Она задумалась на секунду, вспоминая, а потом ответила: - Приятель твой, Степанов... Кто же еще.
На работу мне удалось попасть только к одиннадцати. Ни машин у подъезда, ни людей. Но милиционер на посту стоял, вернее, сидел на стуле. - Не скучно?-спросил я, показывая пропуск. - С первого числа нас снимают,- сказал он.- Новые демократические веяния... Посадят старух. Я хмыкнул неопределенно. Давно пора, парень - кровь с молоком, на нем бы пахать. Хотя, конечно, мне за их спинами поспокойнее. На нашем этаже тишина и - никого. Как раз то, что нужно... Я прошел по коридору, оглядываясь по сторонам. Народ на дачах, у всех есть садовые участки и домики. Все копают картошку и затаскивают ее в подполы. Гарантируют себе сытую жизнь до следующего урожая. Просекли главный принцип наступающих перемен: сам о себе не позаботишься-не позаботится никто. Один я, бесприютный, явился на рабочее место. Отомкнул свою дверь, вошел в комнату и сразу же полез за кипятильником. Не могу начинать ни одного дела без крепкого чая. Шнур от моего телефона кончался розеткой на стене. Дальше тянулась "хлорка", прибитая гвоздиками к стене. Она поднималась к потолку, изгибалась под прямым углом и бежала к двери. Там она встречалась еще с одной "хлоркой", от Алискиного телефона. Обе они через замазанную дырочку в стене попадали в коридор. Я заварил чай и вышел туда. По стене над головой тянулось много проводов, разглядеть свой было трудно. Они все одинаковы, как братья-близнецы... Пришлось притащить стул, встать на него и вести по своему родному проводу пальцем. Так, черепашьими шагами, передвигая стул, я двинулся по коридору. В хитросплетениях проводов все было честно, каждый из них знал свое место. Занятие мое было муторное, но я все же решил довести его до конца. Двигал, двигал стул, пока не додвигался до двух черных коробок, в которые собирались все телефонные нити. Значит, конец эксперименту. Мой проводок шустро нырял в левую коробку и пропадал там. Я знал теоретически: дальше они превращаются в кабель, тот спускается вниз, на первый этаж, где-то там соединяясь с другими, становится еще более толстым кабелем, тот в свою очередь уходит под землю, тянется к телефонной станции... А там - аппаратура и все такое. Выше моего понимания. Я разочарованно хмыкнул, собрался уже слезть со стула, как вдруг в последний момент кто-то надоумил меня приподнять крышку и заглянуть туда. Мой проводок определить было трудно, они перед коробкой все смешивались. Я догадался подергать его снизу - в коробке шевельнулся один. Он тянулся к клеммам... Но к этим же клеммам был пристегнуть еще один. Привинчен. К двум маленьким гаечкам. Вместе с моим. Теперь пришлось подергать другой проводок. Чтобы посмотреть, какой зашевелится вне коробки. Зашевелился... Побежал прочь от меня по стене. Пришлось опять двигать стул. На этот раз работа пошла веселее... Я перемещался вдоль стены в обратную сторону, пока не дошел до кабинета Степанова. Тут мой проводочек изгибался и пропадал в стене вместе с еще одним...
Я обещал Кире посвятить работе, час, от- силы два. Мы собирались с ней на дачу к Тихону Ивановичу. В какой-то уютный подмосковный уголок, где нас поджидали замоченные с луком в уксусе шашлыки. Тихон Иванович персонально приглашал меня. Правда, через Киру. Но это ничего не меняло - у меня срывались столь великолепно задуманные планы. Я набрал домашний телефон Степанова, в душе желая, чтобы свершилось и он оказался тоже за городом, на своем обильном огородике. Я надеялся на это с каждым длинным гудком, но на шестом он поднял трубку. - В такую погоду,- сказал я,- и в Москве? - Дите простыло, ходит с соплями... А ты? - Собирался ближе к вечеру... Хочу поговорить. - Давай. - Не по телефону. - Что, проклюнулось что-нибудь?.. До понедельника потерпеть не может?.. - Может, конечно... Но лучше сегодня. - Подъезжай. Конечно же... Я всегда тебе рад. Сказал он это искренне. Или мне показалось?.. Я когда-то был у Степанова в гостях. Давно, но зрительная память не подвела. Он жил на Рязанском проспекте, от метро минут пять пешком. У дома много деревьев и большая безлюдная детская площадка. И совсем другой воздух. Не то что в центре. Его "Жигули" стояли у подъезда. Это была журналистская лошадь потасканная машина, истинное средство передвижения, а не роскошь. Я поднялся на пятый этаж и позвонил. На губах у меня играла улыбка смущения. Я ощущал себя провокатором. Человеком, у которого зло на душе. Степанов открыл. На лице его - домашнее радушие, но в глазах застыла некая тревога. Я уловил ее. Тревога эта не относилась к сенсации, которую я должен был принести с собой. - Проходи, - сказал он. - Ты давно у меня не был. В коридор выбежал мальчик лет шести. Он остановился и стал смотреть на меня во все глаза. - Паша, что нужно сказать? - Здравствуйте, - сказал мальчик. - Привет, - сказал я, ненавидя себя. - Меня зовут