Может быть, Манжетов честен в намерениях, но просто не понимает их нереальности?
– Всё он понимает, - буркнул Щёкин. - Манжетов Санта-Клауса с Папой Римским не спутает, не дурак. -
Щёкин посмотрел на Милену и добавил: - И губа у него не дура…
– А для вас имеет значение мотивация Манжетова, если вас всё равно выбрасывают за борт?
– Может, я этого и заслуживаю?
– Не заслуживаете, - жёстко отрезал Моржов, - но дело не в вас. Если человек или общество прагматично остаются в рамках утилитарного - то это не человек и не общество. Смысл существования - в роскоши. Если нету роскоши, то всё остальное бессмысленно. Искусство, религия, фундаментальная наука, туризм, филателия, макияж, цветы, кошки и внебрачные связи - это всё роскошь, ради которой и стоит упахиваться. По-настоящему ценно только то, что выше утилитарного, что выше себестоимости. Мы есть не то, что мы едим, а то, чего мы не сможем сожрать.
– Прекрасно сказано, но всё-таки если обществу от нашей деятельности нет никакой пользы…
– Да что же вы взъелись-то с этой пользой, с этим прибавочным продуктом? - Моржов и вправду разозлился на Костёрыча. - Свет клином на пользе сошёлся!… Общество нуждается не только в пользе, а ещё, к примеру, и в пище для ума! Пользу пусть дворники приносят и ловцы бродячих собак. Польза от Дома пионеров нужна только тем, у кого и так всякой прочей пользы до хренища!
– Ну, это ваше личное мнение… - пробормотал Костёрыч, но Моржов желал догреметь до конца:
– Каким бы мудо ни было МУДО, оно - единственная роскошь нашего образования. Единственное его оправдание. Потому что у МУДО нет цели. А у Антикриза есть цель - преодоление кризисов. Антикриз работает на систему уже по определению, а МУДО - над системой. И какая уж это система - не важно, потому что интересно только то, что вне её. Для Манжетова МУДО - ещё никем не приватизированный ресурс, а для меня, для вас, для Щёкина - и смысл, и хлеб. Да провались она пропадом, ваша щепетильность, если у меня из-под ног выдёргивают землю!
– Цицерон! - указывая на Моржова пальцем, заявил Щёкин таким тоном, словно наконец-то догадался, кто перед ним такой.
– Пламенно, да… - неуверенно сказал Костёрыч, пряча взгляд. - Но роскошь - это когда есть средства… А Ковязин - город бедный.
– Антикризисный центр будет стоить куда дороже, - возразил Моржов. - Пользы с него будет столько же, а смысла - никакого.
– То есть вы хотите сохранить МУДО через подлог документов? - подвёл итог Костёрыч.
– Фактически - да. Но по форме это будет строгое следование правилам. Велено ехать в Троельгу - мы уехали. Велено сдать сертификаты - мы сдали. А проверять по факту нас не будут. Потому что в этой ипостаси мы системе не нужны, мы вне её. Вне её мы есть уже то, что мы есть. И всё зависит от нас. Рассказывайте Серёже, Наташе и упырям про родной край. Пусть Щёкин водит всех в походы. Пусть Розка устраивает массовые мероприятия - она же методист этого профиля. Пусть Милена учит английскому, а Сонечка - экологии, если она знает, что это такое. Сонечка ведь хотела вести в МУДО экологический кружок…
– От юннатов до пенатов, - вставил Щёкин.
– Кстати, о девушках, - вспомнил Костёрыч. - А как они отнесутся к вашей авантюре?
– Никак. Они об этом и не узнают. Им знать незачем. Я начичу за них сертификаты, и всё. Скажу, что Шкиляева согласна на такой расклад. Девицам ничего не грозит, никакое разоблачение. Пусть проживут этот месяц в Троельге как пожелают, по-человечески. Захотят - пусть хоть весь месяц бамбук курят. Позволим им эту роскошь. Всё равно от неё не обеднеет никто. Нафига нужны все эти великие цели, ради которых столько народу гробится?
– То есть девушки не будут знать, что всё это - надувательство, потёмкинская деревня? - уточнил Костёрыч.
– Им нельзя говорить правду. - Моржов усмехнулся. - Сонечка - клушка: куда её посадят, там она и будет сидеть. Скажи ей правду - она перепугается и всех сдаст, а в результате отправится к кавказцам на рынок. Розе Дамировне тоже нельзя говорить. Она на эту авантюру не согласится, потому что её вины в неприезде американцев нет и увольнять её не за что. Розка не пойдёт на риск. Она из тех, кто прячется, а не бунтует. На худой конец Розка уже и так придумала себе убежище - замужество. А Милене говорить нельзя ни в коем случае. Я же копаю под Антикриз, где она собирается быть директором. Зачем ей портить свою перспективу?
Щёкин курил, искоса поглядывая на Сонечку возле умывалки. Костёрыч запустил пальцы в бороду.
