Ваша задача – найти яйцо Кощеева братца. По предварительным данным, оно в драконе.
Яромир снова удивился:
– А сам-то колдун, что, без… Илья немедленно ткнул его в бок.
– Потом объясню, – шепнул он, – ты слушай!
– Самого колдуна велено изловить и доставить. Теперь все ясно?
– Так точно! – гаркнули богатыри.
– Ну а коли ясно, пойдемте в бухгалтерию, командировочные оформим. Там ведь, в Европах, рубли не ходят, все больше гульдены и дублоны!
Мы гуляли, гой-еси,
Вдоль по матушке-Руси!
А теперь спешим в Европу,
Чтоб надрать Кощею…
– Уши! – громовым голосом гаркнул Святогор и сплюнул через левое плечо. – Только уши, господа, и ничего, кроме ушей!
Едва богатыри вышли за дверь, как в проеме между стеллажами открылась потайная ниша, и маленькая серая тень метнулась к столу. Увидев карту, тень удовлетворенно хмыкнула, затем скатала ее в рулон и на цыпочках вернулась обратно. Через секунду ниша закрылась, словно ее и не было. На пустом столе остался только красный карандаш, которым Святогор прочерчивал богатырский маршрут.
2.
Дормидонт, Великий князь Лодимерский, сидел на широком подоконнике в своей светлице и навершием царского жезла колол грецкие орехи. Время от времени он смотрел в окно и широко, со слезой, зевал. Терем выходил окнами на широкий княжеский пруд. Темная вода у противоположного берега заросла зеленой ряской. Над берегом склонились ивы, опустив тонкие ветви прямо в воду. На бревенчатом плоту какая-то баба полоскала белье. Она с оттяжкой била тяжелым вальком по широченным мужицким порткам и приговаривала:
– Вот тебе, змей подколодный! Вот тебе, пьяница! Вот тебе, охальник!
Удары были такие увесистые, что, если бы по щучьему велению в них неожиданно оказался тот самый охальник и пьяница, он мигом бы лишился всех своих мужских недостатков и вынес бы из этой битвы только одни достоинства.
Такое проявление чувств невольно заставило Дормидонта встрепенуться. Он даже перестал зевать. А когда на мостках появилась статная девица, так и вовсе затаил дыхание. Девица подошла к краю плота и оглянулась на княжеские окна. Дормидонт мгновенно слетел с подоконника, стукнулся лбом о бревно, присел, затаив дыхание. Тут ему пришло в голову, что царская корона может его выдать. Он стащил ее с головы и осторожно положил на пол.
Тем временем девица, убедившись, что никто ее не видит, стянула с себя сначала сарафан, затем рубаху и осталась в чем мать родила. Дормидонт так и замер. Из полураскрытого рта вывалился кусочек непрожеванного ореха. Девушка была страсть как хороша! Дормидонт глядел на нее, мечтая только об одном – чтобы она повернулась. Девица повернулась, подставляя солнцу все свои прелести, затем сладко потянулась и, подняв тучу брызг, бросилась в воду.
– Танька, засранка! Нашла место, где купаться! – взвыла баба. – Всю воду перебаламутила. Вот я тебя вальком-то!
Но девица не слышала, она уже была на середине пруда. Дормидонт сидел на полу, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Вот так красавица! Ну, прямо прынцесса из сказки! А моя-то корова, какова? Ни кожи, ни рожи, даром, что боярского рода! Да ладно – рожа! Ночью-то толком и не видно, какова она. Хоть бы огонечек в нутре был! А то ни соку, ни темперамента, и в самом деле – корова!
– Ваше величество, что с вами? – голос прозвучал так резко и неожиданно, что Дормидонт едва не скончался на месте:
– Ф-фу, Кощей! Когда-нибудь ты меня сделаешь дураком!
Великий канцлер тонко улыбнулся. На языке у него так и вертелось острое словцо, но вместо этого Кощей вежливо поклонился, прижав к груди костлявую ладонь:
– Ваше величество, вас невозможно сделать дураком!
– Это почему же? – обиженно засопел Дормидонт, сразу заподозрив в словах Кощея скрытую обиду.
– Вы, ваше величество, – светоч разума! А светоч погасить нельзя. Кстати, а что вы там такое увидели? – Кощей подошел к окну и некоторое время стоял неподвижно. Потом его лицо начало сереть, затем зеленеть, в какой-то момент на этой зелени появились багровые пятна. Великий канцлер не выдержал, судорожно подтянул штаны и забегал по комнате. Дормидонт с надеждой выглянул в окно, но коварная Танька уже натягивала сарафан.
– Безобразие! – бормотал канцлер. – Как можно в такой обстановке решать государственные дела? Сегодня же… нет, немедленно прикажу эту Таньку доставить ко мне! Я лично влеплю ей выговор!
– Я тоже хочу влепить ей выговор! – зарумянился Дормидонт.
– Вам нельзя, ваше величество! – быстро ответил Кощей. – Жена цезаря должна быть выше подозрений.
