Живо ко мне ее! — Потом указал палачу на Турала: — А ему руби голову мечом, не тяни дела!
Палач занес меч.
Вдруг в воздухе просвистела стрела и вонзилась в руку палача. Меч упал.
На вершине холма, сидя в седле, Газан второй раз натянул тетиву и уложил палача навеки.
Враги, обернувшись, увидели Газана, растерялись. Кто на коня садился, кто меч пристегивал, кто кольчугу натягивал.
Кыпчак Мелик засуетился на своем помосте. Подвели ему коня, он сел в седло.
Газан закричал:
— Эй, Кыпчак Мелик! Подлый сын подлеца! Теперь я покажу тебе, чем кончается вероломство! Если ты мужчина, выходи на площадь, узнаешь, как сладка жизнь, будешь рвать кровью. Я один против вас. Если ты не выйдешь мне навстречу, пусть вся твоя орда знает, что ты не мужчина, а баба с птичьим сердцем. Повяжи на голову платок, сводник!
Люди Кыпчак Мелика смотрели на него не отрываясь: ждали ответа.
Кыпчак Мелик не ударил в грязь лицом, вооружился, снарядился, поскакал прямо на Газана.
Газан пустил стрелу — Кыпчак Мелик уклонился, стрела пролетела мимо. Кыпчак Мелик пустил стрелу — Газан отстранился, стрела пролетела мимо.
Начали они драться на палицах — ни один не мог одолеть. Перетягивали друг друга — ни один не мог одолеть. Привязанный к дереву Гараджа Чабан смотрел на битву.
Люди Кыпчак Мелика тоже смотрели, как сражается их предводитель. Вооруженные, снаряженные, стояли они наготове.
Теперь уже на всех высотах земли огузской пылали двойные костры. Узнав о несчастье, джигиты мчались со всех сторон, но еще очень далеко были они от поединка Газана и Кыпчак Мелика.
Газан одним ударом сбросил Кыпчак Мелика с коня, выхватил меч, кинулся на него.
Зашатался Кыпчак Мелик, чуть не упал, но в этот миг посланная из его лагеря стрела задела веко Газана, полилась кровь, залила глаз, и Газан перестал что-либо видеть. Тут Кыпчак Мелик ударил его палицей по голове, белое лицо Газана коснулось черной земли, изо рта, из носа хлынула кровь. Меч выпал из руки Газана.
Лежал Газан на земле. Со всех сторон к Газану сбегались враги. Кыпчак Мелик обнажил меч.
…Гараджа Чабан видел беду Газана, но он был привязан к дереву. Что мог он сделать? Напрягал все силы Гараджа Чабан, но не мог разорвать путы, однако толстое дерево пошатывалось. Наконец, когда люди Кыпчак Мелика бросились к лежащему на земле Газану, когда Кыпчак Мелик обнажил меч, Гараджа Чабан дернулся и вырвал дерево с корнями.
Бегущие к Газану люди запнулись, остановились, попятились: на них двигалось дерево — огромное, раскидистое.
Ветви и листья скрывали привязанного к стволу Гараджа Чабана, и казалось, будто движется само дерево.
А Кыпчак Мелик еще не видел его. Согласно обычаю своего племени, он перепрыгивал через тело поверженного врага с обнаженным мечом в руке, выкрикивал какую-то дикую песню.
Наконец Кыпчак Мелик закончил обряд. Он нацелил острие меча прямо в лоб Газану, но вдруг был отброшен в сторону ветвью дерева. Гараджа Чабан раскачивал дерево из стороны в сторону и бил им Кыпчак Мелика. Удивителен был этот поединок дерева с человеком! Кыпчак Мелик кое-как вскочил на коня и удрал.
Гараджа Чабан вместе с деревом остановился подле раненого Газана. Лежащий на солнцепеке Газан теперь очутился в тени ветвей. Гараджа Чабан вместе с деревом стоял, охраняя Газана. Легкий ветерок шевелил листья.
