Ты просто рассматриваешь меня как нечто опасное для вас, как какую-то… «повторнородящую»! – Мейвис, зло поджав губы, склонилась над вязаньем. – А вот Шонни так не думает, – продолжала Беатриса-Джоанна. – Это только ты считаешь меня навязчивой и опасной.
Мейвис подняла голову.
– Это очень жестоко и не по-сестрински так говорить. Совершенно бессердечно и эгоистично. Ты должна понять, что пришло время вести себя разумно. Мы рисковали еще до того, как твои мальчишки родились, сильно рисковали. А теперь ты упрекаешь меня в том, что мои дети мне дороже твоих. А что касается Шонни, то он слишком добросердечен, словно не от мира сего. А уж наивен до глупости, когда твердит, что Бог нас хранит. Если хочешь знать правду, так меня иногда тошнит, когда я слышу имя Божье. Скоро Шонни навлечет на нас беду, недолго нам ждать, вляпаемся мы из-за него в историю..
– Шонни достаточно разумен и вполне нормален.
– Может быть, он нормален. Но нормальность – это обуза и помеха, если живешь в сумасшедшем мире. И, уж конечно, он не разумен. Выброси из головы мысль о том, что Шонни может быть благоразумным. Ему просто везет, вот и все. Он говорит слишком много и то, чего не нужно говорить. Недалек тот день, когда – попомни мои слова! – когда его везение кончится, и тогда… Да поможет нам Бог!
– Итак, – произнесла Беатриса-Джоанна после непродолжительного молчания, – чего же ты от меня хочешь?
– Ты должна поступить так, как, по твоему мнению, будет лучше для тебя. Если тебе нужно – оставайся у нас, (оставайся столько, сколько считаешь необходимым, но постарайся вспоминать иногда…
Вспоминать что?
– Хотя бы то, что некоторые люди сделали для тебя все возможное и даже подвергались опасности. Я говорю об этом в первый и единственный раз и больше ничего не скажу впредь. На этом и покончим. Но я хочу, чтобы ты иногда вспоминала об этом, вот и все.
– Я помню, – произнесла Беатриса-Джоанна, задыхаясь, – и очень благодарна! И я говорю об этом не менее трех раз в день, с тех пор как я сюда приехала. Конечно, за исключением того дня, когда я – уж ничего не поделаешь! – детей рожала. Я бы и в тот день вас поблагодарила, да мне нужно было и о другом подумать. Если хочешь, я могу сказать это сейчас, чтобы погасить задолженность. «Я вам очень благодарна, я вам очень благодарна, я вам очень благодарна!» – Ну зачем же так, – проговорила Мейвис. – Давай оставим эту тему, хорошо?
– Хорошо, – согласилась Беатриса-Джоанна вставая – Давай оставим эту тему. Не забудем только, что этот разговор начала ты.
– Нет нужды говорить в таком тоне, – холодно заметила Мейвис.
– А, к черту! – воскликнула Беатриса-Джоанна. – Время кормить детей.
Она подхватила близнецов на руки. Происходящее было выше ее сил, она больше не могла этого выносить, она не могла дождаться, когда Шонни расстанется со своими сеялками и вернется домой. В доме и одной женщины было достаточно, Беатриса-Джоанна понимала это, но что она могла поделать?
– Я думаю, мне лучше посидеть до вечера у себя в комнате. Если ты, конечно, можешь называть это комнатой, – выпалила Беатриса-Джоанна и сейчас же пожалела о сказанном.
– Извини, я совсем не то хотела сказать!
– Делай что хочешь, – обиженно проговорила Мейвис. – Иди туда, куда ты хочешь. Насколько я помню, ты всегда делала то, что тебе хотелось.
– Ах, к черту все! – вскрикнула снова Беатриса-Джоанна и, прижав к себе своих розовых младенцев, выскочила из гостиной.
«Глупо! – думала она немного спустя, лежа у себя в пристройке. – Нельзя так себя вести». Беатрисе-Джоанне нужно было примириться с тем, что ферма – это единственное место, где она может жить, по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что же, в конце концов, происходит – Ах, черт! – вырвалось у Беатрисы-Джоанны. – Ну извини, извини, извини!
– Что толку в твоих извинениях, если ты говоришь одно, а думаешь совсем другое.
– Послушай! – простонала Беатриса-Джоанна в отчаянии. – Ну в самом деле, как ты хочешь, чтобы я поступила?
– Я уже сказала тебе. Ты должна делать все в точности так, как сама считаешь лучшим для себя и своих детей!
Мейвис так четко произнесла последнее слово, заставив его звенеть всеми обертонами так, что стало ясно: в этом доме только ее дети настоящие, а те, что у Беатрисы-Джоанны,
– незаконные, нелегальные.
– О-о! – всхлипнула Беатриса-Джоанна. – Какая я несчастная!
Она бросилась к своим гукающим и отнюдь не чувствующим себя несчастными близнецам. Мейвис, жестко поджав губы, продолжала точить когти.
