– с театральным удивлением спросил Крестный. – Ну, прости старика, пошутил неудачно. Прости.
– Так что у вас был за разговор об Иване? – Надю начал раздражать этот старик, пытающийся представить наглость непосредственностью. – Не пора ли начать его, вместо того, чтобы пошло шутить?
– Разве – пошло? – Крестный недоумевал очень наглядно. – Я правду сказал. Вот купить тебя у меня денег хватит. Может – попробуем? У тебя минет-то сколько стоит? Я думаю, ты умеешь минет-то делать? Практика-то у тебя, я думаю, неплохая была. Да и мамаша, наверное, кое-чему особенному научила?
– Что вам от меня, в конце концов, нужно? – Надя, хотя и злилась, была испугана разговорами этого явно сумасшедшего старика.
– Так, ведь, что обычно мужчине от проститутки нужно-то? На место ее поставить. А уж в какую позу – это на любителя.
– Я уже давно не работаю, – пробормотала Надя, не понимая, что происходит, что от нее нужно этому наглому старику.
– Так уж и давно! Несколько месяцев или целый год? Разве это давно? Я вот уже сколько на свете живу, а все – словно недавно родился. Все понять ее не могу – свою жизнь. А ты говоришь – не работаешь давно... Что ж за беда? Ты что ж, забыла, как это делается? Забыла как ноги раздвигать? Пошире или поуже?
– Я же сказала вам, что я не работаю, – уже сквозь зубы тихо прошипела Надя, раздраженная и самой ситуацией и тем, что она совершенно не понимает, что такое с нею происходит.
– Эх, милая! Я вот тоже не работаю. А почему? Меня цена не устраивает. Если цена хорошая, я согласен и поработать. Нет, нет, конечно, не так как ты. Кто ж на меня, старика, позарится? Я так, как ты, и не сумею даже. Да нас с тобой и сравнивать-то нельзя! У меня кожа дрябленькая, ножки сухенькие, стоячок мой заржавел давно, скрючился... А ты у нас вон какая гладенькая, так бы и съел глазами-то... Червяк мой на что уж ленивый – и тот в штанах зашевелился! Так может быть, поговорим о цене? Я цену хорошую предложу! Тебе, наверное, таких цен и не платили никогда...
– Пошел вон, урод! – не выдержала, наконец, Надя, вскочив с кресла.
– Ты, значит, не хочешь старику удовольствие доставить... Нехорошо это, нехорошо. А еще об Иване говорить с тобой собрался... Как нам с тобой говорить, если ты меня не понимаешь?
– Да! Да! Да! Не хочу! И я не понимаю, что вы от меня хотите!
Крестный поднялся с кресла, подошел к ней, морщинистыми пальцами дотронулся до ее щеки. Надя вздрогнула, но терпела, напуганная его странным поведением. Когда его рука соскользнула с ее лица и тяжело опустилась ей на грудь, больно сжав сосок, она резко оттолкнула его от себя. Крестный отшатнулся, зацепив ногой журнальный столик, но удержался на ногах, не упал.
Он расстегнул джинсы, вывалил свой бессильно висящий дряблый член, покачал его пальцем.
– Вот он, как ты думаешь, что от тебя хочет? Что, не знаешь? Эх ты, Надюха! А еще проституткой, говоришь, была... Внимания ему от тебя надо, понимаешь? Внимания и заботы о себе. Только-то и всего. Всем нам только ласки в этой жизни не хватает.
Крестный погладил свой член пальцем, выжидающе посмотрел на Надю.
– Ну так что, Надюха? Тряхни стариной. Удели немного своего внимания и своей ласки этому несчастному божьему творению!
– Пошел вон! Старый ублюдок! Я оторву твой член вместе с яйцами! Чего тебе от меня нужно? Подонок старый! Я... Я милицию вызову! Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову милицию.
Крестный был доволен. Он любил доводить собеседника до истерики. В мутной воде экспрессии и аффекта всегда легче было добиться своего.
– Вызови, деточка, милицию, вызови. Хочешь я и сам ее вызову...
Он достал из кармана сотовый телефон. С телефоном в руке и висящим из штанов членом он выглядел довольно смешно, но Наде было не до смеха.
– Адрес-то у тебя какой, красавица?
Надя молчала. Ей, почему-то, уже страшно было вызывать милицию. Старик ей явно чем-то угрожал, хотя она и не понимала, чем? И еще – он явно что-то знал об Иване. Знал такое, чего не знала она.
– Где Иван? Что ты о нем знаешь?
– Я знаю о нем достаточно, чтобы сделать так, что вы никогда друг друга не увидите...
– Что с ним? Он жив?
– А ты, милашка, похоже слишком много о его делах знаешь... – озабоченно протянул Крестный.
Он взглянул вниз, и всплеснул руками, словно только сейчас вспомнив, что стоит с вываленным наружу членом. Он укоризненно посмотрел на Надю, покачал головой и заявил:
– Это что же-то такое? Нет, пока ты не решишь, что нам с этим вот...
