Хоть мы и способны чувствовать странное очарование пустыни, воспринимать ее красоту так же, как, например, Эраннат, мы не можем… Но разве это не значит, что любая разновидность красоты непременно должна быть замыслена Творцом? Не верить ни во что, кроме случайности, было бы так скучно…»
— Что нам до философии? — произнес он беспечно. — Стоит ли терять на нее время, когда мы вместе?
Фрайна обняла его за талию. Ее прикосновение показалось ему обжигающим, как огонь.
«Я влюблен, — пробилась мысль сквозь шум в голове. — Никогда не был так влюблен. Таня…»
— Айях! — вздохнула Фрайна. — Сколько времени нам остается?
— Разве не вечность?
— Нет. Ты ведь не можешь жить в таборе. Такого еще никогда не случалось.
— Почему?
— Потому что вы, оседлые, — ох, Рольф, извини, ты слишком хороший, чтобы тебя так называть, ты в душе путешественник… Но все же вы, люди с корнями, — вы не то чтобы слабые, вы просто стойкие иначе, чем мы.
«В результате веков отбора…», — подумал Айвар.
— Я за тебя боюсь, — прошептала Фрайна.
— Что? За меня? — Его окатила волна оскорбленной гордости, которая, как он чувствовал глубоко внутри, была просто ребячеством. — Эй, послушай, разве я не перенес путешествие через Кошмар Айронленда так же стойко, как и вы все? Я крупнее и сильнее любого мужчины в таборе, может быть, не такой жилистый и подвижный, но, клянусь хаосом, я способен выжить при любой засухе, голоде, песчаной буре!
Фрайна прижалась к нему теснее:
— И ты такой умный, так много знаешь всяких книжных историй, — и, что гораздо важнее, ты умеешь то, что умеют не многие в таборе. Но все равно тебе придется покинуть нас. Может быть, потому, что мы не сможем дать того, что тебе нужно. Разве у нас есть чем заполнить всю твою жизнь?
«Ты, — ответило его сердце. — И еще свобода быть самим собой… Плюнь на свой проклятый долг, Айвар Фредериксен. Ты ведь не выбирал, кем тебе родиться. Перестань думать об этих светящихся точках в небе как о политической реальности, пусть они снова станут для тебя просто звездами».
— Я… я не думаю, что мне когда-нибудь надоест путешествовать, если рядом будешь ты, — пылко сказал Айвар. — И я… я ведь могу выполнять свою долю работы… может быть, я окажусь нужен Привалу.
— До тех пор, пока тебя не обчистят или не пырнут ножом, Рольф, дорогой, ты такой невинный. Ты веришь, что все люди честны от природы и не убивают без причины. Это не так, по крайней мере не в таборе. Ты же ведь не сможешь перемениться, Рольф.
— Но ведь ты могла бы мне помочь?
— Ох, если бы могла! — Скользящий луч луны блеснул на ее мокрой от слез щеке.
Внезапно девушка вскинула голову и решительно произнесла:
— По крайней мере я могу уберечь тебя от самой близкой и страшной опасности. Рольф.
— Ты о чем? — Привыкнув уже к быстрым, как ртуть, сменам ее настроений, Айвар больше думал о ее красоте, близости, исходящем от нее аромате, чем о ее словах. Они все еще шли к деревьям. «Удача» на плече Фрайны, завернувшись в свою мантию, была почти невидима.
— У тебя ведь много монеток, верно?
Айвар кивнул. На самом деле это были не монеты, а бумажные деньги — имперские кредиты и энейские либры, по большей части полученные от сержанта Астаффа, когда Айвар покидал Викдхоум. («Я принес мои сбережения, Наследник. Не беспокойся, ты расплатишься со мной, если выживешь. Ну а если не выживешь, то какая, к черту, разница, уцелеют мои сбережения или нет?» Каким далеким и неправдоподобным все это теперь казалось!) Среди тинеранов невозможно хранить что-то в секрете.
«Я ведь научился мириться с этим, не так ли? Возможность побыть одному — только в мыслях. Какое имеет значение, если Дулси между делом изучит содержимое моих карманов, если я одеваюсь и раздеваюсь при ней, если они с Миккалом занимаются любовью, когда я лежу на своей койке?»
Таким образом, все знали, что Рольф Маринер — не бедняк. Никто ничего не украл бы у товарища по табору. Воровство невозможно было бы скрыть, а наказание за него полагалось нешуточное — изгнание. Конечно, карманники практиковались на соседях, но непременно возвращали добычу. Айвар всегда отказывался от предложений сыграть, зная, что это считается вполне законным способом обчистить партнера.
