чувство собственного достоинства потребует от них в будущем возобновить борьбу за правое дело. Или же они могут бить себя в грудь, признавая свою вину. Ни первое, ни второе для японцев неприемлемо. Через пять дней после капитуляции, перед высадкой в Японии американского десанта, известная токийская газета «Майнити симбун», говоря о поражении и его политических последствиях для Японии, могла заявить: «Но все это, в конечном счете, приведет к спасению Японии». Передовая статья подчеркивала, что ни на секунду нельзя забывать, что страна потерпела полное поражение. И поскольку попытки утвердить Японию при помощи грубой силы провалились, теперь следует пойти по пути мира. Другая крупная токийская газета «Асахи» в те же дни назвала «чрезмерную веру Японии в военную мощь» «серьезной ошибкой» ее внутренней и внешней политики. «Прежнюю позицию, давшую нам так мало и принесшую столько страданий, следует заменить новой, основанной на международном сотрудничестве и миролюбии».
Западный наблюдатель увидит в этом изменение того, что он считает принципами, и отнесется к этому с подозрением. Однако это всего лишь неотъемлемая часть жизненного поведения в Японии, независимо от того, идет ли речь о личных или международных отношениях. Японец понимает, что он совершил «ошибку», избрав образ действий, не приведший его к достижению цели. Потерпев неудачу, он признает этот образ действий безнадежным, а он и не должен заниматься безнадежными делами. «Бессмысленно, - скажет он, - кусать собственный пуп». В 30-е годы японцы считали милитаризм приемлемым средством, при помощи которого думали добиться восхищения всего мира - восхищения, основанного на их вооруженной мощи, - и они пошли на все жертвы, которые требовала такая программа. 14 августа 1945 г. император, санкционированный голос Японии, сказал им, что они потерпели поражение. И они приняли все, что предполагал этот факт. Это означало присутствие американских войск, и они их приветствовали. Это означало провал одобренного императором курса, и они готовились принять конституцию, объявлявшую войну вне закона. Спустя десять дней после капитуляции их газета «Иомиури-хоти» могла уже писать о «Начале нового искусства и новой культуры», употребляя, в частности, такие слова: «В наших сердцах мы должны быть твердо убеждены, что военное поражение не имеет никакого отношения к ценности национальной культуры. Военное поражение должно послужить толчком… (так как) японскому народу потребовалось ни много, ни мало, а военное поражение, чтобы заставить его посмотреть на мир открытыми глазами и увидеть вещи объективно такими, каковы они есть на самом деле. Всякую иррациональность, искажавшую японское мышление, следует устранить, подвергнув честному анализу… Требуется мужество, чтобы взглянуть в лицо поражению как непреклонному факту, но мы должны верить в культуру завтрашней Японии». Японцы избрали один образ действия и потерпели поражение. Теперь они будут пробовать мирные средства. «Япония, - повторялось в их передовицах, - должна быть уважаема другими нациями мира», и долг японцев - заслужить это уважение на новой основе.
Эти газетные передовицы - не только голос нескольких интеллектуалов; такой же разворот совершили и простые люди в столице и в далекой деревне. Солдаты из американских оккупационных войск не могли поверить в то, что эти дружелюбные люди еще совсем недавно, вооруженные бамбуковыми копьями, клялись бороться до смерти. Американцы не могут принять многое из японской этики, но опыт, приобретенный во время оккупации Японии, служит убедительным доказательством того, как много положительного можно найти в чужой этике.
Американская администрация под руководством генерала Макартура использовала эту способность японцев менять курс. Она не стала мешать движению в новом направлении, прибегая к унижающим национальное достоинство методам. А в западной этике, если бы мы поступили так, это было бы культурно приемлемо. Она считает само собой разумеющимся, что унижение и наказание - социально эффективные средства, чтобы заставить преступника признать свою вину. Признание за собой вины считается первым шагом на пути к исправлению. Японцы же, как мы видели, придерживаются иных взглядов. В их этике человек несет ответственность за все последствия своих действий, и естественные последствия ошибки должны убедить его в их нежелательности. К числу естественных последствий относится и поражение в мировой войне. Но такого рода ситуацию японец не воспринимает как унижение. В лексиконе японцев унижение личности или нации включает в себя клевету, насмешку, презрение, уничижение и использование символики бесчестья. Когда японцы считают себя униженными, добродетелью признается месть. И независимо от того, как западная этика осуждает такую точку зрения, эффективность американской оккупации Японии будет определяться тем, насколько американцы окажутся сдержанны в этом отношении. Потому что японцы четко отделяют осмеяние, вызывающее у них сильнейшее негодование, от «естественных последствий», к которым они, согласно условиям капитуляции, причисляют демилитаризацию и даже спартанское бремя контрибуций.
