И снова юноша залился стыдливым румянцем и что-то замямлил в ответ. «Краснеет, точно девка…» — с недоумением подумал варвар, но тут же резко вскочил на ноги и насторожился.
— Тихо!.. Он идет. Давай беги на место и да пребудет с тобой сила богов!
* * *
… И вот Конан лежит кустах кипрея, прислушиваясь к обманчивой тишине. Обнаженный меч прикрыт полой плаща. Брага уже близко- Ходит великан медленно, тяжело. «Главное кровь пустить», — твердил киммериец напутствие Дуны.
Наконец Брага предстал перед варваром во всей своей безобразной красе и тут же начал заниматься своим излюбленным делом. Глыбы он легко разбивал огромной каменной палицей из цельного куска черного гранита и с самозабвением забрасывал их в небеса. Те, что были поменьше и не годились для дела, он просто крошил, сжимая в кулаке.
Краем глаза Конан заметил над отвалами белесую струйку дыма.
Последующие события произошли в течение нескольких мгновений, хотя для Конана и Дуны они превратились в один бесконечный кошмар.
Брага подбросил вверх очередную глыбу. Взлетев локтей на тридцать-сорок, она вдруг повисла в воздухе. Задравши головы в небо, великан, удивленно хрюкнул, и вдруг стремительно развернулся в сторону дыма. В ту сторону, где на вершине насыпи застыла тоненькая фигурка с воздетыми вверх руками.
Повисшая в воздухе глыба сместилась и снова застыла — уже прямо над Брагой.
Конан вскочил, стряхивая с себя мусор. Меч — Браги бы таким только в зубах ковырять — блеснул в руках варвара. Киммериец видел лицо Дуны — страшно искаженное, посиневшее от напряжения, с полуприкрытыми глазами.
Руки юноши дрожали, а тело непостижимым образом откинулось назад, будто надломанное в пояснице.
Брага приготовился метнуть в него свою палицу.
— Бросай! — заорал Конан, ринувшись к великану.
Глыба, со свистом сорвалась с невидимой нити, поддерживающей ее в небе, и рухнула на левую голову великана.
Треск разлетевшихся каменных осколков и треск костей…
В следующее мгновение на пошатнувшегося Брагу обрушился удар киммерийца. Двуручный меч варвара наискось рубанул его по голени, глубоко погрузившись в плоть великана, но едва задев кости. Конан вложил в удар всю свою силу; таким приемом он разрубал людей пополам, но колоннообразную ногу чудовища перерубить не смог.
Палица все-таки вырвалась из рук великана и ударила в скалу рядом с Дуной. Град каменных осколков со свистом хлестнул по юноше, и тот упал. Конан рванул меч на себя, с огромным трудом вырывая его из раны, и тут же отскочил в сторону.
Брага оглушительно заревел. И в этом неистовом крике слились боль и отчаяние, и дикая первобытная ярость. И еще Конану послышалась в нем страшная, невыразимая, неземная тоска.
Левая голова, бесформенная, залитая кровью, бессильно упала на плечо. Руки великана рванулись к ней, пытаясь, наверное, поддержать… а может обнять?
Правая голова, вся в слезах, с нежностью смотрела на своего близнеца. Нога Браги подломилась, и он упал на одно колено.
Меч Конана вонзился великану в печень. Киммериец с ловкостью тигра сделал прыжок, ударил и в мгновении ока отпрыгнул, оставив в боку врага длинную рану, из которой широкой струей хлынула кровь.
Брага попытался одной рукой схватить киммерийца — вторая все еще поддерживала и ласково гладила левую голову — но не успел. Бар-вар оказался проворнее, и его меч до середины клинка погрузился во внутреннюю сторону бедра великана.
Струей крови толщиной в руку Конана чуть не сбило с ног. Отскочив, киммериец вытер лицо и опустил меч.
Дело было сделано. Брага беспомощно возился в луже собственной крови, пытаясь подняться, но было ясно, что эти движения уже бессмысленны.
Жизнь стремительно уходила из тела древнего исполина. Великан уже не кричал, а лишь хрипел, беспомощно вращая глазами.
Конан машинально сорвал траву, собираясь по привычке вытереть клинок, но, вовремя спохватившись, отбросил пук в сторону.
«Дурак, — обругал он себя, глядя на покрывающую меч Древнюю Кровь. — За этим ведь и шли.»
Обернувшись, Конан увидел Дуну, который шел к нему, шатаясь и сильно прихрамывая. На лбу у юноши красовалась огромная лиловая шишка, левая щека была оцарапана.
— Живой?
— Живой, — эхом отозвался Дуна.
— Тогда, доставай стрелы, мочи наконечники, да про меч не забудь.
Конан медленно побрел прочь. Но, сделав три шага, оглянулся.
— Молодец, парень. Здорово у тебя получилось.
