как овидиопольская городская газета «Маяк коммунизма».
От стихов Сосисомиди в редакциях уже стояли на ушах, но попереть против залепленного им образа мало кто рисковал. А когда Сосисомиди лично заявлялся до редакции, так у него были готовы даже взять интервью, лишь бы поэт поскорее потерялся за дверью.
Союз писателей стонал от Сосисомиди не хуже других, но стойко не пускал его в свои ряды, скорее всего, опасаясь сильной конкуренции. Сам поэт не останавливался на достигнутом и продолжал ловить кайф от своих подписей, распечатанных тысячными тиражами. Дело дошло до того, что, на зависть профессиональным поэтам городского пошиба, один стих, посвященный великому Ленину, опубликовали аж в черкасской области, а спустя два дня — в винницкой:
Опять читаю Ленина тома,
Как будто строю новые дома —
Растет порыв светлеющей души.
Опять читаю Ленина в тиши.
В просторном зале, где сидят со мной
Моряк, учитель, токарь, звеньевой,
Художник, электроник, два врача —
Всех освещают мысли Ильича,
(Здесь и далее стихи А.Яни (прим. автора))
— накатал Сосисомиди в десяти экземплярах к очередной годовщине вождя и сразу врубился за верность своего метода, разослав эти замечательные стихи в «Моряк», «Учительскую газету», «Токарный станок», «Широкий лан», «Советский художник», «Медицинскую газету», а также в журнал «Советское кино», приписав рядом: стихи написаны автором под влиянием Ленина и кино «Приключения Электроника». Хотя в своем произведении Янис писал слово «электроник» с маленькой буквы, его стих редакция не напечатала, скорее всего, из черной зависти к провинциальному супергению. Тем не менее Сосисомиди понял — им найден верный путь размножения подписи под стихами, а потому между созданием мелких произведений сочинял громадную поэму. Он описывал, как под влиянием Ленина работают представители еще десяти тысяч профессий, имеющие многотиражные рупоры парткомов их предприятий.
Вы думаете, его творчество не печатали? А художники, врачи и особенно токари завыли — не хер нам больше делать, чем читать тома Ильича и подзаряжаться от его мыслей в просторном зале рядом с бездельником Янисом? Ничего подобного, ни разу не завыли. Может, потому у нас такая медицина, если, вместо повышать квалификацию, врачи заняты столь замечательным самообразованием?
Из года в год Сосисомиди повышал уровень творчества и значимость его автора в собственных глазах. Зато при виде Яниса глаза многих журналистов так перли из орбит, что их можно было вставлять на место молотком. Те, до кого поэт вламывался в кабинеты, чувствовали себя не хуже, чем их предшественники во время встреч с дедушкой Сосисомиди. Однако времена и чужие ошибки делают людей мудрее. Редакции понимали: легче печатать Яниса, чем что-то ему доказывать. Но при том намекали за общение по переписке, чем дали поэту еще один козырь.
Сосисомиди догнал — он принадлежит до редкой мужской породы, о которой девушки говорят: ему легче дать, чем объяснить, почему я не хочу. Тем более, что стихоплетство всё чаще заменяло Янису секс в любом виде. А потому он начал тратить на конверты для стихов больше половины зарплаты, чем сделал жену еще недовольнее.
Жена была единственным человеком, которого Янис боялся, в отличие от слабохарактерных газетчиков. Он старался не нарываться на ее характер и еще глубже зарывался в свое творчество.
Со временем люди стали догонять: всю глубину этого творчества может понять исключительно психиатр. И вовсе не потому, что в году уже не оставалось дня, в честь которого Сосисомиди не накатал криков своей души, явно мятущейся по поводу любого события:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74