Люди Кыпчак Мелика, привязав к наконечникам стрел горящую паклю, стали осыпать дерево стрелами. Загорелись ветви, пламя понемногу продвигалось по стволу к Гараджа Чабану.
Дерево пастуха и хана с четырех сторон окружили всадники с копьями, с обнаженными мечами; кольцо их сужалось, сжималось. Гараджа Чабан раскачивал дерево и ударами ветвей сбрасывал врагов наземь по пяти, по десяти разом. Но он и сам уже занялся огнем.
И тут послышались конское ржание, крики воинов. Огузские джигиты доскакали.
Справа в толпу врезался Карабудаг, слева — Дондар. Зазвенели мечи, засвистели стрелы, засверкали копыта, засновали палицы-шестоперы.
Огузские джигиты глядели грозно, рубили сплеча. Враг был разгромлен. Как будто на узкой тропе выпал град. В ущелье и на холмах на трупы слетались ястребы.
Развязанный Гараджа Чабан направил своего коня прямо на Кыпчак Мелика. Он отломил ветвь от своего дерева, и когда Кыпчак Мелик въезжал через ворота внутрь лагеря, так хватил его ветвью по голове, что голова Кыпчак Мелика шлепнулась на землю, как мяч.
Бегущих огузские джигиты не преследовали. Просивших пощады не убивали. Они вошли в лагерь, изрубили мечом знамя и жезл врага, освободили из плена Турала и Бурлу-хатун вместе с ее сорока стройными девами. И направились к себе домой.
Хоть и с обвязанной головой, Газан сидел на коне очень прямо. Рядом с ним — сын его Турал. Газан молвил:
— Сынок, Турал! Ты увидел, что в этом мире невозможяо не рубить головы, не проливать кровь. Теперь ты понял, как я был прав?
Турал ответил:
— Нет, дорогой отец, теперь я понял, что в этом мире нет ничего хуже рубки голов и пролития крови!
Газан нахмурился, ничего не сказал, повернулся налево, к брату Карабудагу.
— Карабудаг, — молвил он, — что-то не видать моего дяди Аруза.
Карабудаг ответил:
— Мы известили его, но он сказал, что упал на охоте, сломал ногу и не может прийти…
Добрались до подножия Высокой горы. Газан сказал Гараджа Чабану:
— Пастух, поднимись на вершину, погаси один костер, а другой пусть горит — костер веселья. Пусть джигиты соберутся на празднество, пусть придет Деде Коркут, споет нам, поведает о подвигах огузов.
Пастух повернул коня на вершину.
Один костер на вершине Высокой горы погас, второй остался. И на другой горе один из двух костров погас, второй остался, и на третьей, и на четвертой.
Теперь уже на каждой горе пылало по одному костру — праздничному костру.
Алп Аруз злобно глядел из своего жилища на эти костры. С усов его капала кровь.
У Газана был друг Гылбаш. Бывалый человек, он много видел на свете. Гылбаш прискакал к Алп Арузу.
— Аруз, — сказал он, — праздничный костер горит, разве ты не видишь? Отчего ж ты не идешь к Газану на пир?
Алп Аруз, с трудом подавив злость, ответил:
— Я как раз собирался.
Гылбаш сказал:
— Понимаешь, наш праздник трауром обернулся. Только уничтожили мы Кыпчак Мелика, как напал на нас Шеклю Мелик. Разрушил жилище Газана, увел в плен его дочь-невесту, ранил мечом ослабевшего Газана, сбросил его с коня на землю. Газан при смерти, послал меня к тебе, сказал: пусть придет мой дядя Аруз, поможет мне.
У Аруза радостно заблестели глаза:
— Так вот какие дела, Гылбаш! Когда в хорошие дни Газан выбирал себе приближенных, раздавал им богатство, не считал он Аруза дядей. Теперь же, в черный день, он просит о помощи? Пусть беда падет на его голову! Пусть попомнит дядю своего Аруза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Палач занес меч.
