.. Существует странная связь между барыгами и контролерами в одном случае, между барыгами, контролерами и оперативно-режимной частью - в другом, что наводит на мысль о существовании организованности в продаже наркотиков.
Назаров".
Расчет был верен, впоследствии я его очень часто использовал. Что было невозможно для обыкновенного стукача, дальше зоновской оперчасти не прыгающего, то для меня было очень даже возможно... Сразу же после моего сообщения в глазах Володина стал возникать при встречах со мной напряженный интерес, замешенный на испуге и неприязни. Через два месяца я был этапирован из Наура в Краснодарский край, в колонию № 9 города Хадыженска. Надо сказать, для того чтобы этапировать стукача из колонии одной области или республики в другую, нужно оформить на него спецнаряд.
Делается это через Москву, и оперчасть должна убедительно сформулировать целесообразность такого переброса. Обычно это "опасность для жизни". "Опасность для жизни" означает, что стукач на грани запала, и в связи с этим его может постигнуть возмездие. Лично мне, особенно после приведенных выше донесений, оперчасть организовывала "опасность для жизни", то есть где-то как-то "просачивалась" двусмысленная информация обо мне, "начинались" разговоры, дескать, "а не кумовский ли?". Затем меня "прятали" в ПКТ и по приходе спецнаряда вывозили в другую колонию. Простого стукача, естественно, сразу бы "съели": посадили бы на годик в ПКТ, используя официальную власть, напугали бы, а если бы не пугался он, то изнасиловали бы, используя неофициальную власть, то есть через нас, весьма исполнительных стукачей. (Было у меня такое задание в Оренбургской колонии № 1. Дал его мне начальник оперчасти Сенеговец в 1988 году. - А. Э.)
Ну а меня просто вывозили, и все. Каждый "кум" чувствовал за мной управление, в свою очередь, управление подозревало за мной ГУИТУ, а я старался не разубеждать их в этом. По этой причине мне и организовывали "опасность для жизни", а пальцем не трогали.
Если колония мне нравилась режимом и содержанием, то я не давал "никаких таких сведений", порочащих честное имя администрации, и опасностей у меня не возникало, если мне что-то не нравилось, то я организовывал себе спецнаряд, тем более что это было нетрудно, все колонии уже давно превратились в кормушку для "воспитателей" и "исправителей" преступного мира.
Я не говорю о честных и хороших администраторах - они погоды не делают. Если честен и умен, то рано или поздно уйдет он из этой системы или перестанет быть честным, а честные и глупые лишь раздражают своей быковатостью... Основная масса зоновской администрации лишь работает под "честных и мужественных", научившись лицемерию у з/к и намного обогнав тех в этом искусстве.
(1981-1983 гг. Краснодарский край, г. Хадыженск.
Колония № 9. Начальник колонии подполковник Зайцев, начальник оперчасти капитан Теменев, оперуполномоченный Коробов, замнач по РСР капитан Лысенко.)
С 1981 года в колониях страны начались "ломки", то есть кампания по борьбе с отрицаловкой. Людей начали бить, и очень сильно бить... В Краснодарском крае, в 9-й колонии, это началось обвально. Отряд выводили на плац, выстраивали в шеренгу, и председатель СИП вместе с нач. отряда и режимниками подходили к осужденному, отдельно к каждому, и предлагали красную повязку на руку для дежурства по зоне. Кто отказывался, того уводили в ШИЗО, кто надевал повязку, того не трогали, но путь к бродягам для него становился закрытым. Надо заметить, что таким путем создалась самая гнусная разновидность преступности, так называемые черти, зная, что замараны и им ничего не светит в лагерной карьере, а также не имея ни малейшего желания вести нравственный образ жизни, они совершают самые гнусные и явно "шизоидные" преступления.
...В ШИЗО на 300 человек было забито вдвое больше. Были перекрыты все доступы нелегальных путей чая и табака, били с поводом и без повода, в камерах задыхались, теряли сознание, пища, не отличавшаяся качеством в зоне, в ШИЗО была абсолютно несъедобной. Когда заканчивался срок 15 суток, осужденного выводили из камеры в козлодерку - так окрестили помещение для контролеров, где проходили все экзекуции, - и вновь предлагали надеть повязку и выйти с ней в зону, если нет, то вновь избивали и добавляли очередные 15 суток. Через несколько месяцев поток освобождаемых из ШИЗО достиг высокого уровня, ШИЗО очистился, те 60 человек, которые остались, выдержав все, были частично вывезены за пределы Краснодарского края, частично осуждены на тюремный режим и частично отправлены в туб. зоны с дальнейшим переводом на инвалидность...
