» — «А ежели от сего не польза, а токмо вред учинится, так к чему отбирать? Тогда не надо!» — отвечает. Так и не добилась я от него живого слова... Эх, уж...
Брюсочка расхохоталась звонко, но почтительно и сказала:
— Да откуда ему, ваше величество, такой мудрости набраться?
— Откуда она у Потемкина?
— Ах, ваше величество, ваше величество! — тоном почтительной укоризны возразила Брюс. — Да как же их обоих сравнивать возможно! Сами только что одного орлом, а другого вороной назвать изволили! Да и подлинно орел! Умен, образован, ловок... Да и собой как хорош! Высок, строен, грудь колесом, зубы что снег... Только вот глаз один...
— Да, да, этот глаз... Знаешь, Брюсочка, у меня ужасное отвращение ко всяким телесным недостаткам, но в последнее время я просто не замечаю этого уродства. .. Господи, да если бы не этот глаз... — Екатерина не договорила, встала и задумчиво прошлась несколько раз по комнате. — Теперь я уже не вижу, не замечаю, что Григорий крив на один глаз. Где там! Когда он около меня, когда он начинает говорить, развивать свои планы, когда плавной волной льется его чарующий голос — я делаюсь сама не своя. Я дрожу, я
задыхаюсь, я краснею и робею, точно девочка. И меня пронзает, словно кинжал, назойливая мысль: «Вот это человек, вот это мужчина!» Я борюсь с собой, я боюсь, словно несчастья, того, что должно случиться... но... — Екатерина замолчала и снова заходила по комнате; видно было, что с ее уст хочет и не может сорваться решительное слово. Наконец она подошла к графине Брюс, положила ей на плечи обе руки и тихо сказала: — Займись им, Брюсочка! Ну, а с этим... — В дверях показался Васильчиков и застыл в почтительной позе, ожидая императрицу, чтобы вести ее к обеденному столу. — Ну, а с этим... — тихо повторила Екатерина, глядя на Васильчикова, и сделала решительный жест рукой.
После обеда, за которым Васильчиков был буквально осыпан милостивым вниманием государыни, фаворит был отпущен к себе домой, так как Екатерина с обворожительной улыбкой сказала ему, что ей необходимо заняться государственными делами особой важности.
Васильчиков удобно расположился у себя в кабинете на грандиозной турецкой софе, но не прошло и часа, как ему доложили, что генерал-поручик Потемкин желает видеть его.
— Скажи, что я не расположен видеть кого бы то ни было! — недовольно буркнул усталый Адонис.
Слуга ушел, но сейчас же вернулся с докладом, что господин генерал-поручик имеет не терпящее отлагательства дело. Впрочем, не дожидаясь ответа, Потемкин сам вошел в кабинет следом за слугой.
— Ну, что нужно? — надменно спросил Васильчиков, не вставая с тахты.
— Я явился с поручением ее величества, — твердо ответил Потемкин, — а высочайшие приказания лежа выслушивать не подобает!
С Васильчикова мигом слетела вся спесь.
— От ее величества? — спросил он, вскакивая. — Но ведь я только что от нее! Что же угодно ее величеству? 12
— Ее величеству угодно, чтобы вы сегодня же покинули Петербург, избрав местожительством Москву впредь до особых на сей предмет указаний.
— Что же... Что же... — пролепетал оглушенный этой неожиданностью экс-фаворит, — что же послужило. .. так сказать...
— Причины мне неведомы. Впрочем, на досуге в Москве поразмыслите; может быть, сами догадаетесь. А пока позвольте напомнить вам, что ее императорскому величеству благоугодно было поставить вам на вид, что ваш отъезд в любом случае должен последовать сегодня. Времени осталось немного; благоволите приняться за сборы. Честь имею кланяться!
Потемкин повернулся с полупоклоном и хотел выйти из кабинета, когда его остановил робкий, заискивающий вопрос Васильчикова:
— Генерал, Бога ради, одно слово. Как вы думаете, можно мне будет теперь жениться?
— То есть как жениться? — удивился Потемкин.
— Да по-настоящему, известно как! Я уже давно жених, да сначала плохие достатки мешали, а потом — сами понимаете — жениться нельзя было... Теперь и достатки имеются, и ничто иное не мешает. Только вот думаю: а ну, как ее величество...
— Смею уверить вас, что со стороны ее величества не только препятствий чинимо не будет, но она даже. .. — Потемкин открыто захохотал в лицо Васильчикову, — даже и подарок свадебный пришлет!
— Ну, и слава Тебе, Господи!— торопливо закрестился Васильчиков.— Слава Тебе! Значит, все хорошо!..
И он торопливо принялся за сборы в дорогу.
