На воссоединение.
Не получится у него, с содроганием осознал Серега. Ничего не получится, потому что, сколько бы он ни сек эту вязкую грязь, она будет прирастать на свое место снова и снова. Рано или поздно (причем сто против одного, что скорее рано, чем поздно) он выдохнется, сил не будет даже на то, чтобы поднять меч, и вот тогда… Кстати, а что тогда? Помнится, леди Клотильда обещала, что “мстители за барона” всего-навсего вернут их в руки баронского правосудия. Всего-навсего…
Он отбросил от себя все эти мысли – лучше от них не становилось, а вот колени и руки явно начинали дрожать, да и сердчишко тряслось в груди, как пригретый за пазухой у волка заяц. И начал по одному срубать головы, все отчетливее и отчетливее вылепляющиеся на фоне маслянисто поблескивающей черноты. Срубал, с усилием протаскивая лезвие меча через сопротивляющуюся вязкую субстанцию, пинком ноги отправлял отсеченные комки подальше в воду, стараясь не задевать при этом оборотня, доплывшего наконец до коридорного проема и с мечтательным видом вылезавшего на берег, то есть на камни коридорного пола. На фоне воплей, которые издавала черная масса, слышался его голос, довольно звучный, густо приправленный менторскими назидательными интонациями и отдающийся в сводах потолка гулким эхом:
– Несомненно, единственным злодеянием, свершенным и могущим быть предъявленным им в вину, является изнасилование… Уложение королевских законов трактует это всего лишь как грех прелюбодеяния и посему предает грешников в руки Священной комиссии, каковая карает их наложением месячного воздержания от женщин и вина, а также штрафом в четверть чаури…
Рука, державшая меч, уже начинала уставать. Мелкие судороги боли катились по запястью, заставляя дрожать сжатую на рукояти меча кисть. Вместе с ней мелко подрагивал и меч. Мышцы плеча и локтя надсадно ныли, оповещая о приближении момента, когда любое усилие станет для них просто невозможным. Он рубил массу, благодаря Бога хотя бы за то, что масса и не думала активно сопротивляться. Впрочем, возможно, вся ее активность была еще только впереди, ибо неизвестно, что будет, когда у него не останется сил даже на один-единственный замах. Тогда все, на что его хватит, – это стоять и смотреть на преображение массы в человекообразные фигуры. Которые, надо полагать, любовью к нему не воспылают…
– Это совершенно смехотворное наказание, – высказался сбоку оборотень. – Даже за кражу карают жестче… я уж не говорю про кражу имущества у своего сеньора… Сэр Сериога! А как бы вы сами наказали насильников? В конце концов вы нынешний герцог Де Лабри, а перед вами как-никак – бывшие подданные герцогов Де Лабри…
– Отре… Отрезал бы! – сердито огрызнулось задыхающееся “в труде и бою” его сиятельство Де Лабри. – Орудие… По самое по это… Под ноль!
– Страшная кара! – с непритворным ужасом в голосе воскликнул оборотень. – Но – такова ваша герцогская воля! Приступайте же, сэр Сериога.
Сэр Сериога, впавший уже в некоторое умственное отупение, все же нашел силы на удивление:
– К чему?!
– К каре, – на полном серьезе возвестил оборотень, – к справедливому отмщению то есть… Ваш приговор вами объявлен. Извольте же его привести, так сказать, в исполнение.
– Слушайте, но я-то тут при чем? К тому ж… Чтобы… – он, задыхаясь, сопровождал каждое новое слово новым ударом меча – уже совсем не таким, как раньше, не молодецким, ослабленным, но все же ударом, – сделать то… что я… надо дать… дать им стать людьми!
– Ну и дайте, – заумным тоном посоветовал ему оборотень, – сейчас – вам все равно их не победить. А так у вас будет хоть какой-то шанс. В том случае, если наш творец… а может, и души тех самых двух погибших из-за них посчитают ЭТО достаточной карой…
Серега опустил меч и, тяжело дыша, прислонился к стене коридора дрожащей спиной. В рассуждениях оборотня вполне могло быть рациональное зерно, к тому же он уже выдохся. А так, по крайней мере, у него будет передышка – перед тем, что вполне может стать (да скорее всего и станет, чего уж там греха таить!) его мучительным и страшным концом. Он прислушался – вопли барона давно смолкли, слушает, паскуда, превозмогая боль, кто же здесь победит…
Кучи черной мерзости перед ним хватило ровно на пять человек.