– А вам-то, Борис Данилыч, всё это зачем? - устало спросил он. - Да, вы доказали, что в результате вашей аферы всем нам станет хорошо. Но вам-то что с того? Вы, как я слышал, процветающий художник и в средствах не нуждаетесь. Особенного альтруизма я в вас ещё не видел… Да и на идеалиста вы не похожи, чтобы идти на труды и жертвы ради отвлечённого принципа роскоши как оправдания.
Моржов смотрел в печальные и добрые глаза Костёрыча за толстыми стёклами очков. Вот на этот вопрос он почти ничего не мог ответить - и даже наврать не мог.
Зачем это всё ему? Очень просто: из-за баб. Ему нравились все три: и Розка, и Милена, и Сонечка. Да, потом он может уступить Сонечку Щёкину, но уступать Милену и Розку Манжетову и Сергачу - хрена с два.
Однако, если МУДО не станет, девки сразу разойдутся по рукам. А Моржов никого из девок не собирался отпускать. Пусть в нём говорят атавистическая самцовость и тупая маскулинность, но он хочет сразу всех женщин, а отдавать не желает никого. У себя он считает «длиньше» и потому немедленно ввязывается в эту борьбу византийских мальчиков. За женщин, которые ему понравились, он согласен порвать и Сергача, и Манжето-ва. Или сдохнуть. А испрашивать дозволения у бестолковых баб он не находил нужным. Главные вопросы он всегда решал сам.
– Самолюбие, - пояснил Моржов Костёрычу. Костёрыч улыбнулся и понимающе кивнул.
– Молодость, - поправил он.
Но Щёкин тотчас же добавил с назиданием:
– А молодость даётся не всем.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ Пиксели
Друидов откровенно пёрло без опохмелки, и они очумело примчались в лагерь ещё до завтрака. У Моржова кусок в горло не лез - друиды, глядя на него, сидели здесь же, на веранде, за краешком общего стола. В страшном нервном напряжении они придумывали идею раскрутки Моржова на деньги.
– Пацаны, - наконец сипло сказал упырям Бязов (Чаков), - хотите, мы с дядей Мишей сводим вас в лес на заброшенный мост?
Упыри пришли в предсказуемый восторг. Сегодня после завтрака Милена собиралась проводить с детьми соревнования по бадминтону. Бадминтон не привлекал упырей, потому что все они уже по пять раз проиграли Наташе Ландышевой, каждый со счётом (примерно) 20:0. Лишь однажды Чечкин довёл свой счёт до 18:2, но Наташа тут же хладнокровно положила ракетку на траву и сказала, что так ей играть не интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
– Всё он понимает, - буркнул Щёкин. - Манжетов Санта-Клауса с Папой Римским не спутает, не дурак. -
Щёкин посмотрел на Милену и добавил: - И губа у него не дура…
– А для вас имеет значение мотивация Манжетова, если вас всё равно выбрасывают за борт?
– Может, я этого и заслуживаю?
– Не заслуживаете, - жёстко отрезал Моржов, - но дело не в вас. Если человек или общество прагматично остаются в рамках утилитарного - то это не человек и не общество. Смысл существования - в роскоши. Если нету роскоши, то всё остальное бессмысленно. Искусство, религия, фундаментальная наука, туризм, филателия, макияж, цветы, кошки и внебрачные связи - это всё роскошь, ради которой и стоит упахиваться. По-настоящему ценно только то, что выше утилитарного, что выше себестоимости. Мы есть не то, что мы едим, а то, чего мы не сможем сожрать.
– Прекрасно сказано, но всё-таки если обществу от нашей деятельности нет никакой пользы…
– Да что же вы взъелись-то с этой пользой, с этим прибавочным продуктом? - Моржов и вправду разозлился на Костёрыча. - Свет клином на пользе сошёлся!… Общество нуждается не только в пользе, а ещё, к примеру, и в пище для ума! Пользу пусть дворники приносят и ловцы бродячих собак. Польза от Дома пионеров нужна только тем, у кого и так всякой прочей пользы до хренища!
– Ну, это ваше личное мнение… - пробормотал Костёрыч, но Моржов желал догреметь до конца:
– Каким бы мудо ни было МУДО, оно - единственная роскошь нашего образования. Единственное его оправдание. Потому что у МУДО нет цели. А у Антикриза есть цель - преодоление кризисов. Антикриз работает на систему уже по определению, а МУДО - над системой. И какая уж это система - не важно, потому что интересно только то, что вне её. Для Манжетова МУДО - ещё никем не приватизированный ресурс, а для меня, для вас, для Щёкина - и смысл, и хлеб. Да провались она пропадом, ваша щепетильность, если у меня из-под ног выдёргивают землю!
– Цицерон! - указывая на Моржова пальцем, заявил Щёкин таким тоном, словно наконец-то догадался, кто перед ним такой.
– Пламенно, да… - неуверенно сказал Костёрыч, пряча взгляд. - Но роскошь - это когда есть средства… А Ковязин - город бедный.
