Или, как его называли курсанты, БМД – боевая машина дневального: внушительное сооружение, состоящее из груженого гирями ящика со щетками в нижней части и торчащей, словно ствол гаубицы, рукояткой. Уникальный тренажер для развития бицепсов, трицепсов, брюшного пресса и широчайших мышц спины, черт бы его побрал.
Кайф! Теперь до пяти утра можно конспекты спокойно поштудировать. Или – фиг с ними, лучше Тайке письмо написать… Мишка уже собрался направиться за сумкой с тетрадями, как вдруг из темноты кубрика белесым привидением выплыл Ауриньш.
Шлепая разнокалиберными кирзовыми тапками на одну ногу, лунатической походкой Маргус приблизился к Алексееву. Узкими ладонями он обхватил себя за плечи, словно его знобило. Немигающими глазами он глядел куда-то сквозь.
– Что, Марик, не спится? – улыбнулся ему Алексеев/ – Весна покоя не дает?
– Миша, – глухо пробормотал Маргус, – мне как-то нехорошо…
– Что такое? – встревожился Мишка. – Барахлит чего? Зампотеха твоего вызвать?
– Нет, ничего не барахлит. Но я не могу находиться здесь, Миша. Я хочу видеть её.
– Кого – «её»? – опешил Алексеев.
– Лилю. Я её не проводил. Я хочу знать, как она добралась.
Оба-на. Вот так. Отпустили ребенка погулять, называется.
– Миша, я пойду, – голос Маргуса отвердел. – Где находится общежитие радиоинститута?
– Э, ты что – совсем больной? Нельзя в самоходы ходить – не знаешь, что ли?
– Я знаю. Но вы же ходите?
– Сравнил! То – мы. А ты влетишь в шесть секунд.
– Куда влечу?
– Куда-куда. На кудыкину гору. Все, Марик, вали спать, завтра разберемся, позвоним ей… – Мишка незаметно начал подталкивать Маргуса в сторону кубрика.
– Миша, пусти, – и Алексеев еле удержался на ногах, отодвинутый в сторону дланью киборга.
– Ладно, стой! – Мишка принял решение. – Черт с тобой, Ромео недоделанный. Только не дергайся, надо все по уму делать.
– Как это?
– Пошли, – Мишка деловито мотнул головой. – Сними с вешалки пару шинелей и тащи к своей койке.
Маргус без звука повиновался – уловил в Мишкиных словах конструктивное решение проблемы.
– Тельник снимай, – по-хозяйски скомандовал Мишка. – «Зачем-зачем»! Я что ли свой отдавать должен?
Ловкими, отработанными движениями Мишка свернул из шинели тугой кокон и натянул на него тельняшку. Уложил это сооружение на койку Маргуса, искусно прикрыл одеялом – так, чтобы был виден только полосатый край.
– Так, это будет спина… А это – будут ноги, – он аккуратно подсунул под одеяло вторую шинель, предварительно свернув ее длинным жгутом и перегнув пополам, словно скатку.
– Зачем это? – удивился Маргус.
– Затем! Дежурный припрется, начнет по головам толпу считать, а твоя койка пустая. Соображать надо!
Он полюбовался делом своих рук.
– Говорят, за бугром делают таких надувных баб, для этого самого дела, – изобразил он руками. – Вот бы нам такую! Подстригли бы ее под «бокс», нарядили бы в тельник, и – на свое место. А сам – в самоход. А то каждый раз так с шинелями мудохаться – надоело уже… Так, ладно. Форму не трожь – пусть лежит, как лежала, спортивку надевай. Готов? Пошли…
Бесшумными ужами скользнули за дверь, неслышно ссыпались по лестнице – нет, не зря этими скрытными-бесшумными передвижениями столько времени парили, не зря!
– Хоть бы рассказал, что за девчонка, – попенял Мишка Маргусу, перелезая через забор. – Как познакомились-то?