Вдруг в воздухе просвистела стрела и вонзилась в руку палача. Меч упал.
На вершине холма, сидя в седле, Газан второй раз натянул тетиву и уложил палача навеки.
Враги, обернувшись, увидели Газана, растерялись. Кто на коня садился, кто меч пристегивал, кто кольчугу натягивал.
Кыпчак Мелик засуетился на своем помосте. Подвели ему коня, он сел в седло.
Газан закричал:
— Эй, Кыпчак Мелик! Подлый сын подлеца! Теперь я покажу тебе, чем кончается вероломство! Если ты мужчина, выходи на площадь, узнаешь, как сладка жизнь, будешь рвать кровью. Я один против вас. Если ты не выйдешь мне навстречу, пусть вся твоя орда знает, что ты не мужчина, а баба с птичьим сердцем. Повяжи на голову платок, сводник!
Люди Кыпчак Мелика смотрели на него не отрываясь: ждали ответа.
Кыпчак Мелик не ударил в грязь лицом, вооружился, снарядился, поскакал прямо на Газана.
Газан пустил стрелу — Кыпчак Мелик уклонился, стрела пролетела мимо. Кыпчак Мелик пустил стрелу — Газан отстранился, стрела пролетела мимо.
Начали они драться на палицах — ни один не мог одолеть. Перетягивали друг друга — ни один не мог одолеть. Привязанный к дереву Гараджа Чабан смотрел на битву.
Люди Кыпчак Мелика тоже смотрели, как сражается их предводитель. Вооруженные, снаряженные, стояли они наготове.
Теперь уже на всех высотах земли огузской пылали двойные костры. Узнав о несчастье, джигиты мчались со всех сторон, но еще очень далеко были они от поединка Газана и Кыпчак Мелика.
Газан одним ударом сбросил Кыпчак Мелика с коня, выхватил меч, кинулся на него.
Зашатался Кыпчак Мелик, чуть не упал, но в этот миг посланная из его лагеря стрела задела веко Газана, полилась кровь, залила глаз, и Газан перестал что-либо видеть. Тут Кыпчак Мелик ударил его палицей по голове, белое лицо Газана коснулось черной земли, изо рта, из носа хлынула кровь. Меч выпал из руки Газана.
Лежал Газан на земле. Со всех сторон к Газану сбегались враги. Кыпчак Мелик обнажил меч.
…Гараджа Чабан видел беду Газана, но он был привязан к дереву. Что мог он сделать? Напрягал все силы Гараджа Чабан, но не мог разорвать путы, однако толстое дерево пошатывалось. Наконец, когда люди Кыпчак Мелика бросились к лежащему на земле Газану, когда Кыпчак Мелик обнажил меч, Гараджа Чабан дернулся и вырвал дерево с корнями.
Бегущие к Газану люди запнулись, остановились, попятились: на них двигалось дерево — огромное, раскидистое.
Ветви и листья скрывали привязанного к стволу Гараджа Чабана, и казалось, будто движется само дерево.
А Кыпчак Мелик еще не видел его. Согласно обычаю своего племени, он перепрыгивал через тело поверженного врага с обнаженным мечом в руке, выкрикивал какую-то дикую песню.
Наконец Кыпчак Мелик закончил обряд. Он нацелил острие меча прямо в лоб Газану, но вдруг был отброшен в сторону ветвью дерева. Гараджа Чабан раскачивал дерево из стороны в сторону и бил им Кыпчак Мелика. Удивителен был этот поединок дерева с человеком! Кыпчак Мелик кое-как вскочил на коня и удрал.
Гараджа Чабан вместе с деревом остановился подле раненого Газана. Лежащий на солнцепеке Газан теперь очутился в тени ветвей. Гараджа Чабан вместе с деревом стоял, охраняя Газана. Легкий ветерок шевелил листья.