дядя Вова. Вышла и жена, встала рядом с мальчиком, погладила его по голове. Таким миром веяло, от всей этой семейной идиллии, что впору было заскрипеть зубами от досады. В двери было три замка, и я догадался: они прочно запирали ее. - Поставь мне мультфильмы,- попросил мальчик. Жена Степанова вытащила из кармана черную коробочку, направила ее в комнату и нажала на какую-то кнопку. Через секунду в комнате возник характерный звук заработавшего телевизора. Сделано это было так обыденно, что я понял: она давно уже привыкла к своей технике, сработанной где-нибудь в далекой Японии. - Пойдем,-сказал Степанов,-посидим, расскажешь, с чем приехал, У него была комнатка. Что-то типа кабинета, где много книг и рабочий стол. И пишущая машинка "Триумф"-голубая мечта всех журналистов... На столе лежал красивый том. Книга рекордов Гиннеса. В русском переводе. - Вот, купил,- сказал Степанов, заметив мой интерес. Он открыл створку шкафа, достал начатую бутылку коньяка и две рюмки. - Лимонов нигде нет,- извинился он.- Так что обойдемся шоколадкой. - Толя, - сказал я, - мне многое непонятно... Я вот обнаружил, что проводочки от моего телефона идут к тебе в кабинет. Что ты на это скажешь? Можно было бы и потемнить, подержать этот козырь в запасе, но я уж и так был весь в тумане, и сгущать его еще больше не хотелось. Степанов, не обратив внимания на мои слова, налил между тем по полной рюмке, поднял свою и произнес: - За нас, за наше прошлое студенчество. За молодость. Которая, к сожалению, быстро проходит. Мы выпили, конфета "Вечерний звон" под коньяк оказалась в самый раз-с орешком внутри. - Так я ничего и не понял, что за проводочки? - Проводочки?-спросил задумчиво Степанов.- Зачем тебе они? Что ты к ним прицепился? Сделали когда-то для какой-то надобности. Так и остались. - Еще и деньги... Я обнаружил у себя в сумке кое-какие деньги... Ты об этом ничего не знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
На работу мне удалось попасть только к одиннадцати. Ни машин у подъезда, ни людей. Но милиционер на посту стоял, вернее, сидел на стуле. - Не скучно?-спросил я, показывая пропуск. - С первого числа нас снимают,- сказал он.- Новые демократические веяния... Посадят старух. Я хмыкнул неопределенно. Давно пора, парень - кровь с молоком, на нем бы пахать. Хотя, конечно, мне за их спинами поспокойнее. На нашем этаже тишина и - никого. Как раз то, что нужно... Я прошел по коридору, оглядываясь по сторонам. Народ на дачах, у всех есть садовые участки и домики. Все копают картошку и затаскивают ее в подполы. Гарантируют себе сытую жизнь до следующего урожая. Просекли главный принцип наступающих перемен: сам о себе не позаботишься-не позаботится никто. Один я, бесприютный, явился на рабочее место. Отомкнул свою дверь, вошел в комнату и сразу же полез за кипятильником. Не могу начинать ни одного дела без крепкого чая. Шнур от моего телефона кончался розеткой на стене. Дальше тянулась "хлорка", прибитая гвоздиками к стене. Она поднималась к потолку, изгибалась под прямым углом и бежала к двери. Там она встречалась еще с одной "хлоркой", от Алискиного телефона. Обе они через замазанную дырочку в стене попадали в коридор. Я заварил чай и вышел туда. По стене над головой тянулось много проводов, разглядеть свой было трудно. Они все одинаковы, как братья-близнецы... Пришлось притащить стул, встать на него и вести по своему родному проводу пальцем. Так, черепашьими шагами, передвигая стул, я двинулся по коридору. В хитросплетениях проводов все было честно, каждый из них знал свое место. Занятие мое было муторное, но я все же решил довести его до конца. Двигал, двигал стул, пока не додвигался до двух черных коробок, в которые собирались все телефонные нити. Значит, конец эксперименту. Мой проводок шустро нырял в левую коробку и пропадал там. Я знал теоретически: дальше они превращаются в кабель, тот спускается вниз, на первый этаж, где-то там соединяясь с другими, становится еще более толстым кабелем, тот в свою очередь уходит под землю, тянется к телефонной станции... А там - аппаратура и все такое. Выше моего понимания. Я разочарованно хмыкнул, собрался уже слезть со стула, как вдруг в последний момент кто-то надоумил меня приподнять крышку и заглянуть туда. Мой проводок определить было трудно, они перед коробкой все смешивались. Я догадался подергать его снизу - в коробке шевельнулся один. Он тянулся к клеммам... Но к этим же клеммам был пристегнуть еще один. Привинчен. К двум маленьким гаечкам. Вместе с моим. Теперь пришлось подергать другой проводок. Чтобы посмотреть, какой зашевелится вне коробки. Зашевелился... Побежал прочь от меня по стене. Пришлось опять двигать стул. На этот раз работа пошла веселее... Я перемещался вдоль стены в обратную сторону, пока не дошел до кабинета Степанова. Тут мой проводочек изгибался и пропадал в стене вместе с еще одним...