— Генерал, — сказала графиня Брюс, полулежа на кушетке и взволнованно поблескивая своими влажными, чувственными глазами, — генерал, что бы вы
сказали, если бы женщина, молодая, пылкая, умеющая любить, недурная собой... многие даже находят ее красавицей...
— Графиня, если вы прибавите еще: «обаятельная, заслуживающая поклонения», то я подумаю, что вы говорите о себе! — перебил ее Потемкин.
— Льстец!.. Так вот, если бы такая женщина сказала вам: «Генерал, вы нравитесь мне до такой степени, что я не в силах была бы отказать вам ни в чем, чего бы ни попросили вы у моего женского достоинства!..» Что бы вы ответили ей?
— Если эта женщина такова, как мы совместно нарисовали ее, графиня, то она между прочим должна быть также и умна. А если она умна, то она сразу поймет, когда я отвечу ей: «Графиня, человек, ищущий великого, добивающийся огромного, должен уметь побеждать самые заманчивые искушения, способные каторжным ядром связать его ноги и помешать в восхождении к вершинам славы!»
— А если... — Брюсочка приподнялась, почти вплотную приблизилась пылающим лицом к лицу Потемкина и внятным, многозначительным шепотом продолжала: — .. .если это окажется не ядром, мешающим идти, а ступенью, помогающей взобраться на лестницу? Такой ступенью, без которой взобраться нельзя?
Потемкин встал, подошел к графине, властно сжал ее в своих богатырских объятиях и покрыл поцелуями, приговаривая:
— Ах, ты, Брюсочка моя волоокая! Ах, ты, цыплачок мой пухленький!..
На другой день генерал-поручик Потемкин, еще очень недавно бывший генерал-майором, был произведен в генерал-лейтенанты, получил в подарок дом-дворец на Миллионной, обставленный всем, что только можно пожелать, миллион рублей серебром на хозяйство и собственноручную записку государыни, в которой Екатерина извещала его, что на днях прибудет из Царского Села 14 в Петербург и тогда посетит его на новоселье, «дабы посмотреть, как Вы, господин генерал-лейтенант, поживать изволите и не терпите ли по недосмотру нужды в чем-либо».
«Господин генерал-лейтенант и кавалер! Вы, я чаю, уже все глаза проглядели, на улицу посматривая и меня поджидаючи. В подтверждение моего образа мыслей о Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна, долее томить Вас не стану и сим объявляю, что сегодня к концу дня прибуду в Санкт-Петербург, а к вечеру и у Вас побываю, уповая, что Вы меня, бедную странницу, от ваших щедрот ужином накорми- те.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Брюсочка расхохоталась звонко, но почтительно и сказала:
— Да откуда ему, ваше величество, такой мудрости набраться?
— Откуда она у Потемкина?
— Ах, ваше величество, ваше величество! — тоном почтительной укоризны возразила Брюс. — Да как же их обоих сравнивать возможно! Сами только что одного орлом, а другого вороной назвать изволили! Да и подлинно орел! Умен, образован, ловок... Да и собой как хорош! Высок, строен, грудь колесом, зубы что снег... Только вот глаз один...
— Да, да, этот глаз... Знаешь, Брюсочка, у меня ужасное отвращение ко всяким телесным недостаткам, но в последнее время я просто не замечаю этого уродства. .. Господи, да если бы не этот глаз... — Екатерина не договорила, встала и задумчиво прошлась несколько раз по комнате. — Теперь я уже не вижу, не замечаю, что Григорий крив на один глаз. Где там! Когда он около меня, когда он начинает говорить, развивать свои планы, когда плавной волной льется его чарующий голос — я делаюсь сама не своя. Я дрожу, я
задыхаюсь, я краснею и робею, точно девочка. И меня пронзает, словно кинжал, назойливая мысль: «Вот это человек, вот это мужчина!» Я борюсь с собой, я боюсь, словно несчастья, того, что должно случиться... но... — Екатерина замолчала и снова заходила по комнате; видно было, что с ее уст хочет и не может сорваться решительное слово. Наконец она подошла к графине Брюс, положила ей на плечи обе руки и тихо сказала: — Займись им, Брюсочка! Ну, а с этим... — В дверях показался Васильчиков и застыл в почтительной позе, ожидая императрицу, чтобы вести ее к обеденному столу. — Ну, а с этим... — тихо повторила Екатерина, глядя на Васильчикова, и сделала решительный жест рукой.
После обеда, за которым Васильчиков был буквально осыпан милостивым вниманием государыни, фаворит был отпущен к себе домой, так как Екатерина с обворожительной улыбкой сказала ему, что ей необходимо заняться государственными делами особой важности.
Васильчиков удобно расположился у себя в кабинете на грандиозной турецкой софе, но не прошло и часа, как ему доложили, что генерал-поручик Потемкин желает видеть его.
— Скажи, что я не расположен видеть кого бы то ни было! — недовольно буркнул усталый Адонис.
