Здесь, под надежной защитой леса, их недавно обретенная любовь казалась им драгоценной, как величайшее из сокровищ мира. Однако стоит им вернуться в Кинлох-хаус, и хрупкий мир, установившийся между ними, возможно, разлетится на кусочки и исчезнет навсегда.
На другой стороне опушки Флэйм пробудилась от глубокого сна и увидела обнявшуюся пару влюбленных. Ей снились ее отец и мать, снилось, что она снова слышит голос матери – мягкий и нежный, наполненный любовью и обещанием.
– Ах, мама, – прошептала она, – если бы только мне узнать, как я могу отплатить Диллону за все, что он сделал для меня! Увы, я в полной растерянности. Я боюсь, что любовь к этой англичанке может навсегда разбить его сердце.
Флэйм подняла глаза, услышав стук лошадиных копыт. Когда всадник показался на краю опушки, она узнала юного Руперта. Лицо его побледнело и осунулось, но парень шумно вздохнул от облегчения, заметив Диллона и Леонору.
– Ах, милорд, – от стыда Руперт низко опустил голову, – хотя я и рад видеть, что миледи не убежала, но знаю, что вы никогда не сможете простить мне мой промах, ибо по моей вине вы испытали неслыханные страдания.
– Не нужно никаких извинений, Руперт. Это вовсе не твоя вина. Миледи призналась мне, как ей удалось провести тебя. – Диллон коротко рассказал Руперту обо всем, что произошло в лесу, а затем добавил: – А сейчас мне понадобится повозка, чтобы перевезти Флэйм в Кинлох-хаус.
Взгляд Руперта метнулся к Флэйм, уютно лежавшей на ложе из звериных шкур. Обеспокоено нахмурившись, он сказал:
– Будет сделано, милорд.
Он пришпорил лошадь и в мгновение ока исчез. Стук копыт быстро замер вдали. Какую бы усталость ни испытывал сейчас юноша, он не собирался щадить ни себя, ни свою лошадь, пока приказание милорда не будет выполнено. Еще одного промаха ему не пережить.
Когда над землей начали сгущаться сумерки, небольшая процессия уже направлялась в Кинлох-хаус. Руперт правил повозкой, в которой лежала Флэйм, плотно укутанная в меха, защищающие ее от неизбежных при движении толчков, ибо ехать приходилось через лес. Рядом с Флэйм на коленях стояла Леонора в накинутом на нее грубом плаще Диллона. Обеими руками она бережно поддерживала голову Флэйм. Диллон следовал за повозкой верхом.
Когда они въехали во двор крепости, мистрис Маккэллум и все служанки высыпали наружу, застыв в торжественном молчании.
– Добро пожаловать домой, милорд, – сдавленным голосом проговорила мистрис Маккэллум. Было совершенно ясно, что она с трудом сдерживает слезы.
– Благодарю вас, мистрис Маккэллум. Диллон помог Леоноре спуститься с повозки на землю. Его руки на мгновение задержались на плечах англичанки, но затем он взял на руки Флэйм и внес ее в распахнутые двери крепости. Леонора шла следом за ними, неся перекинутые через руку меха.
– Ах, миледи! – воскликнула юная Гвиннит, нарушая молчание. – Мы так боялись, что и вы, и Флэйм стали жертвами…
Домоправительница грозно посмотрела в сторону Гвиннит, и слова замерли на губах служанки.
– Добро пожаловать домой, миледи. – Отец Ансельм выступил из толпы. Подняв руку, он добавил: – И благословение Господне да пребудет со всеми, кто благополучно вернулся.
– Благодарю вас, святой отец. – Поднимаясь за Диллоном по лестнице, Леонора не могла не задуматься о том, как отличается это возвращение от ее первого приезда в Кинлох-хаус. И все же, нашептывало ей сердце, несмотря на все дружеские приветствия, почти ничего не изменилось. Она снова пленница. Только сейчас все стало еще сложнее и запутаннее. Теперь она стала пленницей любви.
Глава двадцатая
Невысокий, коренастый Кэмюс Фергюсон ни на шаг не отставал от Диллона, поднимаясь следом за ним по лестнице в Кинлох-хаусе. И во взгляде Кэмюса, и в резком тоне его голоса ясно – проступали ярость и гнев, которые он испытал при известии о предательстве.
– Весть о злодеяниях Грэма опередила тебя, Диллон. Словно разгорающееся пламя, эта новость распространилась уже по всему Нагорью. Простые люди вздохнули свободнее, зная, что наши леса снова стали безопасными для них.
– Мне до сих пор трудно поверить, что подобное чудовище могло скрываться под маской человека, который называл себя нашим другом. – Голос Диллона выдал его печаль.