— И у тебя… Ты знаешь, я чуть не надорвался! Думал, у меня все внутри лопнет! Честное слово, даже слышал, как кости захрустели…
— Ты молодец, — снова повторил Конан и, повернувшись спиной к Дуне, зашагал к недалекому озеру.
Дуна недоуменно и обиженно смотрел ему вслед.
Юноша обернулся к Браге и встретил застывший взгляд уже ничего не видящих остекленевших глаз великана. Брага умер. На обезображенную левую голову с довольным карканьем опустился Терес.
* * *
Озерный край был озерным краем. Конан доходил до белого каления, когда по десять раз на дню приходилось огибать затерянные в вековечных лесах бесчисленные озера с прозрачной, как северное небо, водой.
Глупая птица Терес летела на север по прямой и, обнаружив где-то на середине озера, что люди зачем-то огибают его стороной, начинала возмущенно орать, кружа над головами двух друзей.
Конан поклялся, что свернет ворону шею, как только они доберутся до места.
Беспорядочные нагромождения скал остались далеко позади. Теперь путники шли, утопая по щиколотку в мягком бело-зеленом мху. Высоко над ними шумели кроны золотых, прямых и звонких, как струны, сосен. Пахло хвоей и багульником, дышалось легко и свободно.
Часто попадались невысокие, с пологими склонами, песчаные увалы, с вершин которых взору открывалась величественная картина бескрайнего лесного простора. Киммериец достаточно ходил по свету, повидал и пиктские дебри далеко на западе, и джунгли Кхитая и крайнего юга. Южные леса, полные опасностей, тоже можно было назвать океаном — буйным, свирепым, предательским, но им не хватало этого величественного северного спокойствия и стихийной непредсказуемости. Мудрость, незыблемость и не выставленное на показ, но ясно чувствующееся ощущение своей непоколебимой, неизмеримой мощи. Эта древняя земля, дышала доисторической силой. Здесь тоже таились опасности, но источником их был не сам лес. Он просто позволял им быть, пока они держатся в рамках неизвестных никому, кроме Леса, законов.
Иногда путники выходили на старые дороги и несколько раз видели заброшенные хутора.
Однажды поздно вечером, устраиваясь на ночлег на берегу большого живописного озера с двумя островками, они услышали далекий женский смех и обрывки человеческой речи. Здесь жили люди. Затерянные в безбрежном лесном океане, не одичавшие варвары, как сначала казалось киммерийцу, а освободившиеся от гнета цивилизации и открытые, с мужественными и отважными сердцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Тихо!.. Он идет. Давай беги на место и да пребудет с тобой сила богов!
* * *
… И вот Конан лежит кустах кипрея, прислушиваясь к обманчивой тишине. Обнаженный меч прикрыт полой плаща. Брага уже близко- Ходит великан медленно, тяжело. «Главное кровь пустить», — твердил киммериец напутствие Дуны.
Наконец Брага предстал перед варваром во всей своей безобразной красе и тут же начал заниматься своим излюбленным делом. Глыбы он легко разбивал огромной каменной палицей из цельного куска черного гранита и с самозабвением забрасывал их в небеса. Те, что были поменьше и не годились для дела, он просто крошил, сжимая в кулаке.
Краем глаза Конан заметил над отвалами белесую струйку дыма.
Последующие события произошли в течение нескольких мгновений, хотя для Конана и Дуны они превратились в один бесконечный кошмар.
Брага подбросил вверх очередную глыбу. Взлетев локтей на тридцать-сорок, она вдруг повисла в воздухе. Задравши головы в небо, великан, удивленно хрюкнул, и вдруг стремительно развернулся в сторону дыма. В ту сторону, где на вершине насыпи застыла тоненькая фигурка с воздетыми вверх руками.
Повисшая в воздухе глыба сместилась и снова застыла — уже прямо над Брагой.
Конан вскочил, стряхивая с себя мусор. Меч — Браги бы таким только в зубах ковырять — блеснул в руках варвара. Киммериец видел лицо Дуны — страшно искаженное, посиневшее от напряжения, с полуприкрытыми глазами.
Руки юноши дрожали, а тело непостижимым образом откинулось назад, будто надломанное в пояснице.
Брага приготовился метнуть в него свою палицу.
— Бросай! — заорал Конан, ринувшись к великану.
Глыба, со свистом сорвалась с невидимой нити, поддерживающей ее в небе, и рухнула на левую голову великана.
Треск разлетевшихся каменных осколков и треск костей…
В следующее мгновение на пошатнувшегося Брагу обрушился удар киммерийца. Двуручный меч варвара наискось рубанул его по голени, глубоко погрузившись в плоть великана, но едва задев кости. Конан вложил в удар всю свою силу; таким приемом он разрубал людей пополам, но колоннообразную ногу чудовища перерубить не смог.
