Ну вот, обломала наманикюренный ноготок — больно.
Зато не так больно где-то внутри. Мысли всякие, от которых было больно, все спутались в голове — перепутались, заблудились и сгинули. И вот она ни о чем не думает, идет бычок, качается.
Несет откуда-то мочой, блевотиной и хлоркой, маленькие Леркины ладошки шлепают по грязи, нанесенной за день десятками ног. Вот остановился рядом кто-то из соседок, и Лерка рассказывает, делится своей прекрасной трагедией: Игорек разбился на машине, и у нее с горя случился выкидыш, ну, конечно, когда он умирал у нее на руках и говорил о вечной своей любви, у нее от горя случился выкидыш. Соседка сочувственно кивает, ни капли не веря, помогает было Лерке доползти до следующего этажа, но тут у нее начинает на плите выкипать белье, и Лерка вновь одна штурмует ступеньки.
«Бедный мой! Бедный мой и единственный возлюбленный!»— хнычет Лерка, но жалеть-то есть причина лишь себя. Прошла уже неделя с того утра, когда возле входа в общагу остановилась представительная, хотя изрядно запыленная «волга», из недр ее появились трое солидных и мрачных мужчин, оказавшихся отцом, дядей и старшим братом Игорька. Мужики, справившись на вахте, без затруднения нашли Лерку и были с ней очень уважительны и ласковы. Они сдержанно порадовались внуку (Лерка вот уже пять недель была беременна), устало посетовали на непутевость младшего родственника (все трое — люди солидные: двое ментов, причем шишки какие-то, а третий — военный), в семье, как говорится, не без урода, узнали где отыскать блудного сына, ушедшего из дома, как оказалось полгода назад, и вскоре привезли его к ней, найдя где-то на рынке. «Ой, папа!»— удивился младший сын, будучи окружен, и взят под локотки, — «А я только сегодня хотел вам позвонить!». Папа прорычал что-то сквозь зубы, про «всесоюзный розыск»и «мать при смерти», купил пельмени, и вечер закончился мирно в обсуждении дальнейших планов на жизнь. Ночью Лерка и Лика не спали: караулили «волгу», чтобы никто не украл ее. А утром, пообещав через пару дней забрать ее к себе, ведь ребенку нужен отец и, вообще, нормальные условия для жизни, а здесь оставаться опасно — мало ли какие должки захотят предъявить Лерке Игоревы солнцекамские дружки, отец, брат и дядя увезли Игорька в Краснодар. Лерка неделю собирала вещи, но потом поняла, что неспроста не оставили ей ни адреса, ни телефона, и пошла на аборт. А теперь вот, напившись с подругами, которым вдохновенно наврала про автокатастрофу, поднимается она по лестнице на четвереньках и наступает грязными ладошками и коленками в ободранной лайкре на лужицы, оставленные собственными слезами, стекающими вместе с тушью по носу.
— Poor baby… — произнес кто-то над Леркиной головой и две большие руки с лианами натруженных сухожилий подняли ее высоко над ступеньками, Лерка попыталась сфокусировать взгляд и поняла, что допилась до негров. Точнее, до одного единственного негра.
ГЛАВА 25
— Зачем же дело стало, господин террорист? — сурово сдвинула брови Ася. — Солнцекамск — город маленький — за день обежать можно…
Рэн вскинул ультрамариновые глаза, полные безысходной тоски и мольбы, Ася потупилась: если бы не раскосость и цвет, глаза мальчишки очень были бы похожи на глаза ее мужа, какими они бывали в самые горькие минуты
Но, довольно, — решился Рэн, его и так похоже опять принимают за ненормального. Как все-таки не гибко сознание у людей из этого мира, у себя в Шансонтильи они довольно легко смирились с иномирностью Беаты.
— Я понимаю. Вы подозреваете, что я не вполне в своем уме. Что же, сейчас я скажу вам кое-что, что вызовет у вас еще большие подозрения. А если вы не откажете мне в душевном здоровье, то объявите проходимцем. Однако, что-то выдает мне в вас людей благородного душевного склада, а возможно и происхождения… — тут Рэн покосился на висевший на стене рядом с портретом какой-то юной леди, сочувственно глядящей на Рэна, полутораручник, — …Меч у вас, правда, какой-то странный… ну, ладно… По крайней мере, я не думаю, что, вздумай после своего рассказа или сейчас я уйти — вы станете меня удерживать силой, и вообще предпримите какие-то вредящие мне действия. Кстати, благодарю вас, господа, за помощь и за еду, простите, что так сдержанно… Волнуюсь, признаться…
«Что говорит! И говорит, как пишет,»— с веселой улыбкой переглянулись хозяева.
