– Звучит невесело, – тихо сказала она.
– Немного. Меня возмущает, что за все эти годы мачеха растратила так много денег, но, к счастью, положение скоро изменится.
– Да?
– Мой отец сейчас с ней разводится, – сурово улыбнулся он. – Процесс затянулся, но уже виден просвет.
– В сущности, ты осуждаешь мачеху за то, что она несколько увлеклась кредитными карточками?
– Можно простить жадность, – ответил он резко, глядя прямо ей в глаза, – неверность – никогда.
Этот взгляд заворожил ее. Вот уж кому не надо бояться неверности, подумала она. Ни одной из его женщин никогда и в голову не придет взглянуть на другого мужчину.
– А как поживает твоя сестра? – неожиданно спросила она. – Чем она занимается?
– Франческа вроде тебя – независимая деловая женщина. У нее адвокатская контора в Риме.
У Франчески? Сумасшедшая, взбалмошная Франческа – адвокат?
– Боже правый, – отозвалась Зуки.
– Теперь настал твой черед удивляться, – заметил он.
– Да уж. Должно быть, она сильно изменилась?
– Изменилась. Мы перевели ее в пансион поближе к дому, и это пошло ей на пользу.
Зуки ждала, что он начнет ворошить прошлое, припомнив ее старые грехи, но он огорошил ее совсем другим.
– Тебе никогда не хотелось иметь семью, Зуки? – неожиданно поинтересовался он. – Мужа и кучу детей?
Сердце Зуки сжалось, когда она представила себе описанную им картину, но внутренним взором в качестве мужа она видела лишь Паскуале, а дети все, как один, были такими же черноглазыми, как он.
– Да нет. – Она еле сдержала дрожь в голосе. – Ведь я независимая деловая женщина, муж и дети не очень хорошо вписываются в мой образ жизни.
– Поэтому ты не вышла замуж? – настаивал он.
Нет, не поэтому. Причина сидела напротив. Она не вышла замуж, потому что не встретила мужчину, равного ему. И по всей вероятности, никогда не встретит – такова была пугающая, но весьма реальная перспектива ее жизни.
– Я все еще слишком занята своей работой, – солгала она и поразилась гневу, вспыхнувшему в глубине его глаз.
– Это заметно!
Зуки поняла, что с вежливостью покончено, и она снова уступила место ссоре – милой, знакомой до боли ссоре.
– А теперь я прошу тебя уйти, Паскуале, – подчеркнуто любезно сказала она, поднимаясь. – Я очень устала.
На этот раз он ничего не возразил и тоже встал.
– Спасибо за кофе, – вежливо произнес он.
Нагнувшись, чтобы взять свою кружку и отнести ее на кухню, он непроизвольно задел руку Зуки, которая в этот момент тоже потянулась за своей.
Зуки отступила на шаг, но ноги ее вдруг стали ватными, и она упала бы, если бы сильная рука с молниеносной быстротой не схватила ее за запястье.
Этого неожиданного прикосновения было достаточно, чтобы напомнить Зуки, какой обезоруживающей силой оно обладало.
Почувствовал ли Паскуале, как под его пальцами забилась жилка на ее руке? Может быть, поэтому в его глазах появилось такое странное выражение, а обычно упрямо сжатые губы дрогнули?
– Спасибо, – выдохнула она, не пытаясь вырвать руку.
– Не стоит. Это доставляет мне наслаждение, – тихо произнес он, не отпуская ее.
Наслаждение… Это было его слово, оно было ему хорошо знакомо. В силах Паскуале было доставить ей наслаждение… невероятное наслаждение, стоило ей лишь протянуть руку. Кончиком языка она непроизвольно облизнула пересохшие губы. Глаза Паскуале потемнели.
– Тебе не следует этого делать, bella mia, – мягко упрекнул он ее, не отрывая взгляда от ее дрожащих губ, – не делай таких движений – провоцирующих… – Он слегка прикоснулся пальцем к ее полной нижней губе. – Если только ты готова справиться с последствиями.
Ошеломленная, завороженная, Зуки не отрывала глаз от его лица. Он все еще держал ее за руку. О Зуки, ради всего святого! – в отчаянии подумала она.
И попыталась высвободиться, но не смогла. Не потому, что он крепко ее держал, а потому, что у нее не было сил. А затем вырваться и вовсе стало невозможно, так как другой рукой Паскуале стал гладить ее талию. Полупрозрачный, серебристый шелк был настолько тонок, что ей казалось: Паскуале гладит ее кожу. Помоги мне, Господи, взмолилась она, отдаваясь своим ощущениям.
– Паскуале, – едва слышно прошептала она, забыв обо всем: о своей борьбе, о лжи во спасение и своих добрых намерениях.
– Что? – Желание, прозвучавшее в его голосе, показалось ей бальзамом, проливающимся на открытую рану.
– Отпусти… меня.
– Не хочется этого делать, но придется. Как жаль, что мне надо завтра лететь в Нью-Йорк, сага, – с сожалением произнес он. – Но… – его голос снизился до шепота, – я оставлю тебе кое-что в залог будущего. – И он прильнул к ее губам.
Она попыталась сделать то, о чем поклялась себе в начале вечера – с тех пор прошла целая вечность, – превратиться в его объятиях в кусок льда. Но мягкое прикосновение его губ моментально растопило этот лед.
Еще она поклялась себе не разжимать губ, но и это ей не удалось. Когда он крепко прижал ее к себе, она со вздохом разомкнула губы и, почувствовав его язык, окунулась в водоворот восхитительных эротических ощущений.
Зуки качнулась, но Паскуале держал ее крепко. Раз у нее нет сил ему сопротивляться, она с таким же успехом может сделать то, чего больше всего хочет, решила она.
И ответила на его поцелуй.
Она с наслаждением обвила руками его широкие плечи, лаская плотный шелк его смокинга, как будто хотела почувствовать сквозь ткань его мускулистое тело Паскуале ответил тихим стоном, который привел ее в восторг.
Зуки не помнила, как долго длился их поцелуй, но был момент, когда она чуть не потеряла сознание.
– Паскуале, – прошептала она.
Он взглянул на нее: щеки ее пылали, глаза горели, губы припухли от поцелуя.
Но полуулыбка, тронувшая его губы, не была ни мягкой, ни нежной, ни даже ироничной. Она была бесстыжей, откровенно хищной.
– Мне следует взять тебя сейчас, чтобы погасить тот мучительный пожар, который ты во мне зажгла и который грозит меня уничтожить, – сказал он, отпуская ее.
Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не рухнуть к его ногам.
Он, вероятно, догадался об этом и протянул руку, но она молча отстранила ее и оперлась на подлокотник дивана.
– Мне надо лететь ранним рейсом, – с сожалением сказал он. – Но могу тебе обещать следующее: когда я, наконец, доберусь до твоей постели, не жди, что я уползу на рассвете. Буду заниматься с тобой любовью столько, сколько потребуется, сага mia.
Он ушел, тихо закрыв за собой дверь, но его угроза еще долго звучала у нее в ушах.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Паскуале был в Нью-Йорке, и жизнь Зуки, казалось бы, должна была стать менее напряженной.
Это в теории, а в действительности была совершенно другой.
Зуки поняла, что скучает по нему. А если быть честной, то жестокая и болезненная правда заключалась в том, что она очень скучала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33