Именно человек. Отчетливо можно было различить морщинки на лицах, пряди волос, узловатые вены на здоровенных руках… Просто все это было антрацитово-черным и выполнено из той самой массы. И посему эти пятеро, в сущности, напоминали скорее не живых людей, а отлитые из черной пластиково-резиновой массы людские копии. Индивидуальные копии…
Серега, успевший выровнять дыхание, отлепился от стены и поднял меч. Косо срубил голову первому тому, кто стоял ближе всех прочих. Привычным движением ноги отбросил голову в воду. Прижал гарду меча к животу и, налегая всем телом, под оглушительный визг безголового тела высверлил довольно внушительную скважину на месте гениталий. Брезгливо подхватил вязкий ком и затем, подумав секунду, запустил им в глубь затемненного коридора. Ухо уловило далекий влажный шлепок, а нож в правой руке в это время уже врезался в живот следующего…
Странно, но комки, отрезанные им на этот раз, обратно уже не возвращались.
“Загадочная вещь – местные сказания и легенды”, – лихорадочно размышлял он, перепиливая ножом руку одной из тварей, крепко державшую его в этот момент за горло. От недостатка воздуха голова уже кружилась, и перед глазами с бешеной скоростью вертелись сияющие звездочки… но тут нож наконец дошел до конца, и он рыбкой протиснулся в щель меж двух концов разрезанной пополам конечности. Другая тварь – та, что слева, оглушительно взвыла и, выставив руки вперед, попыталась выдавить ему глаза. Он терпел, уворачивался, отчекрыживая тем временем уже следующую паховую область. Итак, загадочная вещь, крутилось в его голове. Два кома, которые он успел послать во тьму коридора, назад не вернулись. Должно ли это принять как знак, что у него хоть что-то да получается? Он допилил перешеек, соединявший отрезаемый им кусок от туловища, крутясь в цепких объятиях, которыми вновь обхватили его твари, вскинул руку с отвоеванным куском над головой. Для того чтобы бросить, у него уже не было пространства для замаха. И тут он увидел оборотня, с видом праздного наблюдателя стоявшего у стены в отдалении. Даже ручки на груди беззаботно сложил, мерзавец…
– Лови! – заорал Серега. И получил в ответ возмущенный до глубины души взгляд – мол, чего ты, не видишь – я же смотрю! – Бросай подальше в коридор! Ну! А то погибну здесь, и будете искать нового дурня для своего Предначертания!
Оборотень, содрогнувшись всем телом (а это еще почему – неужто дурней на свете так мало осталось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Не получится у него, с содроганием осознал Серега. Ничего не получится, потому что, сколько бы он ни сек эту вязкую грязь, она будет прирастать на свое место снова и снова. Рано или поздно (причем сто против одного, что скорее рано, чем поздно) он выдохнется, сил не будет даже на то, чтобы поднять меч, и вот тогда… Кстати, а что тогда? Помнится, леди Клотильда обещала, что “мстители за барона” всего-навсего вернут их в руки баронского правосудия. Всего-навсего…
Он отбросил от себя все эти мысли – лучше от них не становилось, а вот колени и руки явно начинали дрожать, да и сердчишко тряслось в груди, как пригретый за пазухой у волка заяц. И начал по одному срубать головы, все отчетливее и отчетливее вылепляющиеся на фоне маслянисто поблескивающей черноты. Срубал, с усилием протаскивая лезвие меча через сопротивляющуюся вязкую субстанцию, пинком ноги отправлял отсеченные комки подальше в воду, стараясь не задевать при этом оборотня, доплывшего наконец до коридорного проема и с мечтательным видом вылезавшего на берег, то есть на камни коридорного пола. На фоне воплей, которые издавала черная масса, слышался его голос, довольно звучный, густо приправленный менторскими назидательными интонациями и отдающийся в сводах потолка гулким эхом:
– Несомненно, единственным злодеянием, свершенным и могущим быть предъявленным им в вину, является изнасилование… Уложение королевских законов трактует это всего лишь как грех прелюбодеяния и посему предает грешников в руки Священной комиссии, каковая карает их наложением месячного воздержания от женщин и вина, а также штрафом в четверть чаури…
Рука, державшая меч, уже начинала уставать. Мелкие судороги боли катились по запястью, заставляя дрожать сжатую на рукояти меча кисть. Вместе с ней мелко подрагивал и меч. Мышцы плеча и локтя надсадно ныли, оповещая о приближении момента, когда любое усилие станет для них просто невозможным. Он рубил массу, благодаря Бога хотя бы за то, что масса и не думала активно сопротивляться. Впрочем, возможно, вся ее активность была еще только впереди, ибо неизвестно, что будет, когда у него не останется сил даже на один-единственный замах. Тогда все, на что его хватит, – это стоять и смотреть на преображение массы в человекообразные фигуры. Которые, надо полагать, любовью к нему не воспылают…
– Это совершенно смехотворное наказание, – высказался сбоку оборотень. – Даже за кражу карают жестче… я уж не говорю про кражу имущества у своего сеньора… Сэр Сериога! А как бы вы сами наказали насильников? В конце концов вы нынешний герцог Де Лабри, а перед вами как-никак – бывшие подданные герцогов Де Лабри…
– Отре… Отрезал бы! – сердито огрызнулось задыхающееся “в труде и бою” его сиятельство Де Лабри. – Орудие… По самое по это… Под ноль!