Я обещал Кире посвятить работе, час, от- силы два. Мы собирались с ней на дачу к Тихону Ивановичу. В какой-то уютный подмосковный уголок, где нас поджидали замоченные с луком в уксусе шашлыки. Тихон Иванович персонально приглашал меня. Правда, через Киру. Но это ничего не меняло - у меня срывались столь великолепно задуманные планы. Я набрал домашний телефон Степанова, в душе желая, чтобы свершилось и он оказался тоже за городом, на своем обильном огородике. Я надеялся на это с каждым длинным гудком, но на шестом он поднял трубку. - В такую погоду,- сказал я,- и в Москве? - Дите простыло, ходит с соплями... А ты? - Собирался ближе к вечеру... Хочу поговорить. - Давай. - Не по телефону. - Что, проклюнулось что-нибудь?.. До понедельника потерпеть не может?.. - Может, конечно... Но лучше сегодня. - Подъезжай. Конечно же... Я всегда тебе рад. Сказал он это искренне. Или мне показалось?.. Я когда-то был у Степанова в гостях. Давно, но зрительная память не подвела. Он жил на Рязанском проспекте, от метро минут пять пешком. У дома много деревьев и большая безлюдная детская площадка. И совсем другой воздух. Не то что в центре. Его "Жигули" стояли у подъезда. Это была журналистская лошадь потасканная машина, истинное средство передвижения, а не роскошь. Я поднялся на пятый этаж и позвонил. На губах у меня играла улыбка смущения. Я ощущал себя провокатором. Человеком, у которого зло на душе. Степанов открыл. На лице его - домашнее радушие, но в глазах застыла некая тревога. Я уловил ее. Тревога эта не относилась к сенсации, которую я должен был принести с собой. - Проходи, - сказал он. - Ты давно у меня не был. В коридор выбежал мальчик лет шести. Он остановился и стал смотреть на меня во все глаза. - Паша, что нужно сказать? - Здравствуйте, - сказал мальчик. - Привет, - сказал я, ненавидя себя. - Меня зовут дядя Вова. Вышла и жена, встала рядом с мальчиком, погладила его по голове. Таким миром веяло, от всей этой семейной идиллии, что впору было заскрипеть зубами от досады. В двери было три замка, и я догадался: они прочно запирали ее. - Поставь мне мультфильмы,- попросил мальчик. Жена Степанова вытащила из кармана черную коробочку, направила ее в комнату и нажала на какую-то кнопку. Через секунду в комнате возник характерный звук заработавшего телевизора. Сделано это было так обыденно, что я понял: она давно уже привыкла к своей технике, сработанной где-нибудь в далекой Японии. - Пойдем,-сказал Степанов,-посидим, расскажешь, с чем приехал, У него была комнатка. Что-то типа кабинета, где много книг и рабочий стол. И пишущая машинка "Триумф"-голубая мечта всех журналистов... На столе лежал красивый том. Книга рекордов Гиннеса. В русском переводе. - Вот, купил,- сказал Степанов, заметив мой интерес. Он открыл створку шкафа, достал начатую бутылку коньяка и две рюмки. - Лимонов нигде нет,- извинился он.- Так что обойдемся шоколадкой. - Толя, - сказал я, - мне многое непонятно... Я вот обнаружил, что проводочки от моего телефона идут к тебе в кабинет. Что ты на это скажешь? Можно было бы и потемнить, подержать этот козырь в запасе, но я уж и так был весь в тумане, и сгущать его еще больше не хотелось. Степанов, не обратив внимания на мои слова, налил между тем по полной рюмке, поднял свою и произнес: - За нас, за наше прошлое студенчество. За молодость. Которая, к сожалению, быстро проходит. Мы выпили, конфета "Вечерний звон" под коньяк оказалась в самый раз-с орешком внутри. - Так я ничего и не понял, что за проводочки? - Проводочки?-спросил задумчиво Степанов.- Зачем тебе они? Что ты к ним прицепился? Сделали когда-то для какой-то надобности. Так и остались. - Еще и деньги... Я обнаружил у себя в сумке кое-какие деньги... Ты об этом ничего не знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28