ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А из психов за эти четыре года один поступил, видный человек, ученый. Жена его сопровождала, интересная женщина, молодая, все, говорит, диссертация у него не шла, никак не подвигалась, все жаловался, что мыслей нет, не идут. И вдруг, говорит, под Новый год пошли. Наконец, говорит, пошли мысли, стал писать, пишет, пишет, чуть ли не сутки подряд, даже худеть стал. Гору бумаги исписал. Что-то этой жене показалось, и она выбрала время, поглядела, а там... не приведи бог, пришлось врачей вызывать. Писал, писал, а потом начал вычислять, цифры пошли, формулы, вычислял, кто когда умрет, когда третья мировая война начнется, когда земной шар расколется на две части. А тема диссертации, жена говорит, совсем у него другая была. И вот вызвала врачей, привезли. Только один он, остальные алкоголики. Евдокия Яковлевна говорит, что эти алкоголики хуже психов намного. Им таблетки стали давать, по одной в день, чтобы у них отвращение к водке вызвать, таблетки на спирте, так они высмотрели ящик, вскрыли, ночью нажрались этих таблеток, сидят на койках, орут песни. Евдокия Яковлевна выговор схлопотала, в ее дежурство получилась эта пьянка на таблетках. Очень довольна теперь, что ушла на пенсию. Как только получила однокомнатную квартиру, так и ушла на пенсию. Теперь опять стали жить вместе, съехались
по обмену, трехкомнатную выменяли, и опять все вместе. У Витька отдельная комната, там у него наковаленка стоит на сосновом комле, инструмент валяется, и пианино стоит, без дела. В этой комнате скучно стало. Отдельная комната у Евдокии Яковлевны и еще третья комната — там Борис с Катериной. Лелька живет в другом месте.
Почти весь больничный дом переехал сюда, на Юго-Запад, расселились вокруг одного метро, потихоньку все и перевстречались в магазинах, на улицах, где-нибудь в очереди за фруктами или осенью за арбузами. Тетя Поля, глухая, через год после дяди Коли умерла, и Марья Ивановна одна переселилась, одна живет, все удобства, очень довольна, хотела взять какую-нибудь квартирантку, из студенток, но приходили все студенты. «Ну как я пущу студента,— говорит Марья Ивановна,— все же я женщина, и не сказать, чтоб старая, не могу я в одной комнате находиться с ним, попадется какой-нибудь, мало ли что, лучше уж одна буду жить». Третий раз замуж выходить не стала, да и предложений пока не было, правда. Варвара Петровна со своим внуком-волчонком тоже переехала. Внук, собственно, никакой уже не волчонок, годы быстро летят, сильно меняют человека, смолоду тем более. Парень выправился, красавец мужчина, изменился до неузнаваемости, бабка не нахвалится, порядочным человеком стал, где-то на секретной работе работает, то ли в содействии милиции, то ли еще где, никто не знает, даже сама бабка Варвара Петровна. Главное, что человеком стал. По судам Варвара Петровна ходит по-прежнему, но теперь уже не так часто, годы не те, трудно передвигаться, а слушателей полно, даже больше стало, дом большой, восьмиэтажный, у подъезда такая сходка бабок собирается, в два ряда сидят на собственных стульях, всякого человека — с работы идет, из магазина ли — обглядят с ног до головы, как рентгеном просветят. Тут есть кому рассказывать, но часто ходить по судам все-таки уже не хватает сил. Встретила Катерина и Софью Алексеевну, прямо как родная обрадовалась врачиха, в гости пригласила, чтобы с Витенькой пришли, Женечка уже большая, в четвертый ходит, по-прежнему живет у бабушки. Сама Софья Алексеевна тут стала работать, санитарным врачом по детским садикам, из психбольницы ушла, ездить далеко, и вообще устала она от них. Катерина тоже пригласила Софью Алексеевну и ни с того ни с сего вдруг спросила про книгу, про Марфу-посадницу, спросила и покраснела. Сдуру, наверно, ляпнула, не подумавши. Тоже, мол, туда же, но Софья Алексеевна как
будто даже обрадовалась, охотно отозвалась, еще раз пригласила Катерину, приходите, мол, потолкуем и о моей книге, дело это сложное, в двух словах не скажешь. Катерина в свою очередь почувствовала какой-то прямо прилив, как бы даже возвысилась над самой собой втайне, и еще больше покраснела, уже от другого покраснела, вот разговаривает о книге, о Марфе-посаднице, с Софьей Алексеевной, такой интеллигентной дамой, надушенной и вообще, разговаривает, как будто так и надо и ничего в этом такого нет. Обязательно придем, Софья Алексеевна, и так далее. Ободренная вниманием, Катерина начала про Витька рассказывать, как мучились, не могли в детский сад устроить. Софья Алексеевна сказала, что, конечно, она бы помогла устроить, если бы это понадобилось сейчас, а сейчас, поскольку в школу пора, советую вам, Катенька, в спецшколу устроить, обязательно туда, там, знаете, языки, преподавание ведется на иностранных языках и, знаете, перспектива, настоятельно советую, пусть сам сходит Борис Михайлович. И даже адресок дала, тут же вынула из сумочки ручку, вырвала листок из блокнота и написала Катерине адрес спецшколы. Будут вместе с Женечкой.
Поближе к осени, когда дети уже на учет были взяты по своим районам, Катерина заставила Бориса Михайловича сходить в эту спецшколу. К директрисе зашел в кабинет вместе с Витьком. Так, мол, и так, хороший человек посоветовал к вам обратиться, сам на заводе работаю, член партии, на фронте был и так далее. Директриса, серьезная дама, видная, строго слушала, потом спросила, в каком районе проживает проситель. Борис Михайлович ответил. Ну, вот и записывайте в школу своего района, там, где положено. Борис Михайлович возразил, в свою, мол, он знает, в свою и без его просьбы запишут, но хотелось бы в вашу, в спецшколу, на языках учить, перспектива и так далее. Директриса еще раз объяснила, что не может, Борис Михайлович в свою очередь еще раз повторил свою просьбу, еще раз о своих заслугах сказал, прибавил еще, что и отец воевал и тоже имеет награды. Взаимонепонимание затягивалось, потому что Борис Михайлович, чем больше сопротивлялась директриса, тем с большей настойчивостью просил, упрямился, не уступал, потому что уже почувствовал ценность этой школы, раз уж с такой силой сопротивляется директриса.
Витеньке с самого начала не понравился этот разговор, и он все время дергал отца за пиджак, а теперь, когда уже и ему стало все понятно, он просто потащил Бориса Михайловича к выходу. Пришлось подчиниться и уйти без всяких результатов. На улице Борис Михайлович заметил Витеньке, зачем он так невежливо тянул его за пиджак, если бы не тянул, то отец обязательно бы добился, потому что эта директриса не понимает сама, что говорит, Борис Михайлович обязательно бы доказал, что она не права. А Витек сказал, что ему было стыдно стоять. «Подумаешь, стыдно. Ты что, разве не хочешь на иностранных языках учиться?» — «Не буду на иностранных».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76