– Да, Диллон. Я тоже виню себя в том, что не сумел разоблачить его. Однако нет худа без добра. Все кланы прислали гонцов в Кинлох-хаус, они готовы присоединиться к тебе и выступить против англичан – в благодарность за то, что ты избавил их от злодея, угрожавшего жизни и безопасности их женщин и детей. Наконец-то, друг мой, целое войско ждет только твоего приказа.
Диллон ничего не ответил своему другу. Как странно. Всего несколько дней назад при подобном известии он испытал бы настоящую радость. А сейчас это известие пронзило его сердце, подобно острой стреле. Ведь он уже принял решение – он не станет воевать против англичан.
– Возьми с собой несколько человек, Кэмюс, вернись в лес и похорони тело Грэма в безымянной могиле. Это будет ему наказанием за святотатственные, неслыханные злодеяния. И пусть никто не смеет оплакивать смерть Грэма Лэмонта. Пройдет время, и само имя его сотрется из людской памяти.
– Да, друг мой. Считай, что все уже сделано. Кэмюс подозвал к себе несколько человек и быстрым шагом удалился вместе с ними.
Давно уже в Кинлох-хаусе не царила подобная радость. Всеобщее беспокойство оказалось напрасным – пленнице не удалось бежать. Флэйм, которую все так любили, благополучно вернулась домой. И давно уже никто не видел милорда таким счастливым. Конечно, все это подало немалый повод ко всевозможным толкам. Всем было совершенно очевидно, что, как это ни странно, Флэйм и англичанка по-настоящему подружились во время выпавшего на их долю страшного испытания.
А как же милорд и его пленница? С первого взгляда на них все было ясно. Они воспылали друг к другу страстью. Это было заметно по тому, какими взглядами они обменивались, когда им казалось, что никто на них не смотрит. И по тому, как тайком старались прикоснуться друг к другу. И по тому, как разговаривали друг с другом. И по тысяче всем понятных мелочей, выдающих влюбленных. Все в крепости заметили перемену, произошедшую в отношениях между повелителем и его пленницей.
Убедившись, что Флэйм удобно устроена на своей постели, Леонора вернулась в комнаты Диллона.
– Что это?
На разостланной перед огнем овчине стояла круглая деревянная лохань, наполненная горячей водой, от которой поднимался пар.
– Я приказал мистрис Маккэллум приготовить тебе ванну. – Диллон подбросил в камин еще одно полено и выпрямился, вытирая руки о бриджи.
– Ванну? Ах, Диллон, как чудесно!
Он улыбнулся.
– Я так и подумал, что ты обрадуешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
На другой стороне опушки Флэйм пробудилась от глубокого сна и увидела обнявшуюся пару влюбленных. Ей снились ее отец и мать, снилось, что она снова слышит голос матери – мягкий и нежный, наполненный любовью и обещанием.
– Ах, мама, – прошептала она, – если бы только мне узнать, как я могу отплатить Диллону за все, что он сделал для меня! Увы, я в полной растерянности. Я боюсь, что любовь к этой англичанке может навсегда разбить его сердце.
Флэйм подняла глаза, услышав стук лошадиных копыт. Когда всадник показался на краю опушки, она узнала юного Руперта. Лицо его побледнело и осунулось, но парень шумно вздохнул от облегчения, заметив Диллона и Леонору.
– Ах, милорд, – от стыда Руперт низко опустил голову, – хотя я и рад видеть, что миледи не убежала, но знаю, что вы никогда не сможете простить мне мой промах, ибо по моей вине вы испытали неслыханные страдания.
– Не нужно никаких извинений, Руперт. Это вовсе не твоя вина. Миледи призналась мне, как ей удалось провести тебя. – Диллон коротко рассказал Руперту обо всем, что произошло в лесу, а затем добавил: – А сейчас мне понадобится повозка, чтобы перевезти Флэйм в Кинлох-хаус.
Взгляд Руперта метнулся к Флэйм, уютно лежавшей на ложе из звериных шкур. Обеспокоено нахмурившись, он сказал:
– Будет сделано, милорд.
Он пришпорил лошадь и в мгновение ока исчез. Стук копыт быстро замер вдали. Какую бы усталость ни испытывал сейчас юноша, он не собирался щадить ни себя, ни свою лошадь, пока приказание милорда не будет выполнено. Еще одного промаха ему не пережить.
Когда над землей начали сгущаться сумерки, небольшая процессия уже направлялась в Кинлох-хаус. Руперт правил повозкой, в которой лежала Флэйм, плотно укутанная в меха, защищающие ее от неизбежных при движении толчков, ибо ехать приходилось через лес. Рядом с Флэйм на коленях стояла Леонора в накинутом на нее грубом плаще Диллона. Обеими руками она бережно поддерживала голову Флэйм. Диллон следовал за повозкой верхом.
