Отряд Н.И.Иванова [(Неудачным, по
свидетельству А.И.Деникина, являлся выбор генерал-адъютанта Иванова.
"Трудно себе представить, - писал он, - более неподходящее лицо для
выполнения поручения столь огромной важности - по существу - военной
диктатуры. Дряхлый старик, честный солдат, плохо разбиравшийся в
политической обстановке, не обладавший уже ни силами, ни энергией, ни
волей, ни суровостью...". Действия Н.И.Иванова вполне подтвердили
справедливость этого отзыва генерала Деникина. Вот что рассказывает
А.С.Лукомский: "Генерал Иванов благополучно прибыл в Царское Село. Поезд
его никем задержан не был. По прибытии генерал Иванов, вместо того, чтобы
сейчас высадить батальон и начать решительно действовать, приказал
батальону не высаживаться, а послал за начальником гарнизона и комендантом
города".)], ранее направленный в Петроград для восстановления порядка,
добрался до Царского Села, где революционно настроенные солдаты стали
агитировать людей Иванова перейти на их сторону. Генерал получил
телеграмму от Алексеева, в которой тот извещал его, что порядок в столице
якобы восстановлен [(Е.Е.Алферьев указывает, что командиру 2-го батальона
лейб-гвардии Преображенского полка, по приказу императора направленному в
Петроград, Алексеев самовольно приказал "ввиду... наступившего спокойствия
в гор. Петрограде... полкам вернуться на свои позиции..." Эта телеграмма
была отправлена еще до отречения императора, в то же самое время, когда
ген.Рузский также самовольно отменил приказ Государя об отправке в
Петроград самых надежных войск для усмирения бунтовщиков.)] и что если не
произойдет дальнейшего кровопролития, монархия может быть спасена. Иванов
со своим отрядом вернулся в Ставку.
Известие о том, что его собственные гвардейцы перешли на сторону
мятежников, явилось тяжелым ударом для императора. Это было не только
предательством, но и доказательством того, что ему нечего надеяться на
поддержку гарнизона столицы. А возвращение отряда Иванова в Ставку
показало, что снимать с фронта новые части для посылки их в Петроград
нецелесообразно. Свобода действий императора все более ограничивалась и,
выслушав доклад Рузского, государь принял решение пойти наконец на
уступки. Он повелел телеграфировать председателю Думы, что согласен на
создание приемлемого для Думы министерства, предпочтительно во главе с
Родзянко, которое было бы наделено всеми полномочиями для решения
внутренних проблем государства. Выйдя из царского вагона, Рузский бросился
к телеграфу.
Среди шума и гвалта задержанный Родзянко посылал Рузскому полные
отчаяния телеграммы: "Его величество и вы не отдаете себе отчета, что
здесь происходит. Настала одна из страшнейших революций... Войска не
только не слушаются, но убивают своих офицеров. Ненависть к государыне
императрице дошла до крайних пределов. Вынужден был, во избежание
кровопролития, всех министров - кроме военного и морского - заключить в
Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и
меня... То, что предполагается вами, уже недостаточно, и династический
вопрос поставлен ребром".
Родзянко не преувеличивал. В то утро было достигнуто соглашение между
Временным комитетом Думы и Советом, в результате которого было создано
ядро Временного правительства. Милюков, лидер кадетской фракции Думы,
получил портфель министра иностранных дел, Керенский, представитель
Петроградского Совета, стал министром юстиции; Гучков, лидер октябристов,
назначен военным министром. Но пост премьер-министра занял не Родзянко,
который был не угоден Совету, а князь Г.Львов, либерал и председатель
Земского союза. [(Один из мемуаристов называл кн. Львова "человеком с
лакейской душой и дарованиями повара". В своих воспоминаниях, написанных в
Париже, князь писал, что, находясь Екатеринбургской тюрьме, "он отличился
своими кулинарными способностями")] Родзянко продолжал принимать участие в
заседаниях правительства, но его влияние, как и влияние смой Думы, скоро
сошло на нет.