— Скоро мы доберемся до реки, — продолжала Фрайна. — Дальше мы пойдем от города к городу, пока не достигнем границ своей территории. На каждой остановке будет представление. Там всегда неразбериха — ты знаешь, ты говорил, что бывал на них. Дело в том, что это для нас время добычи. Мы беремся — если «беремся» подходящее слово — за оседлых. Мы не хотим им зла, но тут уж каждый за себя. В таксе время кто-нибудь может и забыть, что ты не совсем из оседлых. Часто бывает, что в азарте мы обчищаем и своих.
«Но почему? — мелькнула у Айвара мысль. — Хорошо, это общество не разделяет моих взглядов на собственность и нерушимость договора. Но разве не должны кочевники быть более бдительными и собранными, оказавшись среди чужих, быть более спаянными и действовать заодно? Впрочем, нет, я помню, когда табор Братство появлялся у Виндхоума, тинераны бывали так возбуждены, что кидались друг на друга, не различая своих и чужих».
Он тут же забыл о своем недоумении. Они остановились под деревом дельфи. Звезды сверкали, луны лили свой свет, и Фрайна держала его за руку.
— Отдай мне деньги на сохранение, — предложила она. — Я знаю, как их спрятать. А потом…
— Значит, «потом» все-таки будет!
— Обязательно должно быть… — В слезах девушка крепко прижалась к Айвару.
Все барьеры рухнули, не существовало ничего, кроме ее близости. Под деревом раскинулся пронизанный лунными лучами темный грот. «Удача» осталась снаружи, терпеливо ожидая.
Тот, кто был Джааном Сапожником, пока, после шести миллионов оборотов планеты вокруг солнца, не вернулся Каруит, смотрел с балкона башни на толпу, заполнившую рыночную площадь. Люди собрались сюда со всех окрестностей моря Орка на празднование Радмаса. В этот раз на Маунт Хронос собралось больше народа, чем когда-либо. Люди знали, что явился Спаситель и будет проповедовать.
Толпа была смутно различима в синей тени, отбрасываемой стенами. В сумраке, сгустившемся между домами и арками, Джаан с трудом мог разглядеть отдельные лица, сверкающие наконечники копий, бурнусы, шлемы. Вергилий еще только-только поднялся над водами, и Арена заслоняла его, так что величественные руины отбрасывали сюда лишь призрачный перламутровый отблеск. Звезды еще не покинули небосвод. Каждый вдох вонзался в легкие ледяным ножом. Пар от дыхания толпы повис в воздухе как привидение. Вечный шум водопада подчеркивал беспредельную тишину.
«Начинай», — сказал Каруит.
Их общее тело подняло руки. Усиленный резонансом, их голос разнесся над толпой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Что нам до философии? — произнес он беспечно. — Стоит ли терять на нее время, когда мы вместе?
Фрайна обняла его за талию. Ее прикосновение показалось ему обжигающим, как огонь.
«Я влюблен, — пробилась мысль сквозь шум в голове. — Никогда не был так влюблен. Таня…»
— Айях! — вздохнула Фрайна. — Сколько времени нам остается?
— Разве не вечность?
— Нет. Ты ведь не можешь жить в таборе. Такого еще никогда не случалось.
— Почему?
— Потому что вы, оседлые, — ох, Рольф, извини, ты слишком хороший, чтобы тебя так называть, ты в душе путешественник… Но все же вы, люди с корнями, — вы не то чтобы слабые, вы просто стойкие иначе, чем мы.
«В результате веков отбора…», — подумал Айвар.
— Я за тебя боюсь, — прошептала Фрайна.
— Что? За меня? — Его окатила волна оскорбленной гордости, которая, как он чувствовал глубоко внутри, была просто ребячеством. — Эй, послушай, разве я не перенес путешествие через Кошмар Айронленда так же стойко, как и вы все? Я крупнее и сильнее любого мужчины в таборе, может быть, не такой жилистый и подвижный, но, клянусь хаосом, я способен выжить при любой засухе, голоде, песчаной буре!
Фрайна прижалась к нему теснее:
— И ты такой умный, так много знаешь всяких книжных историй, — и, что гораздо важнее, ты умеешь то, что умеют не многие в таборе. Но все равно тебе придется покинуть нас. Может быть, потому, что мы не сможем дать того, что тебе нужно. Разве у нас есть чем заполнить всю твою жизнь?
«Ты, — ответило его сердце. — И еще свобода быть самим собой… Плюнь на свой проклятый долг, Айвар Фредериксен. Ты ведь не выбирал, кем тебе родиться. Перестань думать об этих светящихся точках в небе как о политической реальности, пусть они снова станут для тебя просто звездами».
— Я… я не думаю, что мне когда-нибудь надоест путешествовать, если рядом будешь ты, — пылко сказал Айвар. — И я… я ведь могу выполнять свою долю работы… может быть, я окажусь нужен Привалу.