– Антикризисный центр будет стоить куда дороже, - возразил Моржов. - Пользы с него будет столько же, а смысла - никакого.
– То есть вы хотите сохранить МУДО через подлог документов? - подвёл итог Костёрыч.
– Фактически - да. Но по форме это будет строгое следование правилам. Велено ехать в Троельгу - мы уехали. Велено сдать сертификаты - мы сдали. А проверять по факту нас не будут. Потому что в этой ипостаси мы системе не нужны, мы вне её. Вне её мы есть уже то, что мы есть. И всё зависит от нас. Рассказывайте Серёже, Наташе и упырям про родной край. Пусть Щёкин водит всех в походы. Пусть Розка устраивает массовые мероприятия - она же методист этого профиля. Пусть Милена учит английскому, а Сонечка - экологии, если она знает, что это такое. Сонечка ведь хотела вести в МУДО экологический кружок…
– От юннатов до пенатов, - вставил Щёкин.
– Кстати, о девушках, - вспомнил Костёрыч. - А как они отнесутся к вашей авантюре?
– Никак. Они об этом и не узнают. Им знать незачем. Я начичу за них сертификаты, и всё. Скажу, что Шкиляева согласна на такой расклад. Девицам ничего не грозит, никакое разоблачение. Пусть проживут этот месяц в Троельге как пожелают, по-человечески. Захотят - пусть хоть весь месяц бамбук курят. Позволим им эту роскошь. Всё равно от неё не обеднеет никто. Нафига нужны все эти великие цели, ради которых столько народу гробится?
– То есть девушки не будут знать, что всё это - надувательство, потёмкинская деревня? - уточнил Костёрыч.
– Им нельзя говорить правду. - Моржов усмехнулся. - Сонечка - клушка: куда её посадят, там она и будет сидеть. Скажи ей правду - она перепугается и всех сдаст, а в результате отправится к кавказцам на рынок. Розе Дамировне тоже нельзя говорить. Она на эту авантюру не согласится, потому что её вины в неприезде американцев нет и увольнять её не за что. Розка не пойдёт на риск. Она из тех, кто прячется, а не бунтует. На худой конец Розка уже и так придумала себе убежище - замужество. А Милене говорить нельзя ни в коем случае. Я же копаю под Антикриз, где она собирается быть директором. Зачем ей портить свою перспективу?
Щёкин курил, искоса поглядывая на Сонечку возле умывалки. Костёрыч запустил пальцы в бороду.
– А вам-то, Борис Данилыч, всё это зачем? - устало спросил он. - Да, вы доказали, что в результате вашей аферы всем нам станет хорошо. Но вам-то что с того? Вы, как я слышал, процветающий художник и в средствах не нуждаетесь. Особенного альтруизма я в вас ещё не видел… Да и на идеалиста вы не похожи, чтобы идти на труды и жертвы ради отвлечённого принципа роскоши как оправдания.
Моржов смотрел в печальные и добрые глаза Костёрыча за толстыми стёклами очков. Вот на этот вопрос он почти ничего не мог ответить - и даже наврать не мог.
Зачем это всё ему? Очень просто: из-за баб. Ему нравились все три: и Розка, и Милена, и Сонечка. Да, потом он может уступить Сонечку Щёкину, но уступать Милену и Розку Манжетову и Сергачу - хрена с два.
Однако, если МУДО не станет, девки сразу разойдутся по рукам. А Моржов никого из девок не собирался отпускать. Пусть в нём говорят атавистическая самцовость и тупая маскулинность, но он хочет сразу всех женщин, а отдавать не желает никого. У себя он считает «длиньше» и потому немедленно ввязывается в эту борьбу византийских мальчиков. За женщин, которые ему понравились, он согласен порвать и Сергача, и Манжето-ва. Или сдохнуть. А испрашивать дозволения у бестолковых баб он не находил нужным. Главные вопросы он всегда решал сам.
– Самолюбие, - пояснил Моржов Костёрычу. Костёрыч улыбнулся и понимающе кивнул.
– Молодость, - поправил он.
Но Щёкин тотчас же добавил с назиданием:
– А молодость даётся не всем.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ Пиксели
Друидов откровенно пёрло без опохмелки, и они очумело примчались в лагерь ещё до завтрака. У Моржова кусок в горло не лез - друиды, глядя на него, сидели здесь же, на веранде, за краешком общего стола. В страшном нервном напряжении они придумывали идею раскрутки Моржова на деньги.
– Пацаны, - наконец сипло сказал упырям Бязов (Чаков), - хотите, мы с дядей Мишей сводим вас в лес на заброшенный мост?
Упыри пришли в предсказуемый восторг. Сегодня после завтрака Милена собиралась проводить с детьми соревнования по бадминтону. Бадминтон не привлекал упырей, потому что все они уже по пять раз проиграли Наташе Ландышевой, каждый со счётом (примерно) 20:0. Лишь однажды Чечкин довёл свой счёт до 18:2, но Наташа тут же хладнокровно положила ракетку на траву и сказала, что так ей играть не интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134