Родзянко не ошибался, заявляя, что время уступок прошло. И Временный
комитет Думы, и Совет согласились с тем, что царь должен отречься от
престола в пользу своего сына, регентом же станет великий князь Михаил
Александрович. Даже те члены Временного комитета Государственной Думы,
которые желали сохранения престола, - Гучков, Милюков и Василий Шульгин,
правый депутат Думы - пришли к выводу, что ради спасения монархии следует
пожертвовать Николаем II. М. Палеолог писал в своих мемуарах: "Бывший
председатель Думы, Александр Иванович Гучков, теперь член государственного
Совета, развил затем это мнение: "Чрезвычайно важно, чтобы Николай II не
был свергнут насильственно. Только его добровольное в пользу сына или
брата могло бы обеспечить без больших потрясений прочное установление
нового порядка. Добровольный отказ от престола Николая II - единственное
средство спасти императорский режим и династию Романовых".
По этому поводу руководители нового правительства уже успели
связаться с военными. 1 (14) марта, когда царский поезд подъезжал к
Пскову, Родзянко успел переговорить с генералом Алексеевым, находившимся в
Ставке. Алексеев согласился, что отречение царя - единственный выход и
пообещал выяснить мнение всех командующих фронтами. К утру 2 (15) марта
Алексеев сообщил результаты опроса генералу Рузскому, находившемуся в
Пскове. Мнение было единодушным: государь должен отречься. Командующий
Балтийским флотом вице-адмирал Непенин доложил:
"С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мною
войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю надежды его удержать".
Великий князь Николай Николаевич, командующий Кавказским фронтом,
"коленопреклоненно" умолял государя отречься от престола.
К 2.30 2 (15) марта Рузский положил на стол перед государем
результаты телеграфного опроса генералов. Побледнев, император отвернулся
и подошел к окну. Отодвинув занавеску, выглянул наружу. В вагоне наступила
тишина. Все затаили дыхание.
Можно лишь догадываться, какие душевные муки испытывал в эту минуту
император. Однако ход его рассуждений понять нетрудно. Если пренебречь
советом столичных политических лидеров и генералов, то что ему остается?
По словам П.Жильяра, надо было "или отречься от престола или пытаться идти
на Петроград с войсками, оставшимися верными своему государю".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
свидетельству А.И.Деникина, являлся выбор генерал-адъютанта Иванова.
"Трудно себе представить, - писал он, - более неподходящее лицо для
выполнения поручения столь огромной важности - по существу - военной
диктатуры. Дряхлый старик, честный солдат, плохо разбиравшийся в
политической обстановке, не обладавший уже ни силами, ни энергией, ни
волей, ни суровостью...". Действия Н.И.Иванова вполне подтвердили
справедливость этого отзыва генерала Деникина. Вот что рассказывает
А.С.Лукомский: "Генерал Иванов благополучно прибыл в Царское Село. Поезд
его никем задержан не был. По прибытии генерал Иванов, вместо того, чтобы
сейчас высадить батальон и начать решительно действовать, приказал
батальону не высаживаться, а послал за начальником гарнизона и комендантом
города".)], ранее направленный в Петроград для восстановления порядка,
добрался до Царского Села, где революционно настроенные солдаты стали
агитировать людей Иванова перейти на их сторону. Генерал получил
телеграмму от Алексеева, в которой тот извещал его, что порядок в столице
якобы восстановлен [(Е.Е.Алферьев указывает, что командиру 2-го батальона
лейб-гвардии Преображенского полка, по приказу императора направленному в
Петроград, Алексеев самовольно приказал "ввиду... наступившего спокойствия
в гор. Петрограде... полкам вернуться на свои позиции..." Эта телеграмма
была отправлена еще до отречения императора, в то же самое время, когда
ген.Рузский также самовольно отменил приказ Государя об отправке в
Петроград самых надежных войск для усмирения бунтовщиков.)] и что если не
произойдет дальнейшего кровопролития, монархия может быть спасена. Иванов
со своим отрядом вернулся в Ставку.