...Во время "ломки" мне предложили в недрах кабинета начальника оперчасти капитана Пушкарского (Теменев его заменил позже) небольшую игру для поднятия моего авторитета среди бродяг... Когда отряд, в котором находился и я, выгнали на плац для раздачи повязок, в тот момент, когда ко мне подошел с этим предложением председатель СПП (бывший капитан милиции) Шохин, я нанес ему несколько ударов по лицу кулаком. Так как били "кумовья" и завербованные ими контролеры, то, несмотря на несколько чувствительных ударов во время "экзекуции", я, естественно, не пострадал. Как совершивший "опасный" и "дерзкий" поступок, я был "брошен" в сухую и проветриваемую одиночку, где, мне на "удивление", в "нычках" камеры был большой запас чая, сигарет, сахара и теплое байковое одеяло... В этой камере, которую не шмонали, я находился долго и безболезненно, хотя все остальные сидящие в ШИЗО и находящиеся в зоне считали, что я страдаю наиболее сильно... Затем меня вывезли в больницу с несломленными, а после больницы и закончившейся ломательной кампании я нарисовался в зоне, имитируя туберкулезное покашливание, сутулясь особой тюремной сутулостью бродяги, и уже в качестве "авторитета"...
...Мне было разрешено почти все, пока у меня не начался бзик раскаяния, но об этом позже, а пока мне было разрешено почти все...
В Ростовской области (10-я колония) я разбил голову своему подельнику Стукано Юрию толстым дрыном и фактически устроил драку среди зоны в ночное время.
В Оренбургской колонии № 1, будучи уже на грани запала и поэтому находясь в ШИЗО (от греха подальше спрятанный. - А. Э.), я получил задание наказать Силаева Павла (21 год. - А. Э.). Вот что я сделал: заварив в алюминиевой кружке чифир, доведя его до кипения, вылил кипяток ему на шею и часть лица. Его вывели в санчасть, где с ним провели беседу "авторитеты" (сделанные оперчастью) и избили. Меня перевели в соседнюю камеру, где находился стремящийся к воровской жизни Козорян Жора. На него в это время делали в оперчасти компромат для осуждения на новый срок. Мне же было дано задание деморализовать его физически. Я проломил ему голову железным "кротом" (толстое и длинное сверло для проделывания отверстий в стене между камерами.
1 2 3 4 5 6 7 8
Назаров".
Расчет был верен, впоследствии я его очень часто использовал. Что было невозможно для обыкновенного стукача, дальше зоновской оперчасти не прыгающего, то для меня было очень даже возможно... Сразу же после моего сообщения в глазах Володина стал возникать при встречах со мной напряженный интерес, замешенный на испуге и неприязни. Через два месяца я был этапирован из Наура в Краснодарский край, в колонию № 9 города Хадыженска. Надо сказать, для того чтобы этапировать стукача из колонии одной области или республики в другую, нужно оформить на него спецнаряд.
Делается это через Москву, и оперчасть должна убедительно сформулировать целесообразность такого переброса. Обычно это "опасность для жизни". "Опасность для жизни" означает, что стукач на грани запала, и в связи с этим его может постигнуть возмездие. Лично мне, особенно после приведенных выше донесений, оперчасть организовывала "опасность для жизни", то есть где-то как-то "просачивалась" двусмысленная информация обо мне, "начинались" разговоры, дескать, "а не кумовский ли?". Затем меня "прятали" в ПКТ и по приходе спецнаряда вывозили в другую колонию. Простого стукача, естественно, сразу бы "съели": посадили бы на годик в ПКТ, используя официальную власть, напугали бы, а если бы не пугался он, то изнасиловали бы, используя неофициальную власть, то есть через нас, весьма исполнительных стукачей. (Было у меня такое задание в Оренбургской колонии № 1. Дал его мне начальник оперчасти Сенеговец в 1988 году. - А. Э.)
Ну а меня просто вывозили, и все. Каждый "кум" чувствовал за мной управление, в свою очередь, управление подозревало за мной ГУИТУ, а я старался не разубеждать их в этом. По этой причине мне и организовывали "опасность для жизни", а пальцем не трогали.
Если колония мне нравилась режимом и содержанием, то я не давал "никаких таких сведений", порочащих честное имя администрации, и опасностей у меня не возникало, если мне что-то не нравилось, то я организовывал себе спецнаряд, тем более что это было нетрудно, все колонии уже давно превратились в кормушку для "воспитателей" и "исправителей" преступного мира.