Глава 11
День уже клонился к вечеру, когда капитан Лузли, из Народной полиции, прибыл на ферму в своем черном фургоне.
– Это здесь, – сказал он рядовому Оксенфорду, своему водителю. – Государственная ферма НВ-313. Долгое было путешествие.
– Отвратительное было путешествие! – добавил сержант Имидж, произнося шипящие со свойственной его корпорации силой.
Они видели на вспаханных полях такие вещи, такие ужасные картины…
– Да, отвратительное, – повторил он. – Нам бы следовало изрешетить им задницы пулями.
– У нас мало боеприпасов, сержант, – возразил Оксенфорд, все понимавший буквально молодой человек.
– И это не наша работа. Непристойное поведение в общественных местах – это забота обычной полиции, – уточнил капитан Лузли.
– Точнее, тех из них, кто еще не съеден, – сострил сержант Имидж. – Давайте, Оксенфорд, идите и откройте ворота, – нетерпеливо произнес он.
– Это несправедливо, сержант. Я водитель, я за рулем.
– Ах, ну хорошо же!
И сержант Имидж вытянул свое длинное змеиное тело из машины и пошел открывать ворота.
– Дети! – сообщил он. – Дети играют. Хорошенькие детишки. Давайте, заезжайте во двор, – приказал он Оксенфорду. – Я пойду пешком.
Дети бросились в дом.
– Пап! – закричал запыхавшийся Ллуэлин. – Там какие-то люди приехали на черном фургоне! Полицейские, похоже.
– На черном фургоне, ты говоришь? – Шонни встал и выглянул в окно. – Так… Давно их ждем, да простит их Господь, а они все не ехали. А теперь, когда мы уж было совсем успокоились, они и прутся к нам в своих сапожищах. Где твоя сестра? – быстро спросил он Мейвис. – Она в пристройке?
Мейвис кивнула.
– Скажи ей, чтобы заперлась и сидела тихо. Мейвис кивнула, но медлила с уходом.
– Иди быстрей! – подогнал ее Шонни. – Через секунду они будут здесь.
– Они начнут с нас, – предрекла Мейвис. – Запомни это. С тебя, с меня и с наших детей.
– Хорошо, хорошо, иди давай! Мейвис побежала в пристройку.
Фургон подкатил к крыльцу, и из него вылез, расправляя члены, капитан Лузли. Рядовой Оксенфорд рявкнул мотором и выключил зажигание.
Сержант Имидж подошел к своему начальнику и стал Рядом. Рядовой Оксенфорд снял фуражку, которая оставила у него на лбу красный след, словно каинову печать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Мейвис подняла голову.
– Это очень жестоко и не по-сестрински так говорить. Совершенно бессердечно и эгоистично. Ты должна понять, что пришло время вести себя разумно. Мы рисковали еще до того, как твои мальчишки родились, сильно рисковали. А теперь ты упрекаешь меня в том, что мои дети мне дороже твоих. А что касается Шонни, то он слишком добросердечен, словно не от мира сего. А уж наивен до глупости, когда твердит, что Бог нас хранит. Если хочешь знать правду, так меня иногда тошнит, когда я слышу имя Божье. Скоро Шонни навлечет на нас беду, недолго нам ждать, вляпаемся мы из-за него в историю..
– Шонни достаточно разумен и вполне нормален.
– Может быть, он нормален. Но нормальность – это обуза и помеха, если живешь в сумасшедшем мире. И, уж конечно, он не разумен. Выброси из головы мысль о том, что Шонни может быть благоразумным. Ему просто везет, вот и все. Он говорит слишком много и то, чего не нужно говорить. Недалек тот день, когда – попомни мои слова! – когда его везение кончится, и тогда… Да поможет нам Бог!
– Итак, – произнесла Беатриса-Джоанна после непродолжительного молчания, – чего же ты от меня хочешь?
– Ты должна поступить так, как, по твоему мнению, будет лучше для тебя. Если тебе нужно – оставайся у нас, (оставайся столько, сколько считаешь необходимым, но постарайся вспоминать иногда…
Вспоминать что?
– Хотя бы то, что некоторые люди сделали для тебя все возможное и даже подвергались опасности. Я говорю об этом в первый и единственный раз и больше ничего не скажу впредь. На этом и покончим. Но я хочу, чтобы ты иногда вспоминала об этом, вот и все.
– Я помню, – произнесла Беатриса-Джоанна, задыхаясь, – и очень благодарна! И я говорю об этом не менее трех раз в день, с тех пор как я сюда приехала. Конечно, за исключением того дня, когда я – уж ничего не поделаешь! – детей рожала. Я бы и в тот день вас поблагодарила, да мне нужно было и о другом подумать. Если хочешь, я могу сказать это сейчас, чтобы погасить задолженность. «Я вам очень благодарна, я вам очень благодарна, я вам очень благодарна!» – Ну зачем же так, – проговорила Мейвис. – Давай оставим эту тему, хорошо?
