– Сейчас мне нужно сходить на кладбище. Я хожу туда каждый день, а сегодня тем более – день такой замечательный. Я хочу рассказать о нем Саре.
– Я пойду с тобой.
– Правда пойдешь?
– Сочту за честь.
На Доминик-стрит мы поймали такси, и не успели мы усесться, как водитель сказал:
– Вы слышали, что случилось на площади?
– Это такой кошмар! – воскликнула Энн.
Я промолчал. Водитель, естественно, придерживался противоположного мнения.
– Всем осточертели полиция и суды. Люди по горло сыты этим.
Энн не могла промолчать.
– Вы что, одобряете то, что произошло?
– Послушайте, мэм, если бы видели, какие подонки собираются здесь по ночам, вы бы так не говорили.
– Но поджечь человека!
– Но ведь эти же щенки поджигали пьяниц. Даже полицейские в курсе.
– Все равно.
– Знаете, мадам, при все моем к вам уважении, вы бы иначе заговорили, если бы что-нибудь случилось с вашим ребенком.
Рецепт воспитания поэта
Столько невроза, сколько может вынести ребенок.
У.Х. Оден
До могилы Сары мы шли молча. Она уже не держала меня под руку.
Мы, ирландцы, жалостливый народ. Я вполне мог бы без этого тогда обойтись.
Могила была в идеальном порядке. Простой деревянный крест с именем Сары. Вокруг лежат:
медвежата
лисята
конфеты
браслеты.
Все аккуратно разложено.
Энн пояснила:
– Ее друзья. Они все время ей что-нибудь приносят.
На меня это хуже всего подействовало. Я попросил:
– Энн, оставь ей розы.
Ее лицо просветлело.
– Правда, Джек, ты не против? Она обожает розы… обожала. Никак не привыкну к прошедшему времени. Как я могу говорить о ней в прошлом, это же ужасно! – Она осторожно положила розы и села около креста. – Я собираюсь вырезать на камне одно слово: ПОЭТ. И все. Ей так хотелось стать поэтом.
Я не знал толком, как положено себя вести на кладбище. Встать на колени? Тут я понял, что Энн разговаривает с дочерью. Тихие, еле слышные звуки, которые отзывались в самой глубине моей души.
Я попятился. Пошел по дорожке и едва не столкнулся с пожилой парой. Они сказали:
– Дивный день, верно?
Господи. Я все шел, пока не оказался у могилы своего отца. Сказал:
– Пап, я здесь случайно, но разве все мы не попадаем сюда случайно?
Я был явно не в себе. Видел бы меня Саттон! Он силком заставил бы меня выпить. На могиле стоял камень – это было хуже всего. Полный конец, больше никаких надежд. Простой крест лучше, он по крайней мере временный.
Подошла Энн.
– Твой отец?
Я кивнул.
– Ты его любил?
– Господи, очень.
– Какой он был?
– Знаешь, мне никогда не хотелось быть таким, как он, но я не возражал бы, если бы люди относились ко мне так же хорошо, как к нему.
– Где он работал?
– На железной дороге. В те времена это была совсем не плохая работа. Вечером, часов в девять, он надевал свою фуражку и шел выпить пива. Две кружки, не больше. Иногда он вообще никуда не ходил. Проверить, алкоголик ли, легко: можешь ограничиться двумя кружками или нет. Вот я, например, буду терпеть целую неделю, а потом выпью четырнадцать кружек в пятницу.
Она неуверенно улыбнулась.
Говорить пришлось мне.