Не таясь, Маргус поведал Мишке свою лав стори. Коротко, разумеется.
– Поня-атно, – протянул Мишка. – Видать, этот самый пузырь в твоей черепушке чего-то перемкнул. Да и фиг с ним – все равно когда-то начинать надо, верно?
Короткий марш-бросок по ночному городу – сущий пустяк для тренированных парней. Однако когда они подбегали к общежитию, Мишка вдруг начал нервничать.
– Блин, Марик, мне надо срочно назад, – признался он. – Сейчас дежурный припрется, а меня нет. Залет будет!
– Ничего, Миша, спасибо! Дальше я сам.
– Да какое «сам»! Ты ж тут не знаешь ни фига… Оп-па! Вот это везуха! Рамон! – обрадованно возопил вдруг Мишка.
– Салуд! – послышался в ответ негромкий голос, и в темноте ярко сверкнула белозубая улыбка. – Привьет, Миша!
Из-за толстого тополя вынырнула атлетическая фигура молодого негра в белой футболке.
– Здоров, Рамон! – Мишка торопился. – Короче, мне бежать надо, а пацан одну девчонку здесь ищет. Поможешь?
– Конечно, компаньеро! – обрадовался Рамон. – Как нефиг делать!
– Ну все, я погнал тогда. Рамон, это Маргус, из моего взвода. Маргус, это Рамон, он кубинец, со спецотделения. В полшестого – кровь из жопы, но чтобы был в казарме, ясно?
– Буду, Миша!
– Все, удачи! – и Мишка рванул назад, с ходу взяв спринтерский темп.
– Рамон Сикейрос, – протянул кубинец розовую ладонь.
– Маргус Ауриньш, – рукопожатие было крепким и деловитым.
– Не знаешь, где твоя девушка живет?
Маргус покачал головой.
– Ничего, я у Марины узнаю. Только сначала нужно, чтобы она меня пустила, мы немножко ссорились. Ладно, я знаю, что она любит, – и кубинец принялся ловко карабкаться по стволу тополя.
На втором этаже распахнулось окно – прямо напротив Рамона.
– Ой, какая симпатичная обезьянка лезет! – послышался пьяненький девичий голосок.
– Блин, не смешите меня, – послышался из ветвей сердитый голос Рамона. – А то я звезданусь нафиг!
Он вскарабкался в могучую развилку напротив окон третьего этажа. Пару раз глубоко вздохнул и вдруг запел – негромко, легко, нежно. Невесомым облаком полетела к пушистым звездам старая кубинская песня о белой голубке, о любви и тоске молодого моряка.
… – Уна палома бланка… – чисто и светло выводил кубинец, откинувшись на ствол старого тополя, а луна затапливала все вокруг серебристым дымом, пахнущим черемухой, и – бог ты мой! – сколько девичьих сердец в ту минуту забилось, готовые открыться навстречу этой дивной серенаде! И неизвестная Марина, кажется, тоже поняла это.
– Чего распелся! – донесся сердитый шепот из распахнувшегося окна. – Комендантшу разбудишь, она тебе покажет серенаду! Лезь быстрее.
Рамон молодым гиббоном скакнул в окно. Теперь следовало набраться терпения и подождать. Однако понятие «терпение» было для Маргуса категорией абстрактной – особенно когда появляется моментально созревший план.
И через мгновение под окнами зазвучала новая серенада:
Vor der Kaserne vor dem grossen Tor
Stand eine Laterne, und steht sie noch davor,
So wolln wir uns da wiedersehn,
Bei der Laterne wolln wir stehn
Wie einst, Lili Marleen…
Вот кто сказал, что немецкий язык существует только для военных команд и маршей? Наплюйте этому дураку в глаза – если бы это было так, то не было бы ни Гете, ни Шиллера.
Unsre beiden Schatten sahn wie einer aus;
Dass wir so lieb uns hatten, das sah man gleich daraus.
