- По какому праву вы врываетесь?! Кто вам позволил? Стучать надо...
- Простите, я стучал. Станислав Иванович, вы сказали, что Эрих у Тенгиза. Я забыл уточнить, в каком купе?
- В четвертом. - Он в упор смотрит на меня, и, отвернувшись, я чувствую его неприязненный взгляд, направленный мне в затылок.
Поезд стоит на станции уже лишних полторы минуты. Диспетчер обещал десять, максимум пятнадцать и ни секундой больше. Его можно понять - у нас разные ведомства...
Двадцать три часа тридцать две минуты
------------------------------------
В четвертом купе навстречу мне поднимается рослый молодой человек. Отгороженный его широкими плечами, я не сразу различаю лежащего на полке второго пассажира, который дает знать о своем присутствии с характерным южным акцентом:
- Заходи, дорогой. Заходи, пожалуйста.
- Спасибо. - Я обращаюсь к молодому человеку. - Вы Эрих?
- Да, Эрих Янкунс, - отвечает он, возвращаясь на свое место.
Я подворачиваю край матраца и присаживаюсь.
- В вашем вагоне умер человек. Что вы можете сказать о случившемся?
- Нехорошо получилось, - вступает в разговор второй пассажир. Это, как я понимаю, и есть Тенгиз. - Человека дома ждут, встречать будут, а он... Нехорошо!
Справедливое замечание, но времени на эмоции у меня не осталось, и я снова обращаюсь к Янкунсу.
- Есть сведения, что первым труп обнаружили вы. Так ли это?
- Наверно, так.
- Наверно? Расскажите, как это произошло.
- Я спал. Около одиннадцати часов проснулся от шума. На полу увидел Виталия Рубина, соседа по купе. Встал посмотреть, что с ним. В это время вошел пассажир из седьмого купе.
- Жохов?
- Да. Так, кажется, его фамилия.
- Что за шум вы слышали?
- Как это? - удивляется Янкунс. - Виталий упал с верхней полки. От этого я и проснулся.
- В купе, кроме вас, никого не было?
- Никого, мы вдвоем занимали восьмое купе.
- Вы знали своего соседа раньше?
- Нет. Познакомились в поезде.
- Когда обнаружили его лежащим на полу, он был еще жив?
- Когда я проснулся, в купе было темно. На полу кто-то лежал. Я нагнулся, но ничего не успел рассмотреть. Открылась дверь, вошел Жохов, стал кричать. Собрались пассажиры. Только тогда мы увидели, что этот человек мертв.
- После случившегося вы перенесли свои вещи сюда?
- Да, я перешел на свободное место.
- До какой станции едете?
- Мне выходить на конечной.
- Хорошо. Оставайтесь здесь...
В коридоре меня встречает Волобуев.
- Ну, как у тебя розыск? С уловом?
- Пока ничего определенного, - уклончиво отвечаю я.
- На вот, почитай, - он протягивает мне протокол осмотра. - Эксперт еще там, не закончил, просит подождать. Внутри духотища - не продохнуть.
Мы пропускаем мимо себя понятых, фотографа, криминалиста и возвращаемся к восьмому купе. Стоя у двери, я осматриваю то, что теперь официально называется местом происшествия, читаю протокол. Он составлен подробно и тщательно, как всегда, когда дело ведет Юрий Сергеевич.
Слева на полке, застеленной для сна, я вижу чемодан с откинутой крышкой. В нем беспорядочной кучей свалена одежда со свежими бурыми пятнами. Такие же, еще не успевшие высохнуть пятна на наволочке и простыне. Рядом с чемоданом - небрежно брошенный пиджак, из которого в ходе осмотра извлечены документы, принадлежавшие умершему. Из них следует, что фамилия его - Рубин, звали Виталий Федорович. Родился 10 сентября 1939 года, уроженец города Свердловска, русский, не женат, судим в 1965 году за хищение государственного имущества, наказание отбыл, с последнего места жительства выписан три месяца назад.
Этим информация о покойном исчерпывается.
Еще раз перечитываю протокол осмотра.
На вещах Рубина, на двери, столике и полках следов, пригодных к обработке и идентификации, не обнаружено. Дверные ручки полны смазанных отпечатков пальцев, поверхность пола затоптана десятками пар ног. Я возвращаю протокол Волобуеву и прошу:
- Юрий Сергеевич, позвони жене, прямо из отдела.
- Конечно. Езжай спокойно, я ей все объясню, - обещает он.
В коридор, надевая на ходу плащ, выходит эксперт.
- Пошли, пошли, товарищи, - торопит Волобуев. - До отправления четыре минуты.
Мы покидаем вагон и вместе с экспертом идем вдоль состава.
- Что скажете, Геннадий Борисович? - спрашивает Волобуев. Зная щепетильность эксперта, он задает вопрос мягко, без присущей ему напористости.
- Итоги подводить рано. Кое-что можно сказать уже сейчас, но при условии, что мое мнение будет использовано только в оперативных целях...
Наше молчание принимается за полное согласие.
- Смерть наступила больше часа назад, а точнее - около двадцати двух часов. Не позже. Возможно, даже чуть раньше, в пределах, скажем, пяти - десяти минут. Причина непроникающее ранение в височной области. Нанесено тупым предметом. Рассечен кожный покров на затылке, кровь оттуда...
Геннадий Борисович сверхосторожен в оценках и выводах, но тем надежней полученные от него сведения.
- Скажите, а могли образоваться такие повреждения при падении с верхней полки? - спрашиваю я, но в этот момент из вагона выносят носилки с трупом. Эксперт ждет, пока санитары установят их на тележку, тележка отъезжает, и я повторяю свой вопрос. В ответ эксперт демонстрирует свои способности по части дипломатии.
- В данном случае утверждать это я бы не стал, но и полностью исключить такую возможность было бы ошибкой.
Мне приходится менять тактику.
- По показаниям свидетелей смерть наступила от падения с верхней полки в двадцать три часа. Из ваших же слов получается, что на час раньше.
- Хотите сказать, что с полки в одиннадцать часов упал уже труп? Едва ли такое возможно.
- Почему? Это очень важно.
- Дело в том, что под труп натекло много крови. Такое количество могло излиться только после падения, а смерть наступила в десять. Повторяю, в десять, а не в одиннадцать. Ошибка в шестьдесят минут исключена. Если он и упал, как утверждают ваши свидетели, то только в двадцать два часа.
- Как быстро наступила смерть?
- Мгновенно, - не задумываясь, отвечает эксперт.
- А кровь на вещах?
Я понимаю, что сморозил глупость, и Геннадий Борисович не замедлит этим воспользоваться.
- А это, извините, уже в вашей компетенции, - ехидно щурится он. - По-моему, ясно, что человек, получивший смертельную рану, за которой последовала мгновенная смерть, не может копаться в собственном чемодане. Или у вас другое мнение?
Я признаю полное поражение.
- На сегодня, к сожалению, все. - Он разводит руками. Добавить мне нечего. Остальное завтра - после вскрытия.
Последние его слова перекрывает дребезжащий удар гонга, за которым следует объявление об отправлении поезда.
Состав плавно трогается.
Вместе с сержантом из дорожного отдела милиции мы прыгаем на подножку пятого вагона.
Двадцать три часа пятьдесят минут
--------------------------------
Гаврилыч - проводник пятого вагона - сидит напротив меня и разливает свежезаваренный чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10