Люди Кыпчак Мелика, привязав к наконечникам стрел горящую паклю, стали осыпать дерево стрелами. Загорелись ветви, пламя понемногу продвигалось по стволу к Гараджа Чабану.
Дерево пастуха и хана с четырех сторон окружили всадники с копьями, с обнаженными мечами; кольцо их сужалось, сжималось. Гараджа Чабан раскачивал дерево и ударами ветвей сбрасывал врагов наземь по пяти, по десяти разом. Но он и сам уже занялся огнем.
И тут послышались конское ржание, крики воинов. Огузские джигиты доскакали.
Справа в толпу врезался Карабудаг, слева — Дондар. Зазвенели мечи, засвистели стрелы, засверкали копыта, засновали палицы-шестоперы.
Огузские джигиты глядели грозно, рубили сплеча. Враг был разгромлен. Как будто на узкой тропе выпал град. В ущелье и на холмах на трупы слетались ястребы.
Развязанный Гараджа Чабан направил своего коня прямо на Кыпчак Мелика. Он отломил ветвь от своего дерева, и когда Кыпчак Мелик въезжал через ворота внутрь лагеря, так хватил его ветвью по голове, что голова Кыпчак Мелика шлепнулась на землю, как мяч.
Бегущих огузские джигиты не преследовали. Просивших пощады не убивали. Они вошли в лагерь, изрубили мечом знамя и жезл врага, освободили из плена Турала и Бурлу-хатун вместе с ее сорока стройными девами. И направились к себе домой.
Хоть и с обвязанной головой, Газан сидел на коне очень прямо. Рядом с ним — сын его Турал. Газан молвил:
— Сынок, Турал! Ты увидел, что в этом мире невозможяо не рубить головы, не проливать кровь. Теперь ты понял, как я был прав?
Турал ответил:
— Нет, дорогой отец, теперь я понял, что в этом мире нет ничего хуже рубки голов и пролития крови!
Газан нахмурился, ничего не сказал, повернулся налево, к брату Карабудагу.
— Карабудаг, — молвил он, — что-то не видать моего дяди Аруза.
Карабудаг ответил:
— Мы известили его, но он сказал, что упал на охоте, сломал ногу и не может прийти…
Добрались до подножия Высокой горы. Газан сказал Гараджа Чабану:
— Пастух, поднимись на вершину, погаси один костер, а другой пусть горит — костер веселья. Пусть джигиты соберутся на празднество, пусть придет Деде Коркут, споет нам, поведает о подвигах огузов.
Пастух повернул коня на вершину.
Один костер на вершине Высокой горы погас, второй остался. И на другой горе один из двух костров погас, второй остался, и на третьей, и на четвертой.
Теперь уже на каждой горе пылало по одному костру — праздничному костру.
Алп Аруз злобно глядел из своего жилища на эти костры. С усов его капала кровь.
У Газана был друг Гылбаш. Бывалый человек, он много видел на свете. Гылбаш прискакал к Алп Арузу.
— Аруз, — сказал он, — праздничный костер горит, разве ты не видишь? Отчего ж ты не идешь к Газану на пир?
Алп Аруз, с трудом подавив злость, ответил:
— Я как раз собирался.
Гылбаш сказал:
— Понимаешь, наш праздник трауром обернулся. Только уничтожили мы Кыпчак Мелика, как напал на нас Шеклю Мелик. Разрушил жилище Газана, увел в плен его дочь-невесту, ранил мечом ослабевшего Газана, сбросил его с коня на землю. Газан при смерти, послал меня к тебе, сказал: пусть придет мой дядя Аруз, поможет мне.
У Аруза радостно заблестели глаза:
— Так вот какие дела, Гылбаш! Когда в хорошие дни Газан выбирал себе приближенных, раздавал им богатство, не считал он Аруза дядей. Теперь же, в черный день, он просит о помощи? Пусть беда падет на его голову! Пусть попомнит дядю своего Аруза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24