Und alle Leute solln es sehn,
Wenn wir bei der Laterne stehn
Wie einst, Lili Marleen…
– пел под окнами чистый юный голос, и кто бы только знал, что творилось в ту ночь в сердцах бедных студенток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Кайф! Теперь до пяти утра можно конспекты спокойно поштудировать. Или – фиг с ними, лучше Тайке письмо написать… Мишка уже собрался направиться за сумкой с тетрадями, как вдруг из темноты кубрика белесым привидением выплыл Ауриньш.
Шлепая разнокалиберными кирзовыми тапками на одну ногу, лунатической походкой Маргус приблизился к Алексееву. Узкими ладонями он обхватил себя за плечи, словно его знобило. Немигающими глазами он глядел куда-то сквозь.
– Что, Марик, не спится? – улыбнулся ему Алексеев/ – Весна покоя не дает?
– Миша, – глухо пробормотал Маргус, – мне как-то нехорошо…
– Что такое? – встревожился Мишка. – Барахлит чего? Зампотеха твоего вызвать?
– Нет, ничего не барахлит. Но я не могу находиться здесь, Миша. Я хочу видеть её.
– Кого – «её»? – опешил Алексеев.
– Лилю. Я её не проводил. Я хочу знать, как она добралась.
Оба-на. Вот так. Отпустили ребенка погулять, называется.
– Миша, я пойду, – голос Маргуса отвердел. – Где находится общежитие радиоинститута?
– Э, ты что – совсем больной? Нельзя в самоходы ходить – не знаешь, что ли?
– Я знаю. Но вы же ходите?
– Сравнил! То – мы. А ты влетишь в шесть секунд.
– Куда влечу?
– Куда-куда. На кудыкину гору. Все, Марик, вали спать, завтра разберемся, позвоним ей… – Мишка незаметно начал подталкивать Маргуса в сторону кубрика.
– Миша, пусти, – и Алексеев еле удержался на ногах, отодвинутый в сторону дланью киборга.
– Ладно, стой! – Мишка принял решение. – Черт с тобой, Ромео недоделанный. Только не дергайся, надо все по уму делать.
– Как это?
– Пошли, – Мишка деловито мотнул головой. – Сними с вешалки пару шинелей и тащи к своей койке.
Маргус без звука повиновался – уловил в Мишкиных словах конструктивное решение проблемы.
– Тельник снимай, – по-хозяйски скомандовал Мишка. – «Зачем-зачем»! Я что ли свой отдавать должен?
Ловкими, отработанными движениями Мишка свернул из шинели тугой кокон и натянул на него тельняшку. Уложил это сооружение на койку Маргуса, искусно прикрыл одеялом – так, чтобы был виден только полосатый край.
– Так, это будет спина… А это – будут ноги, – он аккуратно подсунул под одеяло вторую шинель, предварительно свернув ее длинным жгутом и перегнув пополам, словно скатку.
– Зачем это? – удивился Маргус.
– Затем! Дежурный припрется, начнет по головам толпу считать, а твоя койка пустая. Соображать надо!
Он полюбовался делом своих рук.
– Говорят, за бугром делают таких надувных баб, для этого самого дела, – изобразил он руками. – Вот бы нам такую! Подстригли бы ее под «бокс», нарядили бы в тельник, и – на свое место. А сам – в самоход. А то каждый раз так с шинелями мудохаться – надоело уже… Так, ладно. Форму не трожь – пусть лежит, как лежала, спортивку надевай. Готов? Пошли…
Бесшумными ужами скользнули за дверь, неслышно ссыпались по лестнице – нет, не зря этими скрытными-бесшумными передвижениями столько времени парили, не зря!
– Хоть бы рассказал, что за девчонка, – попенял Мишка Маргусу, перелезая через забор. – Как познакомились-то?
Не таясь, Маргус поведал Мишке свою лав стори. Коротко, разумеется.
– Поня-атно, – протянул Мишка. – Видать, этот самый пузырь в твоей черепушке чего-то перемкнул. Да и фиг с ним – все равно когда-то начинать надо, верно?
