– Маркиз Баленсиага, по праву родственника со стороны жены, – пожал плечами рыцарь. Лицо его все еще оставалось красным.
– Вот-вот, его вы и ждете. И без его соизволения ворот не откроете. Он, как я слышал, со Священной в хороших отношениях, его собственность должны уважить. В общем, не маленькие дети. Можете, между прочим, и маркизу ворот не открывать. Кто и что, в конце концов, мешает вам взять первого попавшегося под руку человека и объявить его моим наследником? Я-то уж точно мешать не буду…
– Милорд. А если они этим, то есть вами одним не удовлетворятся? Потребуют еще и город в придачу за этих-то холопских говнюков…
– А что-то мне говорит, что удовлетворятся, – задумчиво сказал Серега. – В конце концов, будь здесь только вы, могли бы они надеяться добиться хоть чего-нибудь этим спектаклем?
Черты лица у рыцаря враз затвердели.
– Да никогда в жизни, милорд…
– Вот видите. Нет, эти спецэффекты – как по заказу, для меня одного. Что наводит на мысль… Передайте леди Клоти, когда… если вдруг ее увидите, что у Священной есть кое-какая интересная информация обо мне и моих дурных привычках.
– А… – вспомнил что-то рыцарь, и лицо его моментально просветлело, – леди Клотильда Персивальская. Почему бы именно ей и не стать вашей наследницей? Достойный рыцарь, хотя и несколько, хм… женщина. Смела, благородна, с лучшей родословной на континенте…
– Леди Клотильду не трогать, – твердо приказал он, внутренне ощерясь, – так и знал, что имя бедовой красотки все-таки прозвучит. И станет она следующей мишенью для Священной комиссии и всех-всех-всех. – Повелеваю никогда не считать ее наследницей моею, но приложить все усилия для спасения ее и… Кстати, ее вообще нет в городе. Вы поняли меня? Нет!
Рыцарь коротко кивнул и отступил назад. Над крепостными стенами взревели трубы, вновь призывая ко вниманию. Из ворот, что были прямо под ним, выбежали несколько человек и принялись выкрикивать слова в сторону серебряно-алого стана. Карусель завертелась…
Он сам, стоя у ворот, оглядел стайку ребятишек, подогнанных туда рыцарями Священной комиссии. Знаком поманил одного из простолюдинов, столпившихся с этой стороны ворот.
– Кто-нибудь посчитал, сколько именно детей они захватили?
– Двадцать три, – пробормотал человечек в линялой, потрепанной одежке, валясь ему в ноги со сноровкой, какую дает только застарелый и привычный рефлекс, – двадцать три, ваше сиятельство, высокородный отец наш…
Он кивнул одному из рыцарей:
– Пересчитайте… Кстати, захваченных пастухов чтобы тоже вернули.
Как он и предсказывал, рыцари Священной с готовностью и даже чуть ли не с радостью согласились на столь неравный обмен – одного-единственного герцога (и к тому же, по их словам, самозванца) на двадцать с лишним ребятишек. Плюс толстяк пастух с подпасками. Что наводило на мысли о том, что он, вполне вероятно, продешевил (и следовало потребовать еще чего-нибудь в придачу – ну вот хотя бы отпущения всех своих грехов, что ли). Или же – что именно этого от него и ждали…
Заполучив в свои руки, первым делом его заковали. Со знанием дела и явно для долгой отсидки. С намеком на возможность и в будущем самостоятельно ходить по матушке-землице – кандалы на ногах соединялись между собой цепью длиной с короткий шаг, от нее вверх шла еще одна цепь, на которой поочередно были закреплены наручные браслеты. А уж после заковки его сразу же повели на здешнее лобное место…
Две фигуры в красном, которых он буквально несколько минут назад наблюдал с вполне безопасного расстояния – то есть стоя на высокой башне, под защитой стены и своего собственного, в каком-то смысле, воинства, – теперь, радостно ощерясь, встречали его воочию и в опасной близости. Такой опасной, что дальше, то есть ближе, уж и некуда.
– Здравствуй, брат ты наш герцог, – благонравно-сладеньким тоном возвестил тот, что был повыше и постарше. И слегка притушил на своем лице злорадно-злобную ухмылку. А почему? Что, палачам Священной не положено так отчаянно лыбиться в лицо своим жертвам? И тут, похоже, приличия блюдут, молодцы, ребяты. – Здоров ли ты? Хорошо ли чувствуешь себя? Сколь много вопросов мы имеем к тебе… и столь много наших братьев жаждет потолковать с тобой, что уж и не знаю, прямо-таки не знаю, хватит ли у тебя на всех них времени-то…
– Обожаю с братками встречаться, – кое-как выдавил из себя кривенькую улыбочку “брат герцог”. – С детства вот так – как куда ни попаду, так сразу же и братки навстречу… А что до здоровья, так оно у меня с детства, увы, слабенькое. Чуть что – и я сразу в обморок.
– Да что вы говорите? – ласково поразился второй краснорубашечник. А с виду и не скажешь… Спасибо, брат, что предупредил. Ужо начнем мы с легких вопрошений – иголочки под ногти, пожалуй…
– Да, брат, пожалуй. Ну так приступим же! – лирическим тенором, на удивление благостно и просветленно отозвался первый.
Серегу, не тратя больше времени на болтовню, повалили на спину.
Сквозь багровый туман и сполохи боли, застилающие глаза и обручами стискивающие сознание, время от времени он умудрялся видеть небо – безмятежно-синее, чистое, без единого облачка. Раскинувшееся сверху громадным укрывающим пологом. Совершенно равнодушное к нему, чужое небо, из чужого мира. И при этом почему-то глумливо орущее ему в уши его же собственным голосом. С болью и мукой орущее. То, что с ним делали, превосходило душевные силы всякого обычного человека. А ведь он, Серега, и обычным-то никогда не был – трусом он был всегда и боли боялся превыше всякого разумения… Господи ты ж боже мой…
Коротенькая передышка наступала лишь тогда, когда начинались вопросы. Вопросы были самыми дурацкими – кто он, откуда, кто его родители (поименно и поперсонно), кто подучил его называться герцогом Де Лабри, что он знает про Преждеживущих и как их можно найти. На все эти вопросы он отвечал вполне честно и открыто (на дурацкий вопрос – дурацкий же и ответ). И, само собой разумеется, ему никто не верил. Им были недовольны. Поэтому после первого же вопросного тура он опять валялся на спине, судорожно корчась от боли, огненными осами грызущей кончики пальцев. И враз поумнел. Кое-как сообразив (хотя и трудно, почти невозможно было соображать остатками сознания, скручиваемого и раздираемого импульсами боли), принялся врать. Стараясь угадать, чего от него ждут и чего, собственно, хотят услышать. Имя – да Гарри Поттер. Родителей – не знаю. Да, скорее всего – нагулянный какой-то девкой бастард, подзаборный подкидыш. Подобранный и воспитанный из жалости. Где? Э-э… А-а! В дикой местности, далеко отсюда, по леворучье от восхода (это, по местной традиции в ориентировании, означало – по левую сторону, если встать лицом на восход… то есть, по земным меркам – на севере).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89