Значит, всё, что она затеяла и устроила для отмщения Зенону, сделано напрасно; Зенона это ничто не коснётся, а причинит тревогу и гибель только другим людям, совсем посторонним, которые лично перед Нефорою ни в чём не виноваты, а художник Зенон останется жить в прежнем покое!.. И Пеох и Бубаста своего достигнут, но Нефора ничего не достигнет – она кругом обманута, и всё через свою собственную необстоятельность. Проклятие! Могла ли она этого ожидать? И что это у них за различия, которых невозможно понять?.. Рабыня-христианка, которая была нянькой Нефоры, много говорила ей в детстве о своём боге, который распят в Иерусалиме. Нефора любила слушать, как он всех сожалел и всем завещал, чтобы никто не делал другому зла. Нефора плакала вместе с рабыней, когда та говорила, как его выгоняли, много раз хотели убить и, наконец-таки, убили. Он был целомудрен и добр и завещал, чтобы все любили друг друга и прощали обиды. Она думала, что в том всё и дело. Кажется, так живёт и Зенон: что тот сказал, этот его завета слушается. То же, о чем говорил епископ, ей совсем ново и непонятно. Это как будто что-то другое, и между тем это портит весь план Нефоры. Зенон ускользает… Завтра последний день. Завтра под вечер надо ехать к Адеру. Нефора отдала уже приказание своему домоправителю изготовить ей колесницы, и её рабыни разостлали на широких коврах роскошный наряд, который будет украшать её на одном из передних мест амфитеатра. Нефора хотела перехитрить всех: и Пеоха, и Дуназа, и Бубасту, и самого правителя. Уверенная в том, что гора не сойдёт с своего места и не пойдёт в воду, она была, несомненно, уверена и в том, что когда вера христиан будет этим унижена, то раздражённый и отчаянный народ бросится на христиан и станет бросать их в Нил. Пеох и Бубаста дадут к этому знак, и дело будет сделано, а в то самое время, как эти погибнут умилостивительною жертвой, Зенон будет спасен, потому что Нефора купила для него тайную охрану и помощь главы биченосцев. Его увезут к ней в её имение, дальше Пелузы, и она его найдёт там. Ведь она его любит, она хочет только унизить его веру, для которой он оскорбил её, отвергнув предложенную ему любовь. У неё никто не отыщет Зенона; она его утаит от всех, он будет её невольник, её раб и… её любовник… Или она будет его томить, терзать, мучить и… Она не знает сама, чем это кончится, но это даст цену всей её жизни… И вот вдруг и совершенно неожиданно после того, что она узнала от епископа, всё это выйдет не так. Напрасно утопят много людей, а Зенон останется с своею особенною верой, которая, по уверению епископа, совсем даже и не то, что их настоящая христианская вера. И эта ошибка непоправима – времени нет… Теперь и природа и люди уснули, и Нефора должна тоже уснуть, чтобы завтра тело её было бодро и сильно, а лицо её ясно… Она должна скрыть от всех свою досадную ошибку, и… она будет спать. Она обняла рукой любимую кошку, закрыла глаза и перестала обо всём думать. В мыслях Нефоры наступила минута бездеятельности и пустоты, но сейчас же опять прорезалось определённое понятие: ей жарко – кошка слишком сильно согрела ей грудь. Нефора отстранила рукой кошку, и из пушистой шерсти зверка сверкнули и тихо щёлкнули две маленькие красные искры. Молодая женщина переложила кошку к своим ногам, и искры снова блеснули. Нефора обернулась лицом к стене и снова старалась заснуть, но в стене под ковром что-то шуршало. Духота увеличивалась; откуда-то доносилось докучное блеяние верблюжонка, и в ответ ему слышались трескучие крики старого верблюда. Не то, так другое постоянно мешало Нефоре заснуть. Едва умолкли верблюды, раздался противный голос павлина. Нефора протянула руку к шёлковому шнуру и отдёрнула занавес; серебряные колокольчики, подшитые на бахроме, мелодически пророкотали и открыли широкое окно с каменною рамой. На небе уже рассветало. Утренний воздух сообщил Нефоре бодрость, и у неё явилась смелая мысль ещё раз попытаться сделать Зенона причастным к тому, что ожидалось. Она позвала служанку, быстро оделась и велела как можно скорее подвести ей к крыльцу осёдланного мула.
Глава двадцать вторая
Когда Нефора вышла и села в седло, было ещё серо и в городе не слышно было никакого движения, только глинистые голуби оправлялись спросонья на пёстрой голубятне и тоскливо ворковали, как будто они были чем-то недовольны.
Нефора покрылась тёмным покрывалом и велела проводнику вести мула по дороге к Мареотидскому озеру, где на берегу, в известной ей местности, жил христианский епископ.
На одном повороте мимо глаз Нефоры что-то мелькнуло, и в то же время проводник на неё оглянулся значительным взглядом.
– Что это? – спросила Нефора.
– Это нильские ласточки.
– Так что же?
– Они поспешают… и держатся близко к земле…
– Что ж это значит?
– Это бывает, когда… Но позволь, госпожа, я слышу большое движение… Позволь переждать здесь минуту… Народ нынче ночью принёс в жертву чёрного ягнёнка У фаросской пещеры Пеоха и теперь провожает старца… Смотри, вон уже видно – там из-за угла выступает высокий белый верблюд под роскошным ковром, на нём едет тёмный старик – это Пеох. Смотри, как он видимо свят, как изнеможденно его тело. Обрати внимание: лоскуты у его препоясья подвязаны тростником и осокой, но и этот утлый пояс на нём не порвётся. Пеох много лет уже не выходил из своей фаросской пещеры и теперь едет, конечно, к Канопскому гирлу, куда удаляется вся Александрия, чтобы смотреть, как суеверные люди, верующие в распятого бога, будут сдвигать гору Адер. Народ ночевал у пещеры Пеоха и теперь сопровождает его толпою: тебя могут обидеть, если ты не повелишь мне остановиться и подождать, чтобы не переходить дороги святому человеку.
– Остановись и пропусти их.
И Нефора видела, как перед нею проследовал на белом верблюде темнолицый, исхудалый, лобастый мемфит, окружённый несметною толпой самой набожной черни. Здесь были люди, которые не искали легкомысленных увеселений в ранее вышедшем таборе. В этой суровой толпе не было ни назойливых продавцов рыбы, ни весёлых канатных плясунов, ни фокусников, ни красивых цветочниц с их лёгкими ширмами на маленьких осликах. Пеоха провожала фанатическая толпа мрачно глядевших полунагих мужчин и женщин, которые беспрестанно поднимали над своими головами грудных детей, чтобы они могли видеть Пеоха. Через это дети должны исцелиться от боли глаз и от грыж, которыми многие из них страдали от крика.
Нефора видела и изнемождённое тёмное тело нагого мемфита и страшный взгляд его глаз с больными веками и сверкавшими белками.
В этой толпе опять тоже было много собак и кошек, а сзади всех, верхом на старом верблюде, сидела баба Бубаста, перед нею на седле был взвязан ещё живой чёрный баран с вызолоченными рогами, среди которых сверкал привязанный жертвенный нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25