– Хорошо, – согласилась Беатриса-Джоанна вставая – Давай оставим эту тему. Не забудем только, что этот разговор начала ты.
– Нет нужды говорить в таком тоне, – холодно заметила Мейвис.
– А, к черту! – воскликнула Беатриса-Джоанна. – Время кормить детей.
Она подхватила близнецов на руки. Происходящее было выше ее сил, она больше не могла этого выносить, она не могла дождаться, когда Шонни расстанется со своими сеялками и вернется домой. В доме и одной женщины было достаточно, Беатриса-Джоанна понимала это, но что она могла поделать?
– Я думаю, мне лучше посидеть до вечера у себя в комнате. Если ты, конечно, можешь называть это комнатой, – выпалила Беатриса-Джоанна и сейчас же пожалела о сказанном.
– Извини, я совсем не то хотела сказать!
– Делай что хочешь, – обиженно проговорила Мейвис. – Иди туда, куда ты хочешь. Насколько я помню, ты всегда делала то, что тебе хотелось.
– Ах, к черту все! – вскрикнула снова Беатриса-Джоанна и, прижав к себе своих розовых младенцев, выскочила из гостиной.
«Глупо! – думала она немного спустя, лежа у себя в пристройке. – Нельзя так себя вести». Беатрисе-Джоанне нужно было примириться с тем, что ферма – это единственное место, где она может жить, по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что же, в конце концов, происходит – Ах, черт! – вырвалось у Беатрисы-Джоанны. – Ну извини, извини, извини!
– Что толку в твоих извинениях, если ты говоришь одно, а думаешь совсем другое.
– Послушай! – простонала Беатриса-Джоанна в отчаянии. – Ну в самом деле, как ты хочешь, чтобы я поступила?
– Я уже сказала тебе. Ты должна делать все в точности так, как сама считаешь лучшим для себя и своих детей!
Мейвис так четко произнесла последнее слово, заставив его звенеть всеми обертонами так, что стало ясно: в этом доме только ее дети настоящие, а те, что у Беатрисы-Джоанны,
– незаконные, нелегальные.
– О-о! – всхлипнула Беатриса-Джоанна. – Какая я несчастная!
Она бросилась к своим гукающим и отнюдь не чувствующим себя несчастными близнецам. Мейвис, жестко поджав губы, продолжала точить когти.
Глава 11
День уже клонился к вечеру, когда капитан Лузли, из Народной полиции, прибыл на ферму в своем черном фургоне.
– Это здесь, – сказал он рядовому Оксенфорду, своему водителю. – Государственная ферма НВ-313. Долгое было путешествие.
– Отвратительное было путешествие! – добавил сержант Имидж, произнося шипящие со свойственной его корпорации силой.
Они видели на вспаханных полях такие вещи, такие ужасные картины…
– Да, отвратительное, – повторил он. – Нам бы следовало изрешетить им задницы пулями.
– У нас мало боеприпасов, сержант, – возразил Оксенфорд, все понимавший буквально молодой человек.
– И это не наша работа. Непристойное поведение в общественных местах – это забота обычной полиции, – уточнил капитан Лузли.
– Точнее, тех из них, кто еще не съеден, – сострил сержант Имидж. – Давайте, Оксенфорд, идите и откройте ворота, – нетерпеливо произнес он.
– Это несправедливо, сержант. Я водитель, я за рулем.
– Ах, ну хорошо же!
И сержант Имидж вытянул свое длинное змеиное тело из машины и пошел открывать ворота.
– Дети! – сообщил он. – Дети играют. Хорошенькие детишки. Давайте, заезжайте во двор, – приказал он Оксенфорду. – Я пойду пешком.
Дети бросились в дом.
– Пап! – закричал запыхавшийся Ллуэлин. – Там какие-то люди приехали на черном фургоне! Полицейские, похоже.
– На черном фургоне, ты говоришь? – Шонни встал и выглянул в окно. – Так… Давно их ждем, да простит их Господь, а они все не ехали. А теперь, когда мы уж было совсем успокоились, они и прутся к нам в своих сапожищах. Где твоя сестра? – быстро спросил он Мейвис. – Она в пристройке?
Мейвис кивнула.
– Скажи ей, чтобы заперлась и сидела тихо. Мейвис кивнула, но медлила с уходом.
– Иди быстрей! – подогнал ее Шонни. – Через секунду они будут здесь.
– Они начнут с нас, – предрекла Мейвис. – Запомни это. С тебя, с меня и с наших детей.
– Хорошо, хорошо, иди давай! Мейвис побежала в пристройку.
Фургон подкатил к крыльцу, и из него вылез, расправляя члены, капитан Лузли. Рядовой Оксенфорд рявкнул мотором и выключил зажигание.
Сержант Имидж подошел к своему начальнику и стал Рядом. Рядовой Оксенфорд снял фуражку, которая оставила у него на лбу красный след, словно каинову печать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70