Я не говорю о честных и хороших администраторах - они погоды не делают. Если честен и умен, то рано или поздно уйдет он из этой системы или перестанет быть честным, а честные и глупые лишь раздражают своей быковатостью... Основная масса зоновской администрации лишь работает под "честных и мужественных", научившись лицемерию у з/к и намного обогнав тех в этом искусстве.
(1981-1983 гг. Краснодарский край, г. Хадыженск.
Колония № 9. Начальник колонии подполковник Зайцев, начальник оперчасти капитан Теменев, оперуполномоченный Коробов, замнач по РСР капитан Лысенко.)
С 1981 года в колониях страны начались "ломки", то есть кампания по борьбе с отрицаловкой. Людей начали бить, и очень сильно бить... В Краснодарском крае, в 9-й колонии, это началось обвально. Отряд выводили на плац, выстраивали в шеренгу, и председатель СИП вместе с нач. отряда и режимниками подходили к осужденному, отдельно к каждому, и предлагали красную повязку на руку для дежурства по зоне. Кто отказывался, того уводили в ШИЗО, кто надевал повязку, того не трогали, но путь к бродягам для него становился закрытым. Надо заметить, что таким путем создалась самая гнусная разновидность преступности, так называемые черти, зная, что замараны и им ничего не светит в лагерной карьере, а также не имея ни малейшего желания вести нравственный образ жизни, они совершают самые гнусные и явно "шизоидные" преступления.
...В ШИЗО на 300 человек было забито вдвое больше. Были перекрыты все доступы нелегальных путей чая и табака, били с поводом и без повода, в камерах задыхались, теряли сознание, пища, не отличавшаяся качеством в зоне, в ШИЗО была абсолютно несъедобной. Когда заканчивался срок 15 суток, осужденного выводили из камеры в козлодерку - так окрестили помещение для контролеров, где проходили все экзекуции, - и вновь предлагали надеть повязку и выйти с ней в зону, если нет, то вновь избивали и добавляли очередные 15 суток. Через несколько месяцев поток освобождаемых из ШИЗО достиг высокого уровня, ШИЗО очистился, те 60 человек, которые остались, выдержав все, были частично вывезены за пределы Краснодарского края, частично осуждены на тюремный режим и частично отправлены в туб. зоны с дальнейшим переводом на инвалидность...
...Во время "ломки" мне предложили в недрах кабинета начальника оперчасти капитана Пушкарского (Теменев его заменил позже) небольшую игру для поднятия моего авторитета среди бродяг... Когда отряд, в котором находился и я, выгнали на плац для раздачи повязок, в тот момент, когда ко мне подошел с этим предложением председатель СПП (бывший капитан милиции) Шохин, я нанес ему несколько ударов по лицу кулаком. Так как били "кумовья" и завербованные ими контролеры, то, несмотря на несколько чувствительных ударов во время "экзекуции", я, естественно, не пострадал. Как совершивший "опасный" и "дерзкий" поступок, я был "брошен" в сухую и проветриваемую одиночку, где, мне на "удивление", в "нычках" камеры был большой запас чая, сигарет, сахара и теплое байковое одеяло... В этой камере, которую не шмонали, я находился долго и безболезненно, хотя все остальные сидящие в ШИЗО и находящиеся в зоне считали, что я страдаю наиболее сильно... Затем меня вывезли в больницу с несломленными, а после больницы и закончившейся ломательной кампании я нарисовался в зоне, имитируя туберкулезное покашливание, сутулясь особой тюремной сутулостью бродяги, и уже в качестве "авторитета"...
...Мне было разрешено почти все, пока у меня не начался бзик раскаяния, но об этом позже, а пока мне было разрешено почти все...
В Ростовской области (10-я колония) я разбил голову своему подельнику Стукано Юрию толстым дрыном и фактически устроил драку среди зоны в ночное время.
В Оренбургской колонии № 1, будучи уже на грани запала и поэтому находясь в ШИЗО (от греха подальше спрятанный. - А. Э.), я получил задание наказать Силаева Павла (21 год. - А. Э.). Вот что я сделал: заварив в алюминиевой кружке чифир, доведя его до кипения, вылил кипяток ему на шею и часть лица. Его вывели в санчасть, где с ним провели беседу "авторитеты" (сделанные оперчастью) и избили. Меня перевели в соседнюю камеру, где находился стремящийся к воровской жизни Козорян Жора. На него в это время делали в оперчасти компромат для осуждения на новый срок. Мне же было дано задание деморализовать его физически. Я проломил ему голову железным "кротом" (толстое и длинное сверло для проделывания отверстий в стене между камерами.
1 2 3 4 5 6 7 8