– О-ох! – напрягся Дормидонт.
– Тем более сам цезарь, – закончил свою мысль Кощей и перевел дух. Затем, подхватив обмякшего Дормидонта под руку, он повел его к двери: – Эмир кумарский приглашает вас к себе на посиделки. Он покажет вам танец живота!
– Тьфу на него! – обозлился Дормидонт. – Это что, новое похабство? Да мне и на рожу-то его смотреть противно, а ты говоришь – танец живота!
– Вы меня не так поняли! – осклабился Кощей. – Танец будут исполнять лучшие рабыни бухарского варьете!
– А-а-а, значит, не эмир? – оживился Дормидонт. – Ну, это другое дело. Только бы матушка-царица не узнала, а то снова визгу будет…
Сопровождаемый великим канцлером, Дормидонт вышел за дверь. В открытое окно влетал свежий ветер. Он нес с собой запахи цветущего луга, щебет птиц, нестройный гомон большого города. И вдруг все словно бы стихло: замерли цветы, замолчали птицы. Тяжелая угловатая тень надвинулась на окно. Через секунду в комнате стояло странное существо в монашеском балахоне с надвинутым на лицо капюшоном. Оглядевшись, незнакомец увидел лежащую на полу корону. Рядом валялся царский жезл. Незнакомец издал какой-то странный горловой звук и бережно поднял с пола символы государственной власти.
– Дормидонтушка, ты где, у себя, что ли? – послышался за дверью женский голос. – Ку-ку! Что ты делаешь, солнышко?
Незнакомец на мгновение замер, затем метнулся к окну и словно растворился в воздухе. Дверь в комнату открылась. На пороге стояла царица. Ее лицо с сахарной улыбкой окаменело. Улыбка сменилась гримасой капризного недовольства.
– Опять ушел, идол окаянный! Ох, и тяжко мне, затворнице, ох, и ску-учно! – царица залилась слезами и побежала к себе, на женскую половину.
3.
Богатыри вышли от Святогора одновременно ублаготворенные и озабоченные. Яромир оглянулся на резную табличку «ШТАБ ДРУЖИНЫ» и сладко вздохнул:
– Никогда у меня столько денег не было!
– Это же командировочные, чудило! – хмыкнул Добрыня Никитич. – С ними надо поэкономней быть. А то просадишь в один раз, и запевай!
– А что запевать-то? – поинтересовался Яромир. – Я могу! Может, камаринскую?
– Да хоть «Хорст Вессель»! Вот окажешься без денег в Биварии, тогда и запоешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Яромир снова удивился:
– А сам-то колдун, что, без… Илья немедленно ткнул его в бок.
– Потом объясню, – шепнул он, – ты слушай!
– Самого колдуна велено изловить и доставить. Теперь все ясно?
– Так точно! – гаркнули богатыри.
– Ну а коли ясно, пойдемте в бухгалтерию, командировочные оформим. Там ведь, в Европах, рубли не ходят, все больше гульдены и дублоны!
Мы гуляли, гой-еси,
Вдоль по матушке-Руси!
А теперь спешим в Европу,
Чтоб надрать Кощею…
– Уши! – громовым голосом гаркнул Святогор и сплюнул через левое плечо. – Только уши, господа, и ничего, кроме ушей!
Едва богатыри вышли за дверь, как в проеме между стеллажами открылась потайная ниша, и маленькая серая тень метнулась к столу. Увидев карту, тень удовлетворенно хмыкнула, затем скатала ее в рулон и на цыпочках вернулась обратно. Через секунду ниша закрылась, словно ее и не было. На пустом столе остался только красный карандаш, которым Святогор прочерчивал богатырский маршрут.
2.
Дормидонт, Великий князь Лодимерский, сидел на широком подоконнике в своей светлице и навершием царского жезла колол грецкие орехи. Время от времени он смотрел в окно и широко, со слезой, зевал. Терем выходил окнами на широкий княжеский пруд. Темная вода у противоположного берега заросла зеленой ряской. Над берегом склонились ивы, опустив тонкие ветви прямо в воду. На бревенчатом плоту какая-то баба полоскала белье. Она с оттяжкой била тяжелым вальком по широченным мужицким порткам и приговаривала:
– Вот тебе, змей подколодный! Вот тебе, пьяница! Вот тебе, охальник!
Удары были такие увесистые, что, если бы по щучьему велению в них неожиданно оказался тот самый охальник и пьяница, он мигом бы лишился всех своих мужских недостатков и вынес бы из этой битвы только одни достоинства.
Такое проявление чувств невольно заставило Дормидонта встрепенуться. Он даже перестал зевать. А когда на мостках появилась статная девица, так и вовсе затаил дыхание. Девица подошла к краю плота и оглянулась на княжеские окна. Дормидонт мгновенно слетел с подоконника, стукнулся лбом о бревно, присел, затаив дыхание. Тут ему пришло в голову, что царская корона может его выдать. Он стащил ее с головы и осторожно положил на пол.