Короткий марш-бросок по ночному городу – сущий пустяк для тренированных парней. Однако когда они подбегали к общежитию, Мишка вдруг начал нервничать.
– Блин, Марик, мне надо срочно назад, – признался он. – Сейчас дежурный припрется, а меня нет. Залет будет!
– Ничего, Миша, спасибо! Дальше я сам.
– Да какое «сам»! Ты ж тут не знаешь ни фига… Оп-па! Вот это везуха! Рамон! – обрадованно возопил вдруг Мишка.
– Салуд! – послышался в ответ негромкий голос, и в темноте ярко сверкнула белозубая улыбка. – Привьет, Миша!
Из-за толстого тополя вынырнула атлетическая фигура молодого негра в белой футболке.
– Здоров, Рамон! – Мишка торопился. – Короче, мне бежать надо, а пацан одну девчонку здесь ищет. Поможешь?
– Конечно, компаньеро! – обрадовался Рамон. – Как нефиг делать!
– Ну все, я погнал тогда. Рамон, это Маргус, из моего взвода. Маргус, это Рамон, он кубинец, со спецотделения. В полшестого – кровь из жопы, но чтобы был в казарме, ясно?
– Буду, Миша!
– Все, удачи! – и Мишка рванул назад, с ходу взяв спринтерский темп.
– Рамон Сикейрос, – протянул кубинец розовую ладонь.
– Маргус Ауриньш, – рукопожатие было крепким и деловитым.
– Не знаешь, где твоя девушка живет?
Маргус покачал головой.
– Ничего, я у Марины узнаю. Только сначала нужно, чтобы она меня пустила, мы немножко ссорились. Ладно, я знаю, что она любит, – и кубинец принялся ловко карабкаться по стволу тополя.
На втором этаже распахнулось окно – прямо напротив Рамона.
– Ой, какая симпатичная обезьянка лезет! – послышался пьяненький девичий голосок.
– Блин, не смешите меня, – послышался из ветвей сердитый голос Рамона. – А то я звезданусь нафиг!
Он вскарабкался в могучую развилку напротив окон третьего этажа. Пару раз глубоко вздохнул и вдруг запел – негромко, легко, нежно. Невесомым облаком полетела к пушистым звездам старая кубинская песня о белой голубке, о любви и тоске молодого моряка.
… – Уна палома бланка… – чисто и светло выводил кубинец, откинувшись на ствол старого тополя, а луна затапливала все вокруг серебристым дымом, пахнущим черемухой, и – бог ты мой! – сколько девичьих сердец в ту минуту забилось, готовые открыться навстречу этой дивной серенаде! И неизвестная Марина, кажется, тоже поняла это.
– Чего распелся! – донесся сердитый шепот из распахнувшегося окна. – Комендантшу разбудишь, она тебе покажет серенаду! Лезь быстрее.
Рамон молодым гиббоном скакнул в окно. Теперь следовало набраться терпения и подождать. Однако понятие «терпение» было для Маргуса категорией абстрактной – особенно когда появляется моментально созревший план.
И через мгновение под окнами зазвучала новая серенада:
Vor der Kaserne vor dem grossen Tor
Stand eine Laterne, und steht sie noch davor,
So wolln wir uns da wiedersehn,
Bei der Laterne wolln wir stehn
Wie einst, Lili Marleen…
Вот кто сказал, что немецкий язык существует только для военных команд и маршей? Наплюйте этому дураку в глаза – если бы это было так, то не было бы ни Гете, ни Шиллера.
Unsre beiden Schatten sahn wie einer aus;
Dass wir so lieb uns hatten, das sah man gleich daraus.
Und alle Leute solln es sehn,
Wenn wir bei der Laterne stehn
Wie einst, Lili Marleen…
– пел под окнами чистый юный голос, и кто бы только знал, что творилось в ту ночь в сердцах бедных студенток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33