— … Мое имя — Рэндэлл О' Ди Мэй, эсквайер . Я не из этого мира, как и, подозреваю и надеюсь, те загадочные личности, что устраивают все эти анти-пиво-наркотические погромы. Очень уж по описанию напоминают они мне моих друзей: сэра Сандонато Сан-Эйро и его Друпикуса, и Шеза, и дядюшку Луи… Правда, те — духи, и я ничего не понимаю… Как я попал сюда — понятия не имею. Что я делаю здесь? Ищу свою невесту. Ну, по крайней мере, — тут паренек заметно смутился, — по крайней мере, я надеюсь, она не откажется стать моей невестой… Ее зовут Беатриче Гарвей, точнее здесь ее звали Катя. Катя Первакова. Она здесь неподалеку в интернате жила. Сирота. Так случилось, что она с помощью Белого Рыцаря Энтра попала в наш мир. Мы все подружились. У нас даже своя рок-группа была… есть…Есть. А потом она пропала. Вернулась сюда. Скорее всего… И вот я ищу ее.
— Оупс! — хлопнула себя по обтянутым джинсами коленкам Ася, — ха-ха! Господа писатели-фантасты! Вот тут-то мы и похохочем! Ну как вам такая байда?!!
Мужчины замерли в комически-глубокомысленных позах.
— Мню, — произнес наконец задумчиво Борис, томно поглядывая из-под полуопущенных ресниц. — Допустим.
— Ага, — подняла черные брови Ася (она была тоненькой, крашенной в платиновую блондинку, с татарскими скулами и выглядела очень юной, хотя скоро ей должно было стукнуть все тридцать). — Боречка, а еще что-нибудь умное? Ты же единственный математик, а значит — единственный здравомыслящий человек в компании биолога, незаконченного филолога и совсем уж законченной художницы. (Не люблю это слово!)
— Я говорю: допустим. И посмотрим, что дальше молодой человек скажет и чего он хочет.
Рэн взлохматил свою стриженную шевелюру:
— Самая большая проблема даже не в том, что я неважно ориентируюсь в вашем мире. Слава богу, немного приспособился. Проблема в том, что я уже успел здесь вляпаться! И если я появлюсь тут на улице… О, Боже! Сейчас вы меня еще и за преступника примите! Послушайте! Их было около десяти, пьяных, вооруженных битыми бутылками, и если бы я не оборонялся… Но, клянусь! Я не убил никого из этих ваших ублюдков! — в отчаянии выругался он.
— А ну-ка, скажи еще что-нибудь по-своему? — заинтересовался (если можно так сказать о человеке, и так заинтересованном до предела) Родион, а Дмитрий неожиданно выхватил из кармана складень-кнопочник. В мгновение ока Рэн оказался у стены, сорвал с подвески меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Зато не так больно где-то внутри. Мысли всякие, от которых было больно, все спутались в голове — перепутались, заблудились и сгинули. И вот она ни о чем не думает, идет бычок, качается.
Несет откуда-то мочой, блевотиной и хлоркой, маленькие Леркины ладошки шлепают по грязи, нанесенной за день десятками ног. Вот остановился рядом кто-то из соседок, и Лерка рассказывает, делится своей прекрасной трагедией: Игорек разбился на машине, и у нее с горя случился выкидыш, ну, конечно, когда он умирал у нее на руках и говорил о вечной своей любви, у нее от горя случился выкидыш. Соседка сочувственно кивает, ни капли не веря, помогает было Лерке доползти до следующего этажа, но тут у нее начинает на плите выкипать белье, и Лерка вновь одна штурмует ступеньки.
«Бедный мой! Бедный мой и единственный возлюбленный!»— хнычет Лерка, но жалеть-то есть причина лишь себя. Прошла уже неделя с того утра, когда возле входа в общагу остановилась представительная, хотя изрядно запыленная «волга», из недр ее появились трое солидных и мрачных мужчин, оказавшихся отцом, дядей и старшим братом Игорька. Мужики, справившись на вахте, без затруднения нашли Лерку и были с ней очень уважительны и ласковы. Они сдержанно порадовались внуку (Лерка вот уже пять недель была беременна), устало посетовали на непутевость младшего родственника (все трое — люди солидные: двое ментов, причем шишки какие-то, а третий — военный), в семье, как говорится, не без урода, узнали где отыскать блудного сына, ушедшего из дома, как оказалось полгода назад, и вскоре привезли его к ней, найдя где-то на рынке. «Ой, папа!»— удивился младший сын, будучи окружен, и взят под локотки, — «А я только сегодня хотел вам позвонить!». Папа прорычал что-то сквозь зубы, про «всесоюзный розыск»и «мать при смерти», купил пельмени, и вечер закончился мирно в обсуждении дальнейших планов на жизнь. Ночью Лерка и Лика не спали: караулили «волгу», чтобы никто не украл ее. А утром, пообещав через пару дней забрать ее к себе, ведь ребенку нужен отец и, вообще, нормальные условия для жизни, а здесь оставаться опасно — мало ли какие должки захотят предъявить Лерке Игоревы солнцекамские дружки, отец, брат и дядя увезли Игорька в Краснодар. Лерка неделю собирала вещи, но потом поняла, что неспроста не оставили ей ни адреса, ни телефона, и пошла на аборт. А теперь вот, напившись с подругами, которым вдохновенно наврала про автокатастрофу, поднимается она по лестнице на четвереньках и наступает грязными ладошками и коленками в ободранной лайкре на лужицы, оставленные собственными слезами, стекающими вместе с тушью по носу.