Тем временем девица, убедившись, что никто ее не видит, стянула с себя сначала сарафан, затем рубаху и осталась в чем мать родила. Дормидонт так и замер. Из полураскрытого рта вывалился кусочек непрожеванного ореха. Девушка была страсть как хороша! Дормидонт глядел на нее, мечтая только об одном – чтобы она повернулась. Девица повернулась, подставляя солнцу все свои прелести, затем сладко потянулась и, подняв тучу брызг, бросилась в воду.
– Танька, засранка! Нашла место, где купаться! – взвыла баба. – Всю воду перебаламутила. Вот я тебя вальком-то!
Но девица не слышала, она уже была на середине пруда. Дормидонт сидел на полу, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Вот так красавица! Ну, прямо прынцесса из сказки! А моя-то корова, какова? Ни кожи, ни рожи, даром, что боярского рода! Да ладно – рожа! Ночью-то толком и не видно, какова она. Хоть бы огонечек в нутре был! А то ни соку, ни темперамента, и в самом деле – корова!
– Ваше величество, что с вами? – голос прозвучал так резко и неожиданно, что Дормидонт едва не скончался на месте:
– Ф-фу, Кощей! Когда-нибудь ты меня сделаешь дураком!
Великий канцлер тонко улыбнулся. На языке у него так и вертелось острое словцо, но вместо этого Кощей вежливо поклонился, прижав к груди костлявую ладонь:
– Ваше величество, вас невозможно сделать дураком!
– Это почему же? – обиженно засопел Дормидонт, сразу заподозрив в словах Кощея скрытую обиду.
– Вы, ваше величество, – светоч разума! А светоч погасить нельзя. Кстати, а что вы там такое увидели? – Кощей подошел к окну и некоторое время стоял неподвижно. Потом его лицо начало сереть, затем зеленеть, в какой-то момент на этой зелени появились багровые пятна. Великий канцлер не выдержал, судорожно подтянул штаны и забегал по комнате. Дормидонт с надеждой выглянул в окно, но коварная Танька уже натягивала сарафан.
– Безобразие! – бормотал канцлер. – Как можно в такой обстановке решать государственные дела? Сегодня же… нет, немедленно прикажу эту Таньку доставить ко мне! Я лично влеплю ей выговор!
– Я тоже хочу влепить ей выговор! – зарумянился Дормидонт.
– Вам нельзя, ваше величество! – быстро ответил Кощей. – Жена цезаря должна быть выше подозрений.
– О-ох! – напрягся Дормидонт.
– Тем более сам цезарь, – закончил свою мысль Кощей и перевел дух. Затем, подхватив обмякшего Дормидонта под руку, он повел его к двери: – Эмир кумарский приглашает вас к себе на посиделки. Он покажет вам танец живота!
– Тьфу на него! – обозлился Дормидонт. – Это что, новое похабство? Да мне и на рожу-то его смотреть противно, а ты говоришь – танец живота!
– Вы меня не так поняли! – осклабился Кощей. – Танец будут исполнять лучшие рабыни бухарского варьете!
– А-а-а, значит, не эмир? – оживился Дормидонт. – Ну, это другое дело. Только бы матушка-царица не узнала, а то снова визгу будет…
Сопровождаемый великим канцлером, Дормидонт вышел за дверь. В открытое окно влетал свежий ветер. Он нес с собой запахи цветущего луга, щебет птиц, нестройный гомон большого города. И вдруг все словно бы стихло: замерли цветы, замолчали птицы. Тяжелая угловатая тень надвинулась на окно. Через секунду в комнате стояло странное существо в монашеском балахоне с надвинутым на лицо капюшоном. Оглядевшись, незнакомец увидел лежащую на полу корону. Рядом валялся царский жезл. Незнакомец издал какой-то странный горловой звук и бережно поднял с пола символы государственной власти.
– Дормидонтушка, ты где, у себя, что ли? – послышался за дверью женский голос. – Ку-ку! Что ты делаешь, солнышко?
Незнакомец на мгновение замер, затем метнулся к окну и словно растворился в воздухе. Дверь в комнату открылась. На пороге стояла царица. Ее лицо с сахарной улыбкой окаменело. Улыбка сменилась гримасой капризного недовольства.
– Опять ушел, идол окаянный! Ох, и тяжко мне, затворнице, ох, и ску-учно! – царица залилась слезами и побежала к себе, на женскую половину.
3.
Богатыри вышли от Святогора одновременно ублаготворенные и озабоченные. Яромир оглянулся на резную табличку «ШТАБ ДРУЖИНЫ» и сладко вздохнул:
– Никогда у меня столько денег не было!
– Это же командировочные, чудило! – хмыкнул Добрыня Никитич. – С ними надо поэкономней быть. А то просадишь в один раз, и запевай!
– А что запевать-то? – поинтересовался Яромир. – Я могу! Может, камаринскую?
– Да хоть «Хорст Вессель»! Вот окажешься без денег в Биварии, тогда и запоешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75