Его резкие, неожиданные движения были странными и беспорядочными, почти что судорожными, как если бы его дергал за ниточки какой-то сумасшедший невидимый кукольник. Правая рука метнулась к чемоданчику, едва не сбросив его со столика. Кисть, судорожно согнутая, больше похожая на лапу, рванулась вверх, как будто дирижируя исполнением какого-то неведомого произведения, однако вместо дирижерской палочки в ней был зажат блестящий серповидный скальпель.
Все трое наблюдателей наклонились вперед, широко раскрыв глаза и разинув рты. Однако в то время как на лицах двоих, сидевших по краям, непроизвольно застыло выражение отрицания и они готовы были содрогнуться или даже вскрикнуть при виде того, что, по их мнению, должно было сейчас произойти, на лице старшего отражалось лишь знание и мрачное ожидание.
С точностью, не допускающей никаких случайных, непроизвольных движений остальных конечностей, - которые" застыли и вытянулись, как у мертвой лягушки, как бы принужденные жить сами по себе, - рука обнаженного человека скользнула вниз и вскрыла труп от грудной клетки, через пупок, до жестких лобковых волос. Еще два на первый взгляд произвольных, но абсолютно точных разреза, слились с первым движением, - и на животе трупа четко обозначилась буква “I” с длинными верхней и нижней перекладинами.
Тут же действующий до отвращения автоматически исполнитель этой ужасной хирургической операции не глядя отбросил скальпель, по запястья погрузил руки в центральный разрез и раздвинул его края, словно дверцы буфета. От холодных открытых на обозрение кишок пар не шел, не было также и крови, но когда обнаженный человек вытащил руки, они блеснули тускло-красным цветом, будто их только что покрасили.
Выполнение такого вскрытия требовало поистине геркулесовой силы, - об этом свидетельствовали резко напрягшиеся мускулы на спине и плечах обнаженного человека, - поскольку следовало одновременно рассечь все ткани и мышцы, с внешней стороны защищавшие желудок. Действие сопровождалось также яростным рычанием, хорошо слышным наблюдателям по радиосвязи, благодаря которому губы обнаженного человека образовали оскал и вздувшиеся от напряжения жилы на шее проступили еще более явственно.
Но теперь, когда перед ним обнажились внутренности объекта его манипуляций, странное спокойствие овладело обнаженным человеком. Посерев еще больше, если это вообще было возможно, он снова выпрямился, откинулся назад, встав на пятки, красные руки безвольно повисли вдоль тела. Затем он опять наклонился вперед, и его ничего не выражающие голубые глаза принялись неторопливо изучать внутреннее содержимое трупа.
В это время в другой комнате человек, сидевший слева, вцепившись в подлокотники кресла непрерывно делал глотательные движения, его лицо блестело от пота. Тот, что сидел справа, был синевато-серого цвета, дрожал с головы до ног, тяжело дышал и ловил ртом воздух, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. Однако сидевший между ними бывший генерал армии Григорий Боровиц, ныне глава секретного Агентства развития паранормального шпионажа, был совершенно поглощен происходящим. Его львиная голова склонилась вперед, лицо с тяжелой нижней челюстью выражало благоговение, в то время как он впитывал в себя каждую деталь, каждый нюанс разворачивающегося действа, стараясь по возможности не обращать внимания на мучения сидевших рядом с ним подчиненных. Где-то в глубине сознания он гадал, станет ли кому-то из них плохо и кто первым выйдет из игры. И в какой именно момент он откажется от дальнейшего участия в деле.
Под столиком стояло металлическое мусорное ведро, в котором валялось несколько смятых бумажек и окурков. Не отрывая взгляда от экрана, Боровиц наклонился, поднял ведро и поставил его на середину столика, подумав при этом: “Пусть как хотят, так и делят его между собой”. В любом случае, кого бы из них ни начало тошнить первым, другой непременно последует примеру товарища.
Как будто читая его мысли, тот, что сидел справа, задыхаясь, выдавил:
- Товарищ генерал, не думаю, что я...
- Сиди спокойно! - Боровиц топнул ногой и схватил его за колено. - Смотри, если можешь, а если не можешь, сиди тихо и не мешай мне.
Обнаженный человек в это время склонился над трупом, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от открытых внутренностей. Его глаза двигались влево и вправо, вверх и вниз, как будто пытались отыскать что-то спрятанное там, внутри. Ноздри широко раздулись, и он подозрительно принюхивался. Гладкие брови приняли какую-то фантастическую форму. Больше всего он в эту минуту напоминал пса, увлеченно преследующего жертву.