Когда они въехали во двор крепости, мистрис Маккэллум и все служанки высыпали наружу, застыв в торжественном молчании.
– Добро пожаловать домой, милорд, – сдавленным голосом проговорила мистрис Маккэллум. Было совершенно ясно, что она с трудом сдерживает слезы.
– Благодарю вас, мистрис Маккэллум. Диллон помог Леоноре спуститься с повозки на землю. Его руки на мгновение задержались на плечах англичанки, но затем он взял на руки Флэйм и внес ее в распахнутые двери крепости. Леонора шла следом за ними, неся перекинутые через руку меха.
– Ах, миледи! – воскликнула юная Гвиннит, нарушая молчание. – Мы так боялись, что и вы, и Флэйм стали жертвами…
Домоправительница грозно посмотрела в сторону Гвиннит, и слова замерли на губах служанки.
– Добро пожаловать домой, миледи. – Отец Ансельм выступил из толпы. Подняв руку, он добавил: – И благословение Господне да пребудет со всеми, кто благополучно вернулся.
– Благодарю вас, святой отец. – Поднимаясь за Диллоном по лестнице, Леонора не могла не задуматься о том, как отличается это возвращение от ее первого приезда в Кинлох-хаус. И все же, нашептывало ей сердце, несмотря на все дружеские приветствия, почти ничего не изменилось. Она снова пленница. Только сейчас все стало еще сложнее и запутаннее. Теперь она стала пленницей любви.
Глава двадцатая
Невысокий, коренастый Кэмюс Фергюсон ни на шаг не отставал от Диллона, поднимаясь следом за ним по лестнице в Кинлох-хаусе. И во взгляде Кэмюса, и в резком тоне его голоса ясно – проступали ярость и гнев, которые он испытал при известии о предательстве.
– Весть о злодеяниях Грэма опередила тебя, Диллон. Словно разгорающееся пламя, эта новость распространилась уже по всему Нагорью. Простые люди вздохнули свободнее, зная, что наши леса снова стали безопасными для них.
– Мне до сих пор трудно поверить, что подобное чудовище могло скрываться под маской человека, который называл себя нашим другом. – Голос Диллона выдал его печаль.
– Да, Диллон. Я тоже виню себя в том, что не сумел разоблачить его. Однако нет худа без добра. Все кланы прислали гонцов в Кинлох-хаус, они готовы присоединиться к тебе и выступить против англичан – в благодарность за то, что ты избавил их от злодея, угрожавшего жизни и безопасности их женщин и детей. Наконец-то, друг мой, целое войско ждет только твоего приказа.
Диллон ничего не ответил своему другу. Как странно. Всего несколько дней назад при подобном известии он испытал бы настоящую радость. А сейчас это известие пронзило его сердце, подобно острой стреле. Ведь он уже принял решение – он не станет воевать против англичан.
– Возьми с собой несколько человек, Кэмюс, вернись в лес и похорони тело Грэма в безымянной могиле. Это будет ему наказанием за святотатственные, неслыханные злодеяния. И пусть никто не смеет оплакивать смерть Грэма Лэмонта. Пройдет время, и само имя его сотрется из людской памяти.
– Да, друг мой. Считай, что все уже сделано. Кэмюс подозвал к себе несколько человек и быстрым шагом удалился вместе с ними.
Давно уже в Кинлох-хаусе не царила подобная радость. Всеобщее беспокойство оказалось напрасным – пленнице не удалось бежать. Флэйм, которую все так любили, благополучно вернулась домой. И давно уже никто не видел милорда таким счастливым. Конечно, все это подало немалый повод ко всевозможным толкам. Всем было совершенно очевидно, что, как это ни странно, Флэйм и англичанка по-настоящему подружились во время выпавшего на их долю страшного испытания.
А как же милорд и его пленница? С первого взгляда на них все было ясно. Они воспылали друг к другу страстью. Это было заметно по тому, какими взглядами они обменивались, когда им казалось, что никто на них не смотрит. И по тому, как тайком старались прикоснуться друг к другу. И по тому, как разговаривали друг с другом. И по тысяче всем понятных мелочей, выдающих влюбленных. Все в крепости заметили перемену, произошедшую в отношениях между повелителем и его пленницей.
Убедившись, что Флэйм удобно устроена на своей постели, Леонора вернулась в комнаты Диллона.
– Что это?
На разостланной перед огнем овчине стояла круглая деревянная лохань, наполненная горячей водой, от которой поднимался пар.
– Я приказал мистрис Маккэллум приготовить тебе ванну. – Диллон подбросил в камин еще одно полено и выпрямился, вытирая руки о бриджи.
– Ванну? Ах, Диллон, как чудесно!
Он улыбнулся.
– Я так и подумал, что ты обрадуешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77