Он показал пальцем на свой член.
– ...делать, я больше ни слова не скажу.
Он замолчал, обиженно поджал губы и отвернулся в сторону. Краем глаза он, конечно, продолжал наблюдать за ней. Чем черт не шутит? Вдруг он ошибся в ней, вдруг она врежет ему по яйцам ногой? В такие поддавки он никогда не играет... Но, кажется, он оценил ее правильно. Хотя от этого легче не стало. Вот если бы она сейчас кинулась на него и выгнала из квартиры, он ушел бы спокойно и ее оставил бы в покое. И, уж конечно, в живых... Это означало бы только одно, что она сама дороже для себя, чем Иван. Но раз она этого не делает, значит, все наоборот. Значит, все обстоит самым нежелательным для Крестного образом. Значит, ее, все-таки, придется убить.
Надя не собиралась бить его по яйцам. Она поняла уже, что ни одному слову, произнесенному этим сумасшедшим, на первый взгляд, стариком, верить нельзя. Здесь идет игра, непонятная и странная игра, правил которой Надя не знает. Ей известно только одно – ставка в этой игре – Иван. И ход сейчас ее.
Она сделала шаг вперед, еще не зная, что предпринять дальше. Этот старый гад стоял неподвижно, отвернувшись в сторону и явно наслаждался ситуацией. Чем больше Надя смотрела на него, тем больше понимала, что ей нельзя сейчас идти на обострение. От старика исходила угроза. Хотя она и не разобралась еще – в чей адрес. Он угрожал не ей лично. И уж, конечно, не Ивану. Иван такого сморчка раздавил бы одним пальцем. И потом, если бы он угрожал лично ей, Наде, она не задумываясь выставила бы его из квартиры, чем бы ей это не грозило.
Еще шаг сделала Надя в сторону старикашки и только тогда поняла, что угрожал он ее с Иваном близости. Столь трудно обретенной ими близости изуродованных жизнью душ. Единственной оставшейся в ее жизни нематериальной ценности. За которую она отдала бы все, что у нее есть. Потому, что это было единственное, что придавало ее сегодняшней жизни смысл и ценность.
Оставалось сделать еще один шаг, и Надя уже знала, что она его сделает, а потом сделает все, что захочет этот противный старикашка. Она знала по опыту, что женщине приходится иногда подавлять свои чувства, преодолевая и отвращение, и гнев, и стыд, забывая все свои ощущения ради того, чтобы достичь своей цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Так что у вас был за разговор об Иване? – Надю начал раздражать этот старик, пытающийся представить наглость непосредственностью. – Не пора ли начать его, вместо того, чтобы пошло шутить?
– Разве – пошло? – Крестный недоумевал очень наглядно. – Я правду сказал. Вот купить тебя у меня денег хватит. Может – попробуем? У тебя минет-то сколько стоит? Я думаю, ты умеешь минет-то делать? Практика-то у тебя, я думаю, неплохая была. Да и мамаша, наверное, кое-чему особенному научила?
– Что вам от меня, в конце концов, нужно? – Надя, хотя и злилась, была испугана разговорами этого явно сумасшедшего старика.
– Так, ведь, что обычно мужчине от проститутки нужно-то? На место ее поставить. А уж в какую позу – это на любителя.
– Я уже давно не работаю, – пробормотала Надя, не понимая, что происходит, что от нее нужно этому наглому старику.
– Так уж и давно! Несколько месяцев или целый год? Разве это давно? Я вот уже сколько на свете живу, а все – словно недавно родился. Все понять ее не могу – свою жизнь. А ты говоришь – не работаешь давно... Что ж за беда? Ты что ж, забыла, как это делается? Забыла как ноги раздвигать? Пошире или поуже?
– Я же сказала вам, что я не работаю, – уже сквозь зубы тихо прошипела Надя, раздраженная и самой ситуацией и тем, что она совершенно не понимает, что такое с нею происходит.
– Эх, милая! Я вот тоже не работаю. А почему? Меня цена не устраивает. Если цена хорошая, я согласен и поработать. Нет, нет, конечно, не так как ты. Кто ж на меня, старика, позарится? Я так, как ты, и не сумею даже. Да нас с тобой и сравнивать-то нельзя! У меня кожа дрябленькая, ножки сухенькие, стоячок мой заржавел давно, скрючился... А ты у нас вон какая гладенькая, так бы и съел глазами-то... Червяк мой на что уж ленивый – и тот в штанах зашевелился! Так может быть, поговорим о цене? Я цену хорошую предложу! Тебе, наверное, таких цен и не платили никогда...
– Пошел вон, урод! – не выдержала, наконец, Надя, вскочив с кресла.
– Ты, значит, не хочешь старику удовольствие доставить... Нехорошо это, нехорошо. А еще об Иване говорить с тобой собрался... Как нам с тобой говорить, если ты меня не понимаешь?