Затем... хитрая усмешка скривила его серые губы, блеск откровения - раскрытой тайны появился в глазах. Всем своим видом он как бы говорил: “Да, здесь что-то есть, здесь что-то скрывается!"
Откинув назад голову, он громко рассмеялся, но смех быстро оборвался, и он с еще большим вниманием стал изучать содержимое трупа. Нет, этого было недостаточно, тайное не становилось явным. Оно ускользало, и ликование немедленно сменилось гневом.
Яростно шепча что-то, обнаженный человек, весь дрожа от переполнявших его эмоций, схватил какой-то тонкий инструмент, острие которого сверкнуло зеркальным блеском. Следуя как будто изначально заведенному порядку, он начал вырезать какие-то органы, трубки и пузыри, постепенно его действия становились все более жестокими и беспорядочными - и вот уже внутренности, частично или почти полностью выдранные из тела, свисали за край металлического стола причудливыми лоскутами и клочьями. Однако этого все еще было недостаточно, он по-прежнему искал и не находил чего-то ускользающего от его взгляда.
Он издал пронзительный крик, и звук, донесшийся из динамика в другой комнате, скорее напоминал скрип мела по школьной доске или скрежет лопаты по льду. С ужасной гримасой на лице он начал отрезать висящие куски плоти и расшвыривать их вокруг себя. Он размазывал их по своему телу, подносил к уху и “слушал” их. Он растягивал их, перебрасывал через сгорбленные плечи, швырял в ванну, в раковину. Пятна крови были везде, и снова из динамика донесся крик, полный разочарования и невероятной муки:
- Не здесь! Не здесь!
В другой комнате тот, кто сидел справа, уже не просто сглатывал, а отвратительно давился. Неожиданно он схватил со стола мусорное ведро, вскочил и бросился в угол комнаты. Боровиц в душе неохотно похвалил его за то, что при этом он был довольно спокоен.
- Боже мой! Боже мой! - с каждым разом все громче повторял тот, что сидел слева. - Ужасно! Ужасно! Он развратник, безумен, изверг!
- Он великолепен! - прорычал Боровиц. - Видишь? Видишь! Теперь он подходит к самой сути дела...
По ту сторону экрана обнаженный человек взял в руки хирургическую пилу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Все трое наблюдателей наклонились вперед, широко раскрыв глаза и разинув рты. Однако в то время как на лицах двоих, сидевших по краям, непроизвольно застыло выражение отрицания и они готовы были содрогнуться или даже вскрикнуть при виде того, что, по их мнению, должно было сейчас произойти, на лице старшего отражалось лишь знание и мрачное ожидание.
С точностью, не допускающей никаких случайных, непроизвольных движений остальных конечностей, - которые" застыли и вытянулись, как у мертвой лягушки, как бы принужденные жить сами по себе, - рука обнаженного человека скользнула вниз и вскрыла труп от грудной клетки, через пупок, до жестких лобковых волос. Еще два на первый взгляд произвольных, но абсолютно точных разреза, слились с первым движением, - и на животе трупа четко обозначилась буква “I” с длинными верхней и нижней перекладинами.
Тут же действующий до отвращения автоматически исполнитель этой ужасной хирургической операции не глядя отбросил скальпель, по запястья погрузил руки в центральный разрез и раздвинул его края, словно дверцы буфета. От холодных открытых на обозрение кишок пар не шел, не было также и крови, но когда обнаженный человек вытащил руки, они блеснули тускло-красным цветом, будто их только что покрасили.
Выполнение такого вскрытия требовало поистине геркулесовой силы, - об этом свидетельствовали резко напрягшиеся мускулы на спине и плечах обнаженного человека, - поскольку следовало одновременно рассечь все ткани и мышцы, с внешней стороны защищавшие желудок. Действие сопровождалось также яростным рычанием, хорошо слышным наблюдателям по радиосвязи, благодаря которому губы обнаженного человека образовали оскал и вздувшиеся от напряжения жилы на шее проступили еще более явственно.
Но теперь, когда перед ним обнажились внутренности объекта его манипуляций, странное спокойствие овладело обнаженным человеком. Посерев еще больше, если это вообще было возможно, он снова выпрямился, откинулся назад, встав на пятки, красные руки безвольно повисли вдоль тела. Затем он опять наклонился вперед, и его ничего не выражающие голубые глаза принялись неторопливо изучать внутреннее содержимое трупа.