— До тех пор, пока тебя не обчистят или не пырнут ножом, Рольф, дорогой, ты такой невинный. Ты веришь, что все люди честны от природы и не убивают без причины. Это не так, по крайней мере не в таборе. Ты же ведь не сможешь перемениться, Рольф.
— Но ведь ты могла бы мне помочь?
— Ох, если бы могла! — Скользящий луч луны блеснул на ее мокрой от слез щеке.
Внезапно девушка вскинула голову и решительно произнесла:
— По крайней мере я могу уберечь тебя от самой близкой и страшной опасности. Рольф.
— Ты о чем? — Привыкнув уже к быстрым, как ртуть, сменам ее настроений, Айвар больше думал о ее красоте, близости, исходящем от нее аромате, чем о ее словах. Они все еще шли к деревьям. «Удача» на плече Фрайны, завернувшись в свою мантию, была почти невидима.
— У тебя ведь много монеток, верно?
Айвар кивнул. На самом деле это были не монеты, а бумажные деньги — имперские кредиты и энейские либры, по большей части полученные от сержанта Астаффа, когда Айвар покидал Викдхоум. («Я принес мои сбережения, Наследник. Не беспокойся, ты расплатишься со мной, если выживешь. Ну а если не выживешь, то какая, к черту, разница, уцелеют мои сбережения или нет?» Каким далеким и неправдоподобным все это теперь казалось!) Среди тинеранов невозможно хранить что-то в секрете.
«Я ведь научился мириться с этим, не так ли? Возможность побыть одному — только в мыслях. Какое имеет значение, если Дулси между делом изучит содержимое моих карманов, если я одеваюсь и раздеваюсь при ней, если они с Миккалом занимаются любовью, когда я лежу на своей койке?»
Таким образом, все знали, что Рольф Маринер — не бедняк. Никто ничего не украл бы у товарища по табору. Воровство невозможно было бы скрыть, а наказание за него полагалось нешуточное — изгнание. Конечно, карманники практиковались на соседях, но непременно возвращали добычу. Айвар всегда отказывался от предложений сыграть, зная, что это считается вполне законным способом обчистить партнера.
— Скоро мы доберемся до реки, — продолжала Фрайна. — Дальше мы пойдем от города к городу, пока не достигнем границ своей территории. На каждой остановке будет представление. Там всегда неразбериха — ты знаешь, ты говорил, что бывал на них. Дело в том, что это для нас время добычи. Мы беремся — если «беремся» подходящее слово — за оседлых. Мы не хотим им зла, но тут уж каждый за себя. В таксе время кто-нибудь может и забыть, что ты не совсем из оседлых. Часто бывает, что в азарте мы обчищаем и своих.
«Но почему? — мелькнула у Айвара мысль. — Хорошо, это общество не разделяет моих взглядов на собственность и нерушимость договора. Но разве не должны кочевники быть более бдительными и собранными, оказавшись среди чужих, быть более спаянными и действовать заодно? Впрочем, нет, я помню, когда табор Братство появлялся у Виндхоума, тинераны бывали так возбуждены, что кидались друг на друга, не различая своих и чужих».
Он тут же забыл о своем недоумении. Они остановились под деревом дельфи. Звезды сверкали, луны лили свой свет, и Фрайна держала его за руку.
— Отдай мне деньги на сохранение, — предложила она. — Я знаю, как их спрятать. А потом…
— Значит, «потом» все-таки будет!
— Обязательно должно быть… — В слезах девушка крепко прижалась к Айвару.
Все барьеры рухнули, не существовало ничего, кроме ее близости. Под деревом раскинулся пронизанный лунными лучами темный грот. «Удача» осталась снаружи, терпеливо ожидая.
Тот, кто был Джааном Сапожником, пока, после шести миллионов оборотов планеты вокруг солнца, не вернулся Каруит, смотрел с балкона башни на толпу, заполнившую рыночную площадь. Люди собрались сюда со всех окрестностей моря Орка на празднование Радмаса. В этот раз на Маунт Хронос собралось больше народа, чем когда-либо. Люди знали, что явился Спаситель и будет проповедовать.
Толпа была смутно различима в синей тени, отбрасываемой стенами. В сумраке, сгустившемся между домами и арками, Джаан с трудом мог разглядеть отдельные лица, сверкающие наконечники копий, бурнусы, шлемы. Вергилий еще только-только поднялся над водами, и Арена заслоняла его, так что величественные руины отбрасывали сюда лишь призрачный перламутровый отблеск. Звезды еще не покинули небосвод. Каждый вдох вонзался в легкие ледяным ножом. Пар от дыхания толпы повис в воздухе как привидение. Вечный шум водопада подчеркивал беспредельную тишину.
«Начинай», — сказал Каруит.
Их общее тело подняло руки. Усиленный резонансом, их голос разнесся над толпой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64