– Страшная кара! – с непритворным ужасом в голосе воскликнул оборотень. – Но – такова ваша герцогская воля! Приступайте же, сэр Сериога.
Сэр Сериога, впавший уже в некоторое умственное отупение, все же нашел силы на удивление:
– К чему?!
– К каре, – на полном серьезе возвестил оборотень, – к справедливому отмщению то есть… Ваш приговор вами объявлен. Извольте же его привести, так сказать, в исполнение.
– Слушайте, но я-то тут при чем? К тому ж… Чтобы… – он, задыхаясь, сопровождал каждое новое слово новым ударом меча – уже совсем не таким, как раньше, не молодецким, ослабленным, но все же ударом, – сделать то… что я… надо дать… дать им стать людьми!
– Ну и дайте, – заумным тоном посоветовал ему оборотень, – сейчас – вам все равно их не победить. А так у вас будет хоть какой-то шанс. В том случае, если наш творец… а может, и души тех самых двух погибших из-за них посчитают ЭТО достаточной карой…
Серега опустил меч и, тяжело дыша, прислонился к стене коридора дрожащей спиной. В рассуждениях оборотня вполне могло быть рациональное зерно, к тому же он уже выдохся. А так, по крайней мере, у него будет передышка – перед тем, что вполне может стать (да скорее всего и станет, чего уж там греха таить!) его мучительным и страшным концом. Он прислушался – вопли барона давно смолкли, слушает, паскуда, превозмогая боль, кто же здесь победит…
Кучи черной мерзости перед ним хватило ровно на пять человек.
Именно человек. Отчетливо можно было различить морщинки на лицах, пряди волос, узловатые вены на здоровенных руках… Просто все это было антрацитово-черным и выполнено из той самой массы. И посему эти пятеро, в сущности, напоминали скорее не живых людей, а отлитые из черной пластиково-резиновой массы людские копии. Индивидуальные копии…
Серега, успевший выровнять дыхание, отлепился от стены и поднял меч. Косо срубил голову первому тому, кто стоял ближе всех прочих. Привычным движением ноги отбросил голову в воду. Прижал гарду меча к животу и, налегая всем телом, под оглушительный визг безголового тела высверлил довольно внушительную скважину на месте гениталий. Брезгливо подхватил вязкий ком и затем, подумав секунду, запустил им в глубь затемненного коридора. Ухо уловило далекий влажный шлепок, а нож в правой руке в это время уже врезался в живот следующего…
Странно, но комки, отрезанные им на этот раз, обратно уже не возвращались.
“Загадочная вещь – местные сказания и легенды”, – лихорадочно размышлял он, перепиливая ножом руку одной из тварей, крепко державшую его в этот момент за горло. От недостатка воздуха голова уже кружилась, и перед глазами с бешеной скоростью вертелись сияющие звездочки… но тут нож наконец дошел до конца, и он рыбкой протиснулся в щель меж двух концов разрезанной пополам конечности. Другая тварь – та, что слева, оглушительно взвыла и, выставив руки вперед, попыталась выдавить ему глаза. Он терпел, уворачивался, отчекрыживая тем временем уже следующую паховую область. Итак, загадочная вещь, крутилось в его голове. Два кома, которые он успел послать во тьму коридора, назад не вернулись. Должно ли это принять как знак, что у него хоть что-то да получается? Он допилил перешеек, соединявший отрезаемый им кусок от туловища, крутясь в цепких объятиях, которыми вновь обхватили его твари, вскинул руку с отвоеванным куском над головой. Для того чтобы бросить, у него уже не было пространства для замаха. И тут он увидел оборотня, с видом праздного наблюдателя стоявшего у стены в отдалении. Даже ручки на груди беззаботно сложил, мерзавец…
– Лови! – заорал Серега. И получил в ответ возмущенный до глубины души взгляд – мол, чего ты, не видишь – я же смотрю! – Бросай подальше в коридор! Ну! А то погибну здесь, и будете искать нового дурня для своего Предначертания!
Оборотень, содрогнувшись всем телом (а это еще почему – неужто дурней на свете так мало осталось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89