— Poor baby… — произнес кто-то над Леркиной головой и две большие руки с лианами натруженных сухожилий подняли ее высоко над ступеньками, Лерка попыталась сфокусировать взгляд и поняла, что допилась до негров. Точнее, до одного единственного негра.
ГЛАВА 25
— Зачем же дело стало, господин террорист? — сурово сдвинула брови Ася. — Солнцекамск — город маленький — за день обежать можно…
Рэн вскинул ультрамариновые глаза, полные безысходной тоски и мольбы, Ася потупилась: если бы не раскосость и цвет, глаза мальчишки очень были бы похожи на глаза ее мужа, какими они бывали в самые горькие минуты
Но, довольно, — решился Рэн, его и так похоже опять принимают за ненормального. Как все-таки не гибко сознание у людей из этого мира, у себя в Шансонтильи они довольно легко смирились с иномирностью Беаты.
— Я понимаю. Вы подозреваете, что я не вполне в своем уме. Что же, сейчас я скажу вам кое-что, что вызовет у вас еще большие подозрения. А если вы не откажете мне в душевном здоровье, то объявите проходимцем. Однако, что-то выдает мне в вас людей благородного душевного склада, а возможно и происхождения… — тут Рэн покосился на висевший на стене рядом с портретом какой-то юной леди, сочувственно глядящей на Рэна, полутораручник, — …Меч у вас, правда, какой-то странный… ну, ладно… По крайней мере, я не думаю, что, вздумай после своего рассказа или сейчас я уйти — вы станете меня удерживать силой, и вообще предпримите какие-то вредящие мне действия. Кстати, благодарю вас, господа, за помощь и за еду, простите, что так сдержанно… Волнуюсь, признаться…
«Что говорит! И говорит, как пишет,»— с веселой улыбкой переглянулись хозяева.
— … Мое имя — Рэндэлл О' Ди Мэй, эсквайер . Я не из этого мира, как и, подозреваю и надеюсь, те загадочные личности, что устраивают все эти анти-пиво-наркотические погромы. Очень уж по описанию напоминают они мне моих друзей: сэра Сандонато Сан-Эйро и его Друпикуса, и Шеза, и дядюшку Луи… Правда, те — духи, и я ничего не понимаю… Как я попал сюда — понятия не имею. Что я делаю здесь? Ищу свою невесту. Ну, по крайней мере, — тут паренек заметно смутился, — по крайней мере, я надеюсь, она не откажется стать моей невестой… Ее зовут Беатриче Гарвей, точнее здесь ее звали Катя. Катя Первакова. Она здесь неподалеку в интернате жила. Сирота. Так случилось, что она с помощью Белого Рыцаря Энтра попала в наш мир. Мы все подружились. У нас даже своя рок-группа была… есть…Есть. А потом она пропала. Вернулась сюда. Скорее всего… И вот я ищу ее.
— Оупс! — хлопнула себя по обтянутым джинсами коленкам Ася, — ха-ха! Господа писатели-фантасты! Вот тут-то мы и похохочем! Ну как вам такая байда?!!
Мужчины замерли в комически-глубокомысленных позах.
— Мню, — произнес наконец задумчиво Борис, томно поглядывая из-под полуопущенных ресниц. — Допустим.
— Ага, — подняла черные брови Ася (она была тоненькой, крашенной в платиновую блондинку, с татарскими скулами и выглядела очень юной, хотя скоро ей должно было стукнуть все тридцать). — Боречка, а еще что-нибудь умное? Ты же единственный математик, а значит — единственный здравомыслящий человек в компании биолога, незаконченного филолога и совсем уж законченной художницы. (Не люблю это слово!)
— Я говорю: допустим. И посмотрим, что дальше молодой человек скажет и чего он хочет.
Рэн взлохматил свою стриженную шевелюру:
— Самая большая проблема даже не в том, что я неважно ориентируюсь в вашем мире. Слава богу, немного приспособился. Проблема в том, что я уже успел здесь вляпаться! И если я появлюсь тут на улице… О, Боже! Сейчас вы меня еще и за преступника примите! Послушайте! Их было около десяти, пьяных, вооруженных битыми бутылками, и если бы я не оборонялся… Но, клянусь! Я не убил никого из этих ваших ублюдков! — в отчаянии выругался он.
— А ну-ка, скажи еще что-нибудь по-своему? — заинтересовался (если можно так сказать о человеке, и так заинтересованном до предела) Родион, а Дмитрий неожиданно выхватил из кармана складень-кнопочник. В мгновение ока Рэн оказался у стены, сорвал с подвески меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125