– Да! Да! Да! Не хочу! И я не понимаю, что вы от меня хотите!
Крестный поднялся с кресла, подошел к ней, морщинистыми пальцами дотронулся до ее щеки. Надя вздрогнула, но терпела, напуганная его странным поведением. Когда его рука соскользнула с ее лица и тяжело опустилась ей на грудь, больно сжав сосок, она резко оттолкнула его от себя. Крестный отшатнулся, зацепив ногой журнальный столик, но удержался на ногах, не упал.
Он расстегнул джинсы, вывалил свой бессильно висящий дряблый член, покачал его пальцем.
– Вот он, как ты думаешь, что от тебя хочет? Что, не знаешь? Эх ты, Надюха! А еще проституткой, говоришь, была... Внимания ему от тебя надо, понимаешь? Внимания и заботы о себе. Только-то и всего. Всем нам только ласки в этой жизни не хватает.
Крестный погладил свой член пальцем, выжидающе посмотрел на Надю.
– Ну так что, Надюха? Тряхни стариной. Удели немного своего внимания и своей ласки этому несчастному божьему творению!
– Пошел вон! Старый ублюдок! Я оторву твой член вместе с яйцами! Чего тебе от меня нужно? Подонок старый! Я... Я милицию вызову! Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову милицию.
Крестный был доволен. Он любил доводить собеседника до истерики. В мутной воде экспрессии и аффекта всегда легче было добиться своего.
– Вызови, деточка, милицию, вызови. Хочешь я и сам ее вызову...
Он достал из кармана сотовый телефон. С телефоном в руке и висящим из штанов членом он выглядел довольно смешно, но Наде было не до смеха.
– Адрес-то у тебя какой, красавица?
Надя молчала. Ей, почему-то, уже страшно было вызывать милицию. Старик ей явно чем-то угрожал, хотя она и не понимала, чем? И еще – он явно что-то знал об Иване. Знал такое, чего не знала она.
– Где Иван? Что ты о нем знаешь?
– Я знаю о нем достаточно, чтобы сделать так, что вы никогда друг друга не увидите...
– Что с ним? Он жив?
– А ты, милашка, похоже слишком много о его делах знаешь... – озабоченно протянул Крестный.
Он взглянул вниз, и всплеснул руками, словно только сейчас вспомнив, что стоит с вываленным наружу членом. Он укоризненно посмотрел на Надю, покачал головой и заявил:
– Это что же-то такое? Нет, пока ты не решишь, что нам с этим вот...
Он показал пальцем на свой член.
– ...делать, я больше ни слова не скажу.
Он замолчал, обиженно поджал губы и отвернулся в сторону. Краем глаза он, конечно, продолжал наблюдать за ней. Чем черт не шутит? Вдруг он ошибся в ней, вдруг она врежет ему по яйцам ногой? В такие поддавки он никогда не играет... Но, кажется, он оценил ее правильно. Хотя от этого легче не стало. Вот если бы она сейчас кинулась на него и выгнала из квартиры, он ушел бы спокойно и ее оставил бы в покое. И, уж конечно, в живых... Это означало бы только одно, что она сама дороже для себя, чем Иван. Но раз она этого не делает, значит, все наоборот. Значит, все обстоит самым нежелательным для Крестного образом. Значит, ее, все-таки, придется убить.
Надя не собиралась бить его по яйцам. Она поняла уже, что ни одному слову, произнесенному этим сумасшедшим, на первый взгляд, стариком, верить нельзя. Здесь идет игра, непонятная и странная игра, правил которой Надя не знает. Ей известно только одно – ставка в этой игре – Иван. И ход сейчас ее.
Она сделала шаг вперед, еще не зная, что предпринять дальше. Этот старый гад стоял неподвижно, отвернувшись в сторону и явно наслаждался ситуацией. Чем больше Надя смотрела на него, тем больше понимала, что ей нельзя сейчас идти на обострение. От старика исходила угроза. Хотя она и не разобралась еще – в чей адрес. Он угрожал не ей лично. И уж, конечно, не Ивану. Иван такого сморчка раздавил бы одним пальцем. И потом, если бы он угрожал лично ей, Наде, она не задумываясь выставила бы его из квартиры, чем бы ей это не грозило.
Еще шаг сделала Надя в сторону старикашки и только тогда поняла, что угрожал он ее с Иваном близости. Столь трудно обретенной ими близости изуродованных жизнью душ. Единственной оставшейся в ее жизни нематериальной ценности. За которую она отдала бы все, что у нее есть. Потому, что это было единственное, что придавало ее сегодняшней жизни смысл и ценность.
Оставалось сделать еще один шаг, и Надя уже знала, что она его сделает, а потом сделает все, что захочет этот противный старикашка. Она знала по опыту, что женщине приходится иногда подавлять свои чувства, преодолевая и отвращение, и гнев, и стыд, забывая все свои ощущения ради того, чтобы достичь своей цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53