Палица все-таки вырвалась из рук великана и ударила в скалу рядом с Дуной. Град каменных осколков со свистом хлестнул по юноше, и тот упал. Конан рванул меч на себя, с огромным трудом вырывая его из раны, и тут же отскочил в сторону.
Брага оглушительно заревел. И в этом неистовом крике слились боль и отчаяние, и дикая первобытная ярость. И еще Конану послышалась в нем страшная, невыразимая, неземная тоска.
Левая голова, бесформенная, залитая кровью, бессильно упала на плечо. Руки великана рванулись к ней, пытаясь, наверное, поддержать… а может обнять?
Правая голова, вся в слезах, с нежностью смотрела на своего близнеца. Нога Браги подломилась, и он упал на одно колено.
Меч Конана вонзился великану в печень. Киммериец с ловкостью тигра сделал прыжок, ударил и в мгновении ока отпрыгнул, оставив в боку врага длинную рану, из которой широкой струей хлынула кровь.
Брага попытался одной рукой схватить киммерийца — вторая все еще поддерживала и ласково гладила левую голову — но не успел. Бар-вар оказался проворнее, и его меч до середины клинка погрузился во внутреннюю сторону бедра великана.
Струей крови толщиной в руку Конана чуть не сбило с ног. Отскочив, киммериец вытер лицо и опустил меч.
Дело было сделано. Брага беспомощно возился в луже собственной крови, пытаясь подняться, но было ясно, что эти движения уже бессмысленны.
Жизнь стремительно уходила из тела древнего исполина. Великан уже не кричал, а лишь хрипел, беспомощно вращая глазами.
Конан машинально сорвал траву, собираясь по привычке вытереть клинок, но, вовремя спохватившись, отбросил пук в сторону.
«Дурак, — обругал он себя, глядя на покрывающую меч Древнюю Кровь. — За этим ведь и шли.»
Обернувшись, Конан увидел Дуну, который шел к нему, шатаясь и сильно прихрамывая. На лбу у юноши красовалась огромная лиловая шишка, левая щека была оцарапана.
— Живой?
— Живой, — эхом отозвался Дуна.
— Тогда, доставай стрелы, мочи наконечники, да про меч не забудь.
Конан медленно побрел прочь. Но, сделав три шага, оглянулся.
— Молодец, парень. Здорово у тебя получилось.
— И у тебя… Ты знаешь, я чуть не надорвался! Думал, у меня все внутри лопнет! Честное слово, даже слышал, как кости захрустели…
— Ты молодец, — снова повторил Конан и, повернувшись спиной к Дуне, зашагал к недалекому озеру.
Дуна недоуменно и обиженно смотрел ему вслед.
Юноша обернулся к Браге и встретил застывший взгляд уже ничего не видящих остекленевших глаз великана. Брага умер. На обезображенную левую голову с довольным карканьем опустился Терес.
* * *
Озерный край был озерным краем. Конан доходил до белого каления, когда по десять раз на дню приходилось огибать затерянные в вековечных лесах бесчисленные озера с прозрачной, как северное небо, водой.
Глупая птица Терес летела на север по прямой и, обнаружив где-то на середине озера, что люди зачем-то огибают его стороной, начинала возмущенно орать, кружа над головами двух друзей.
Конан поклялся, что свернет ворону шею, как только они доберутся до места.
Беспорядочные нагромождения скал остались далеко позади. Теперь путники шли, утопая по щиколотку в мягком бело-зеленом мху. Высоко над ними шумели кроны золотых, прямых и звонких, как струны, сосен. Пахло хвоей и багульником, дышалось легко и свободно.
Часто попадались невысокие, с пологими склонами, песчаные увалы, с вершин которых взору открывалась величественная картина бескрайнего лесного простора. Киммериец достаточно ходил по свету, повидал и пиктские дебри далеко на западе, и джунгли Кхитая и крайнего юга. Южные леса, полные опасностей, тоже можно было назвать океаном — буйным, свирепым, предательским, но им не хватало этого величественного северного спокойствия и стихийной непредсказуемости. Мудрость, незыблемость и не выставленное на показ, но ясно чувствующееся ощущение своей непоколебимой, неизмеримой мощи. Эта древняя земля, дышала доисторической силой. Здесь тоже таились опасности, но источником их был не сам лес. Он просто позволял им быть, пока они держатся в рамках неизвестных никому, кроме Леса, законов.
Иногда путники выходили на старые дороги и несколько раз видели заброшенные хутора.
Однажды поздно вечером, устраиваясь на ночлег на берегу большого живописного озера с двумя островками, они услышали далекий женский смех и обрывки человеческой речи. Здесь жили люди. Затерянные в безбрежном лесном океане, не одичавшие варвары, как сначала казалось киммерийцу, а освободившиеся от гнета цивилизации и открытые, с мужественными и отважными сердцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13