Донельзя
Я печалюсь —
так написала она. Слов [кроме стихов] тоже очень много было в ее послании.
123
Тот же Дзоки-но кими в дом неизвестной даме послал:
Куса-но ха-ни
Какарэру цую-но
Ми нарэба я
Кокоро угоку ни
Намида оцураму
На травинки
Падающей росе
Подобен, видно, я —
При каждом движении сердца
Катятся слезы.
124
Когда Госпожа из Северных покоев, супруга нынешнего господина, была еще супругой Соти-но дайнагона, Хэйтю сложил и прочел ей:
Хару-но но-ни
Нидори-ни хахэру
Санэкадзура
Вага кимидзанэ то
Таному ика-ни дзо
В весенних полях,
Зеленея, растет
Плющ санэкадзура («майское ложе»),
Моей супругой тебя
Считать вовеки хочу — что ты на это? —
так сказал. Обменивался он так клятвами с ней. А после этого, когда обрядили ее, как подобает одевать супругу левого министра, он сложил и послал ей:
Юкусуэ-но
Сукусэ мо сирадзу
Вага мукаси
Тигириси кото ва
Омохою я кими
Что в грядущем
Такой успех [сужден] — ты не знала.
А прежние
Клятвы, что давала,
Помнишь ли ты? —
так сложил. Ответ на это и все те танка, которыми они обменивались раньше, — было их много, но теперь их не услышишь.
125
Идзуми-но тайсё часто бывал в доме у [Фудзивара Токихира], ныне покойного, [служившего тогда в чине] са-но оидо. Однажды, где-то в гостях напившись сакэ, хмельной, глубокой ночью тайсё неожиданно явился к Токихира. Тот удивился. «Где же вы изволили быть, поведайте!» — стал расспрашивать он. Домашние его со стуком подняли верх паланкина и увидели там еще Мибу-но Тадаминэ. Хоть дорогу Тадаминэ освещали светильником, в самом низу лестницы у него подкосились колени, он упал и произнес:
«Касасаги-но
Ватасэру хаси-но
Симо-но уэ-во
Ёха-ни фумивакэ
Котосара ни косо
«Глубокой ночью
Я пришел, чтоб ступить
На иней,
Выпавший на мосту
Сорочьем —
вот что отвечает вам тайсё», — сказал он. Министр, хозяин дома, нашел это стихотворение полным очарования и весьма искусным. Всю ночь они провели за возлияниями и музыкой, тайсё был пожалован дарами. Тадаминэ тоже была дарована награда.
Один из их сотрапезников, услышав, что у Тадаминэ есть дочь, воскликнул: «Хотел бы я взять ее в жены!» — «Большая честь для меня», — ответил Тадаминэ. Вскоре из дома этого придворного пришло письмо: «Надеюсь, что в самом скором времени наш уговор осуществится». В ответ ему было:
Вага ядо-но
Хитомура сусуки
Ураваками
Мусуби токи ни ва
Мада сикари кэри
У моего дома
Растущая трава сусуки
Еще слишком молода.
Чтобы завязывать ее в пучок,
Время пока не пришло —
так сложил Тадаминэ. Ведь на самом деле дочь его была еще очень маленькой девочкой.
126
Дама по имени Хигаки-но го, жившая в Цукуси, славилась умом и вела утонченный образ жизни. Так шли годы и месяцы, но вот случился мятеж Сумитомо, дом ее был сожжен дотла, все ее имущество у нее отняли, и оказалась она в жалком положении. Не зная обо всем этом, в те края для водворения порядка прибыл гонцом императора дайни Ёсифуру. И вот, минуя то место, где стояло ее жилище, он сказал: «Как бы мне встретиться с той, что зовут Хигаки-но го? Где-то она сейчас живет?» Так спросил он, а его спутники отвечали: «Она изволит жить неподалеку отсюда». — «Ах, хотелось бы мне расспросить, каково-то ей было во время этого мятежа!» И только успел Я-дайни это вымолвить, как увидел седую женщину, которая набрала воды и теперь проходила мимо него, направляясь в какое-то убогое строение. Был там один человек, он сказал: «Вот Хигаки-но го». Я-дайни ужаснулся, сильно опечалился, но все же решил завязать с ней отношения, она же застыдилась и не вышла к нему, а так сказала:
Мубатама-но
Вага курогами ва
Сирагава-но
Мидзу ва куму мадэ
Нариникэру кана
С тутовыми ягодами схожие
Черные волосы мои ныне
Такими сделались,
Что из Белой реки Сирагава
Черпаю воду —
так сложила, и он, опечаленный, снял с себя одно из одеяний и послал ей.