Известие о том, что его собственные гвардейцы перешли на сторону
мятежников, явилось тяжелым ударом для императора. Это было не только
предательством, но и доказательством того, что ему нечего надеяться на
поддержку гарнизона столицы. А возвращение отряда Иванова в Ставку
показало, что снимать с фронта новые части для посылки их в Петроград
нецелесообразно. Свобода действий императора все более ограничивалась и,
выслушав доклад Рузского, государь принял решение пойти наконец на
уступки. Он повелел телеграфировать председателю Думы, что согласен на
создание приемлемого для Думы министерства, предпочтительно во главе с
Родзянко, которое было бы наделено всеми полномочиями для решения
внутренних проблем государства. Выйдя из царского вагона, Рузский бросился
к телеграфу.
Среди шума и гвалта задержанный Родзянко посылал Рузскому полные
отчаяния телеграммы: "Его величество и вы не отдаете себе отчета, что
здесь происходит. Настала одна из страшнейших революций... Войска не
только не слушаются, но убивают своих офицеров. Ненависть к государыне
императрице дошла до крайних пределов. Вынужден был, во избежание
кровопролития, всех министров - кроме военного и морского - заключить в
Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и
меня... То, что предполагается вами, уже недостаточно, и династический
вопрос поставлен ребром".
Родзянко не преувеличивал. В то утро было достигнуто соглашение между
Временным комитетом Думы и Советом, в результате которого было создано
ядро Временного правительства. Милюков, лидер кадетской фракции Думы,
получил портфель министра иностранных дел, Керенский, представитель
Петроградского Совета, стал министром юстиции; Гучков, лидер октябристов,
назначен военным министром. Но пост премьер-министра занял не Родзянко,
который был не угоден Совету, а князь Г.Львов, либерал и председатель
Земского союза. [(Один из мемуаристов называл кн. Львова "человеком с
лакейской душой и дарованиями повара". В своих воспоминаниях, написанных в
Париже, князь писал, что, находясь Екатеринбургской тюрьме, "он отличился
своими кулинарными способностями")] Родзянко продолжал принимать участие в
заседаниях правительства, но его влияние, как и влияние смой Думы, скоро
сошло на нет.
Родзянко не ошибался, заявляя, что время уступок прошло. И Временный
комитет Думы, и Совет согласились с тем, что царь должен отречься от
престола в пользу своего сына, регентом же станет великий князь Михаил
Александрович. Даже те члены Временного комитета Государственной Думы,
которые желали сохранения престола, - Гучков, Милюков и Василий Шульгин,
правый депутат Думы - пришли к выводу, что ради спасения монархии следует
пожертвовать Николаем II. М. Палеолог писал в своих мемуарах: "Бывший
председатель Думы, Александр Иванович Гучков, теперь член государственного
Совета, развил затем это мнение: "Чрезвычайно важно, чтобы Николай II не
был свергнут насильственно. Только его добровольное в пользу сына или
брата могло бы обеспечить без больших потрясений прочное установление
нового порядка. Добровольный отказ от престола Николая II - единственное
средство спасти императорский режим и династию Романовых".
По этому поводу руководители нового правительства уже успели
связаться с военными. 1 (14) марта, когда царский поезд подъезжал к
Пскову, Родзянко успел переговорить с генералом Алексеевым, находившимся в
Ставке. Алексеев согласился, что отречение царя - единственный выход и
пообещал выяснить мнение всех командующих фронтами. К утру 2 (15) марта
Алексеев сообщил результаты опроса генералу Рузскому, находившемуся в
Пскове. Мнение было единодушным: государь должен отречься. Командующий
Балтийским флотом вице-адмирал Непенин доложил:
"С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мною
войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю надежды его удержать".
Великий князь Николай Николаевич, командующий Кавказским фронтом,
"коленопреклоненно" умолял государя отречься от престола.
К 2.30 2 (15) марта Рузский положил на стол перед государем
результаты телеграфного опроса генералов. Побледнев, император отвернулся
и подошел к окну. Отодвинув занавеску, выглянул наружу. В вагоне наступила
тишина. Все затаили дыхание.
Можно лишь догадываться, какие душевные муки испытывал в эту минуту
император. Однако ход его рассуждений понять нетрудно. Если пренебречь
советом столичных политических лидеров и генералов, то что ему остается?
По словам П.Жильяра, надо было "или отречься от престола или пытаться идти
на Петроград с войсками, оставшимися верными своему государю".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190