Сами японцы, когда однажды одержали убедительную победу над великой державой, показали, что даже в роли победителей они стремятся избежать унижения поверженного противника после того, как тот полностью капитулировал и, по мнению японцев, перестал над ними глумиться. Каждому японцу известна знаменитая фотография, на которой изображена сдача в 1905 г. русской армии при Порт-Артуре. Русские на этой фотографии запечатлены с шашками. Победителей и побежденных можно различить только по форме, поскольку русские не были обезоружены. В одном очень известном в Японии описании сдачи рассказывается, что, когда генерал Стессель, командующий русскими войсками, выразил готовность получить от японцев предложение о капитуляции, японский капитан и переводчик отправились к нему в штаб на обед. «К этому времени все лошади, за исключением личного коня генерала Стесселя, были убиты и съедены, и принесенные японцами в подарок пятьдесят цыплят и сто яиц оказались очень кстати». Встречу генерала Стесселя и генерала Ноги назначили на следующий день. «Генералы обменялись рукопожатиями. Стессель выразил свое восхищение храбростью японцев, а… генерал Ноги похвалил русских за длительную и мужественную оборону. Стессель принес свои соболезнования Ноги в связи с тем, что тот потерял на этой войне двух сыновей… Стессель подарил генералу Ноги своего белого арабского коня, но Ноги заметил, что хотя он и рад был бы получить его в подарок непосредственно из рук генерала, но сначала следует принести его в дар Императору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Западный наблюдатель увидит в этом изменение того, что он считает принципами, и отнесется к этому с подозрением. Однако это всего лишь неотъемлемая часть жизненного поведения в Японии, независимо от того, идет ли речь о личных или международных отношениях. Японец понимает, что он совершил «ошибку», избрав образ действий, не приведший его к достижению цели. Потерпев неудачу, он признает этот образ действий безнадежным, а он и не должен заниматься безнадежными делами. «Бессмысленно, - скажет он, - кусать собственный пуп». В 30-е годы японцы считали милитаризм приемлемым средством, при помощи которого думали добиться восхищения всего мира - восхищения, основанного на их вооруженной мощи, - и они пошли на все жертвы, которые требовала такая программа. 14 августа 1945 г. император, санкционированный голос Японии, сказал им, что они потерпели поражение. И они приняли все, что предполагал этот факт. Это означало присутствие американских войск, и они их приветствовали. Это означало провал одобренного императором курса, и они готовились принять конституцию, объявлявшую войну вне закона. Спустя десять дней после капитуляции их газета «Иомиури-хоти» могла уже писать о «Начале нового искусства и новой культуры», употребляя, в частности, такие слова: «В наших сердцах мы должны быть твердо убеждены, что военное поражение не имеет никакого отношения к ценности национальной культуры. Военное поражение должно послужить толчком… (так как) японскому народу потребовалось ни много, ни мало, а военное поражение, чтобы заставить его посмотреть на мир открытыми глазами и увидеть вещи объективно такими, каковы они есть на самом деле. Всякую иррациональность, искажавшую японское мышление, следует устранить, подвергнув честному анализу… Требуется мужество, чтобы взглянуть в лицо поражению как непреклонному факту, но мы должны верить в культуру завтрашней Японии». Японцы избрали один образ действия и потерпели поражение. Теперь они будут пробовать мирные средства. «Япония, - повторялось в их передовицах, - должна быть уважаема другими нациями мира», и долг японцев - заслужить это уважение на новой основе.
Эти газетные передовицы - не только голос нескольких интеллектуалов; такой же разворот совершили и простые люди в столице и в далекой деревне. Солдаты из американских оккупационных войск не могли поверить в то, что эти дружелюбные люди еще совсем недавно, вооруженные бамбуковыми копьями, клялись бороться до смерти. Американцы не могут принять многое из японской этики, но опыт, приобретенный во время оккупации Японии, служит убедительным доказательством того, как много положительного можно найти в чужой этике.
Американская администрация под руководством генерала Макартура использовала эту способность японцев менять курс. Она не стала мешать движению в новом направлении, прибегая к унижающим национальное достоинство методам. А в западной этике, если бы мы поступили так, это было бы культурно приемлемо. Она считает само собой разумеющимся, что унижение и наказание - социально эффективные средства, чтобы заставить преступника признать свою вину. Признание за собой вины считается первым шагом на пути к исправлению. Японцы же, как мы видели, придерживаются иных взглядов. В их этике человек несет ответственность за все последствия своих действий, и естественные последствия ошибки должны убедить его в их нежелательности. К числу естественных последствий относится и поражение в мировой войне. Но такого рода ситуацию японец не воспринимает как унижение. В лексиконе японцев унижение личности или нации включает в себя клевету, насмешку, презрение, уничижение и использование символики бесчестья. Когда японцы считают себя униженными, добродетелью признается месть. И независимо от того, как западная этика осуждает такую точку зрения, эффективность американской оккупации Японии будет определяться тем, насколько американцы окажутся сдержанны в этом отношении. Потому что японцы четко отделяют осмеяние, вызывающее у них сильнейшее негодование, от «естественных последствий», к которым они, согласно условиям капитуляции, причисляют демилитаризацию и даже спартанское бремя контрибуций.
Сами японцы, когда однажды одержали убедительную победу над великой державой, показали, что даже в роли победителей они стремятся избежать унижения поверженного противника после того, как тот полностью капитулировал и, по мнению японцев, перестал над ними глумиться. Каждому японцу известна знаменитая фотография, на которой изображена сдача в 1905 г. русской армии при Порт-Артуре. Русские на этой фотографии запечатлены с шашками. Победителей и побежденных можно различить только по форме, поскольку русские не были обезоружены. В одном очень известном в Японии описании сдачи рассказывается, что, когда генерал Стессель, командующий русскими войсками, выразил готовность получить от японцев предложение о капитуляции, японский капитан и переводчик отправились к нему в штаб на обед. «К этому времени все лошади, за исключением личного коня генерала Стесселя, были убиты и съедены, и принесенные японцами в подарок пятьдесят цыплят и сто яиц оказались очень кстати». Встречу генерала Стесселя и генерала Ноги назначили на следующий день. «Генералы обменялись рукопожатиями. Стессель выразил свое восхищение храбростью японцев, а… генерал Ноги похвалил русских за длительную и мужественную оборону. Стессель принес свои соболезнования Ноги в связи с тем, что тот потерял на этой войне двух сыновей… Стессель подарил генералу Ноги своего белого арабского коня, но Ноги заметил, что хотя он и рад был бы получить его в подарок непосредственно из рук генерала, но сначала следует принести его в дар Императору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83