– Когда я поступил в полицию, он ничего не сказал, только: «Смотри не спейся». Когда меня оттуда вышвырнули, сказал: «То, как тебя уволили, идет тебе больше, чем былые заслуги». Еще раньше, во время учебы в Темпле-море, один инструктор заявил: «Судя по всему Тейлор из тех, у кого яркое будущее позади». Еще тот шутник. Он сейчас советник премьер-министра, так что, можно считать, получил по заслугам. Мой отец обожал читать, всегда разглагольствовал по поводу силы печатного слова. После его смерти меня на улице остановил один мужик и сказал: «Твой отец был настоящий книгочей». Мне надо было выбить эти слова на камне. Ему понравилось бы, – На этом я выдохся. Но в голове вертелась еще пара мыслей, и я добавил: – У меня друг есть, Саттон. Он когда-то носил футболку с надписью:
ЕСЛИ ВЫСОКОМЕРИЕ – БОЖИЙ ДАР,
ОСТЕРЕГАЙСЯ СВЯЩЕННОГО ГОРОДА.
Энн не поняла и прямо сказала:
– Не понимаю.
– Ты и его не поймешь. Я и сам, наверное, его не понимаю.
Энн спросила, не хочу ли я зайти к ней домой, посмотреть, как она живет. Я ответил:
– Конечно.
Она жила в Ньюкасл-парк. Прямо рядом с больницей. От морга ведет проезд, он называется Путь к Мессе. Вряд ли я смог бы часто по нему ходить.
Дом оказался современным, светлым, чистым и удобным. Обжитым. Она сказала:
– Заварю чай.
Что и сделала. Она вернулась с подносом, на котором возвышалась куча бутербродов. Старомодных, настоящих, с хрустящим хлебом, толстым куском ветчины, маслом и помидором.
– Выглядит аппетитно, – заметил я.
– Я покупаю хлеб у Гриффина. Всегда свежий.
После второй чашки чая я сказал:
– Энн, мне надо с тобой поговорить.
– Ох, как зловеще звучит.
– Насчет расследования.
– Тебе нужны деньги? У меня есть еще.
– Сядь. Мне не нужны деньги. На меня тут… вроде с неба свалились, так что не волнуйся. Слушай, если я скажу, что человек, виновный в смерти Сары, умер, тебе этого будет достаточно?
– Что ты имеешь в виду? Действительно умер?
– Да.
Она встала.
– Но ведь никто не знает. Я что хочу сказать – все продолжают считать ее самоубийцей. Я не хочу, чтобы ее друзья и люди в школе так думали.
– Ладно.
– Ладно? Что это значит, Джек? Ты можешь доказать правду?
– Не знаю.
Это означало, что придется приняться за Плантера. Если бы она согласилась на мое предложение, я мог бы оставить его в покое.
Я так думаю.
Но Саттон точно не собирался снять его с крючка, так что, видимо, и у меня выбора не было.
???
У меня нет никаких моральных принципов.
Просто я живу с оголенными нервами.
Фрэнсис Бэкон
Позже мы легли в постель. Я ужасно нервничал. Признался:
– Наверное, я никогда не занимался любовью на трезвую голову.
– Поверь мне, будет только лучше.
Она оказалась права.
Около полуночи я оделся, а Энн спросила:
– Может, останешься?
– Пока нет.
– Ладно. – Она вылезла из постели и исчезла. Через несколько минут что-то принесла. – Я хочу, чтобы ты на это взглянул.
– Хорошо.
– Это дневник Сары. – И протянула мне книжечку в розовом кожаном переплете.
Я отшатнулся.
– Господи, Энн, я не могу.
– Почему?
– Не могу читать дневник молодой девушки. Это нехорошо.
– Но почему? Ты сможешь понять, какая она… какая она была. Пожалуйста.
– Господи, мне совсем не хочется это делать.
Не мог же я ей сказать, что ничто потащит меня к бутылке с такой силой, как это. Влезть в мысли молодой умершей девушки.
Энн все еще держала в руках дневник.
Я сказал:
– Попробую. Не обещаю, что смогу, но попытаюсь.
Она обняла меня, поцеловала в шею и прошептала:
– Спасибо, Джек.
По дороге домой мне казалось, что в моем кармане лежит бомба. Я подумал, не позвонить ли Кэти Б. и не попросить ли ее прочесть дневник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36