— Бывает, что они утаскивают и детеныша. Просто утаскивает детей, понимаешь?
ЩИТОВКА
Пока цветочные щитовки водились в достаточном количестве, супружескую жизнь профессора еще как-то удавалось налаживать.
Маленький профессор превыше всего ценил чистоту и имел привычку раздувать ноздри, словно возбужденный шотландский сони. Он занимался проблемой социального значения Verba iicendi в современных романах.
Его жена, брюнетка, существо с ножками газели и средними духовными запросами, была не в состоянии уразуметь, что прельщает ее мужа в Verba dicendi Она коллекционировала Знакомства, знакомства с людьми, имена которых встречались в газетах: с артистами, поэтами, выдающимися спортсменами и общественными деятелями, которые привлекались к разрешению экономических проблем.
Она негодовала, когда профессор, постоянно погруженный в работу, которая, по его мнению, даст новый импульс современной литературе, пропускал торжественные приемы. Приглашения на них так и сыпались в их дом: прием у болгарского посла в честь Кирилла и Мефодия; прием в министерстве культуры в честь года Шекспира; Большой бал новаторов и рационализаторов; прием в Академии в честь Холота Куй Аксандаса — издателя знаменитых трудов о туземной лирике в четырнадцатом веке, и так далее.
Случалось, что профессору, уже одетому в нейлоновую рубашку с обязательным светло-серым галстуком, вместо запонок попадалась пара Verba dicendi, которые еще не нашли толкования в его трудах. И тогда—прощай прием в Академии в честь Марселя Марсо. Разражался скандал, ибо, несмотря на все достижения прогресса, дело еще не дошло до того, чтобы некая супруга, не имеющая собственных заслуг, могла бы появиться на приеме без обременительного довеска в лице некоего профессора. После перепалки, которую профессор вел со своей женой, будучи обычно в кальсонах (потому что уже переодевался), он всегда возбуждался, возбуждение же считал ядом для любой творческой деятельности.
Профессор гасил свое возбуждение при помощи щитовок, которых он обирал со стеблей цветов на окне своего кабинета. Он рылся в листьях растений и, когда находил насекомое, завернувшееся в белый кокон, его рука с пинцетом должна была поневоле успокоиться, чтобы извлечь пушистый комочек со стебля цветка.
Затем он пинцетом помещал окукленную щитовку между большим и указательным пальцами левой руки, и, как только под его пальцами раздувшееся насекомое превращалось в красноватую кашицу, у него возникало чувство, будто он избавил мир растений от еще одного паразита, и покой возвращался к нему.
Раздавив между большим и указательным пальцами достаточное количество щитовок, профессор переставал думать о жене, сидевшей, затаив злобу, в своей комнате, и приступал к работе над Verba dicendi, мысль о которых пришла к нему во время поисков запонок.
Но как-то профессор прочитал в одном еженедельнике, в разделе «Враги твоих комнатных цветов», что растения следует опрыскивать водой, дабы уберечь от щитовок. Профессор и поступил. Ему не следовало этого делать: щитовки ушли. непоправимое случилось после приема в Академии в честь восьмидесятилетнего композитора, который представил присутствующим свою двадцатидевятилетнюю жену. Он был прославленным композитором, знаменитым на всю Европу, и отблеск той славы падал на его двадцатидевятилетнюю жену.
Жена профессора уже давно подумывала о возможности выйти замуж за какую-нибудь знаменитость. Для этого она должна была быть свободной, а не состоять в браке с профессором филологии, труды которого не принимаются всерьез теми, кого они непосредственно касаются,— поэтами и писателями.
Все чаще жена профессора позволяла себе намеки на то, что на пожертвовала своей юностью ради человека, который так и стал знаменитостью, а один раз прозрачно намекнула, что не расстаться со своим скучным мужем.
Это взволновало профессора, это взволновало его настолько, [то он даже не смог сесть за свою работу о коллективном герое в современном романе. Но щитовок, которых он мог бы раздавить, успокоиться, больше не было. А жена не переставала встраивать себя против него и сокрушаться, что ее муж навсего непривлекательный филолог.
Профессор, который годами терпел непонимание жены, повествовал теперь, что она унижает его достоинство. Он все более позабыл о том, что водяным душем разогнал— свое успокоительное лекарство. Он вдруг бросился на вою жену и стиснул ей плечо: «Разве у тебя нет всего, что ты желаешь?»
«Нет!—закричала жена.— Круглый нуль — вот что я имею!»
Профессор и не заметил, как его руки поднялись к шее жены, сак он начал мять и давить ее горло. А жена толкала его в грудь, укрывала от себя, звала на помощь, кричала в открытое окно, с улицы не прибежали люди.
Вечером профессор попросил у жены прощения, но не получил его.
Жена развелась с профессором. Все прошло гладко, но профессору развод обошелся очень дорого, ведь он был насильником и никто не мог требовать от женщины впредь жить с ним шесте.
А когда щитовки еще водились, супружескую жизнь как-то удавалось налаживать.
ЗАЙЦЫ ЗА ОГРАДОЙ
Зима в предгорьях выдалась ранняя. Выпал снег, мелкий, как белая дорожная пыль, он замел сухие стебельки пижмы. Восточный ветер обрушился на маленький деревянный домик на склоне и занес снегом фруктовые деревья в саду.
День клонился к вечеру, старик с острой белой бородкой смотрел в сад. Позади него сидела у печки его жена и ощипывала гусиные перья, в сумерках ее торчащие лопатки казались обрубками крыльев. Старик с шумом затянулся из трубки и внимательно посмотрел на сугроб. «Восточный ветер,— пробормотал он.— Так и есть, восточный ветер!»
Жена привстала, глянула в окно, глаза у нее заслезились. По комнате плавали белые пушинки, а на дворе кружил снег, и отличить комнату от улицы можно было только по печному теплу, по теплу от печи. «Может, к ночи утихнет»,— сказала старуха. Задетый за живое, старик обернулся. «Утихнет? Восточный ветер?» Он был заядлым спорщиком и с возрастом становился все более неуступчивым. Будучи прав, он ликовал, а когда правота была не на его стороне, сетовал на времена, когда ни на что нельзя положиться. Обо всем этом старуха знала уже пятьдесят шесть лет, брать над ним верх и тем самым дразнить и доводить его до бешенства уже не доставляло ей ни малейшего удовольствия. Она осторожно, словно в корзине сидели спящие бабочки, отнесла ее в кладовую. Достала там теплые вещи на следующий день, быть может, старик действительно окажется прав.
В постели старик выкурил еще одну трубку. Он смотрел на разворошенные уголья в печи, слушал, как завывает ветер и как сечет по окнам снег.
В саду было семьдесят три фруктовых дерева, всю ночь дул ветер, всю ночь падал снег, вокруг деревьев образовались сугробы, они росли и росли, пока не сравнялись с кронами деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80