127
Та же Хигаки-но го, в управе Дайни, когда предложено было воспеть осенние красные листья клена, сложила:
Сика-но нэ ва
Икура бакари-но
Курэнави дзо
Фуридзуру кара-ни
Яма-но сомураму
В крике оленя
Сколько же
Алого?
Когда он кричит,
Горы окрашиваются [красным].
128
Говорили люди, что Хигаки-но го умело слагает танка. И вот как-то собрались любители изящного, стали сочинять окончания к стихам, к каким трудно конец сложить, и прочитали так:
Ватацуми-но
Нака-ни дзо татэру
Са-во сика ва
В просторе моря
Стоящий
Олень… —
и предложили ей докончить, тогда она:
Аки-но ямабэ я
Соко-ни миюраму
Осенние горы
На дне отражаются —
так закончила она танка.
129
Дама, жившая в Цукуси, послала возлюбленному в столицу:
Хито-во мацу
Ядо ва кураку дзо
Нариникэру
Тигириси цуки-но
Ути-ни миэнэба
Жилище,
Где возлюбленного жду, как темно
В нем стало!
Клявшейся луны
В нем не видно —
так гласило послание.
130
И это написала та дама из Цукуси:
Акикадзэ-но
Кокоро я цураки
Ханасусуки
Фукикуру ката-во
Мадзу сомукураму
Осеннего ветра
Сердце жестоко, видно,
Трава сусуки
Туда, куда ветер дует,
Не спешит склониться.
131
Во времена прежнего императора было как-то дано августейшее повеление в первый день четвертой луны слагать стихи о том, что соловей не поет, и Кимутада:
Хару ва тада
Кинофу бакари-во
Угухису-но
Кагирэру гото мо
Накану кэфу кана
Весна лишь
Вчера [кончилась],
Но соловей,
[Видно, решив], что только весной надо петь,
Сегодня не поет! —
так он сложил.
132
Во времена того же императора это было. Призвал он как-то к себе Мицунэ, и вечером, когда месяц был особенно красив, предавались они всяческим развлечениям. Император соизволил сказать: «Если месяц назвать натянутым луком, что это может значить? Объясни суть этого в стихах», и Мицунэ, стоя внизу лестницы:
Тэру цуки-во
Юми хари то си мо
Ифу кото ва
Ямабэ-во саситэ
Ирэба нарикэри
Когда светящий месяц
«Натянутым луком»
Называют — значит это,
Что в горные гряды он
Стреляет.
Получив в награду расшитое одеяние оутиги, он снова произнес:
Сиракумо-но
Коно ката ни си мо
Оривиру ва
Амацу кадзэ косо
Фукитэ кицураси
Белое облако
На плечи мои
Опустилось.
Это, верно, небесный ветер
Подул прямо на меня.
133
Тот же император однажды вечером, когда луна была красива, соизволил совершать тайный обход покоев фрейлин. Спутником ему служил Кимутада. Из одних покоев, что там были, вышла красивая дама, одетая в ярко-алые одежды, она безудержно рыдала. Император послал Кимутада подойти и узнать, в чем дело, но она лишь закрывала лицо распущенными волосами и рыдала без удержу. «Отчего вы так плачете?» — спрашивал [Кимутада], но ответа не было. Император тоже был весьма неприятно поражен. Тогда Кимутада:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24