В это время в другой комнате человек, сидевший слева, вцепившись в подлокотники кресла непрерывно делал глотательные движения, его лицо блестело от пота. Тот, что сидел справа, был синевато-серого цвета, дрожал с головы до ног, тяжело дышал и ловил ртом воздух, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. Однако сидевший между ними бывший генерал армии Григорий Боровиц, ныне глава секретного Агентства развития паранормального шпионажа, был совершенно поглощен происходящим. Его львиная голова склонилась вперед, лицо с тяжелой нижней челюстью выражало благоговение, в то время как он впитывал в себя каждую деталь, каждый нюанс разворачивающегося действа, стараясь по возможности не обращать внимания на мучения сидевших рядом с ним подчиненных. Где-то в глубине сознания он гадал, станет ли кому-то из них плохо и кто первым выйдет из игры. И в какой именно момент он откажется от дальнейшего участия в деле.
Под столиком стояло металлическое мусорное ведро, в котором валялось несколько смятых бумажек и окурков. Не отрывая взгляда от экрана, Боровиц наклонился, поднял ведро и поставил его на середину столика, подумав при этом: “Пусть как хотят, так и делят его между собой”. В любом случае, кого бы из них ни начало тошнить первым, другой непременно последует примеру товарища.
Как будто читая его мысли, тот, что сидел справа, задыхаясь, выдавил:
- Товарищ генерал, не думаю, что я...
- Сиди спокойно! - Боровиц топнул ногой и схватил его за колено. - Смотри, если можешь, а если не можешь, сиди тихо и не мешай мне.
Обнаженный человек в это время склонился над трупом, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от открытых внутренностей. Его глаза двигались влево и вправо, вверх и вниз, как будто пытались отыскать что-то спрятанное там, внутри. Ноздри широко раздулись, и он подозрительно принюхивался. Гладкие брови приняли какую-то фантастическую форму. Больше всего он в эту минуту напоминал пса, увлеченно преследующего жертву.
Затем... хитрая усмешка скривила его серые губы, блеск откровения - раскрытой тайны появился в глазах. Всем своим видом он как бы говорил: “Да, здесь что-то есть, здесь что-то скрывается!"
Откинув назад голову, он громко рассмеялся, но смех быстро оборвался, и он с еще большим вниманием стал изучать содержимое трупа. Нет, этого было недостаточно, тайное не становилось явным. Оно ускользало, и ликование немедленно сменилось гневом.
Яростно шепча что-то, обнаженный человек, весь дрожа от переполнявших его эмоций, схватил какой-то тонкий инструмент, острие которого сверкнуло зеркальным блеском. Следуя как будто изначально заведенному порядку, он начал вырезать какие-то органы, трубки и пузыри, постепенно его действия становились все более жестокими и беспорядочными - и вот уже внутренности, частично или почти полностью выдранные из тела, свисали за край металлического стола причудливыми лоскутами и клочьями. Однако этого все еще было недостаточно, он по-прежнему искал и не находил чего-то ускользающего от его взгляда.
Он издал пронзительный крик, и звук, донесшийся из динамика в другой комнате, скорее напоминал скрип мела по школьной доске или скрежет лопаты по льду. С ужасной гримасой на лице он начал отрезать висящие куски плоти и расшвыривать их вокруг себя. Он размазывал их по своему телу, подносил к уху и “слушал” их. Он растягивал их, перебрасывал через сгорбленные плечи, швырял в ванну, в раковину. Пятна крови были везде, и снова из динамика донесся крик, полный разочарования и невероятной муки:
- Не здесь! Не здесь!
В другой комнате тот, кто сидел справа, уже не просто сглатывал, а отвратительно давился. Неожиданно он схватил со стола мусорное ведро, вскочил и бросился в угол комнаты. Боровиц в душе неохотно похвалил его за то, что при этом он был довольно спокоен.
- Боже мой! Боже мой! - с каждым разом все громче повторял тот, что сидел слева. - Ужасно! Ужасно! Он развратник, безумен, изверг!
- Он великолепен! - прорычал Боровиц. - Видишь? Видишь! Теперь он подходит к самой сути дела...
По ту сторону экрана обнаженный человек взял в руки хирургическую пилу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135