Слуга ушел, но сейчас же вернулся с докладом, что господин генерал-поручик имеет не терпящее отлагательства дело. Впрочем, не дожидаясь ответа, Потемкин сам вошел в кабинет следом за слугой.
— Ну, что нужно? — надменно спросил Васильчиков, не вставая с тахты.
— Я явился с поручением ее величества, — твердо ответил Потемкин, — а высочайшие приказания лежа выслушивать не подобает!
С Васильчикова мигом слетела вся спесь.
— От ее величества? — спросил он, вскакивая. — Но ведь я только что от нее! Что же угодно ее величеству? 12
— Ее величеству угодно, чтобы вы сегодня же покинули Петербург, избрав местожительством Москву впредь до особых на сей предмет указаний.
— Что же... Что же... — пролепетал оглушенный этой неожиданностью экс-фаворит, — что же послужило. .. так сказать...
— Причины мне неведомы. Впрочем, на досуге в Москве поразмыслите; может быть, сами догадаетесь. А пока позвольте напомнить вам, что ее императорскому величеству благоугодно было поставить вам на вид, что ваш отъезд в любом случае должен последовать сегодня. Времени осталось немного; благоволите приняться за сборы. Честь имею кланяться!
Потемкин повернулся с полупоклоном и хотел выйти из кабинета, когда его остановил робкий, заискивающий вопрос Васильчикова:
— Генерал, Бога ради, одно слово. Как вы думаете, можно мне будет теперь жениться?
— То есть как жениться? — удивился Потемкин.
— Да по-настоящему, известно как! Я уже давно жених, да сначала плохие достатки мешали, а потом — сами понимаете — жениться нельзя было... Теперь и достатки имеются, и ничто иное не мешает. Только вот думаю: а ну, как ее величество...
— Смею уверить вас, что со стороны ее величества не только препятствий чинимо не будет, но она даже. .. — Потемкин открыто захохотал в лицо Васильчикову, — даже и подарок свадебный пришлет!
— Ну, и слава Тебе, Господи!— торопливо закрестился Васильчиков.— Слава Тебе! Значит, все хорошо!..
И он торопливо принялся за сборы в дорогу.
— Генерал, — сказала графиня Брюс, полулежа на кушетке и взволнованно поблескивая своими влажными, чувственными глазами, — генерал, что бы вы
сказали, если бы женщина, молодая, пылкая, умеющая любить, недурная собой... многие даже находят ее красавицей...
— Графиня, если вы прибавите еще: «обаятельная, заслуживающая поклонения», то я подумаю, что вы говорите о себе! — перебил ее Потемкин.
— Льстец!.. Так вот, если бы такая женщина сказала вам: «Генерал, вы нравитесь мне до такой степени, что я не в силах была бы отказать вам ни в чем, чего бы ни попросили вы у моего женского достоинства!..» Что бы вы ответили ей?
— Если эта женщина такова, как мы совместно нарисовали ее, графиня, то она между прочим должна быть также и умна. А если она умна, то она сразу поймет, когда я отвечу ей: «Графиня, человек, ищущий великого, добивающийся огромного, должен уметь побеждать самые заманчивые искушения, способные каторжным ядром связать его ноги и помешать в восхождении к вершинам славы!»
— А если... — Брюсочка приподнялась, почти вплотную приблизилась пылающим лицом к лицу Потемкина и внятным, многозначительным шепотом продолжала: — .. .если это окажется не ядром, мешающим идти, а ступенью, помогающей взобраться на лестницу? Такой ступенью, без которой взобраться нельзя?
Потемкин встал, подошел к графине, властно сжал ее в своих богатырских объятиях и покрыл поцелуями, приговаривая:
— Ах, ты, Брюсочка моя волоокая! Ах, ты, цыплачок мой пухленький!..
На другой день генерал-поручик Потемкин, еще очень недавно бывший генерал-майором, был произведен в генерал-лейтенанты, получил в подарок дом-дворец на Миллионной, обставленный всем, что только можно пожелать, миллион рублей серебром на хозяйство и собственноручную записку государыни, в которой Екатерина извещала его, что на днях прибудет из Царского Села 14 в Петербург и тогда посетит его на новоселье, «дабы посмотреть, как Вы, господин генерал-лейтенант, поживать изволите и не терпите ли по недосмотру нужды в чем-либо».
«Господин генерал-лейтенант и кавалер! Вы, я чаю, уже все глаза проглядели, на улицу посматривая и меня поджидаючи. В подтверждение моего образа мыслей о Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна, долее томить Вас не стану и сим объявляю, что сегодня к концу дня прибуду в Санкт-Петербург, а к вечеру и у Вас побываю, уповая, что Вы меня, бедную странницу, от ваших щедрот ужином накорми- те.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91