ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Просто старайся, вот и все. Я тебе помогу — а ведь я в выпускном классе была самой хорошей ученицей…
Винни с Джино прыснули, сочтя ее ласковый голос за приглашение к веселью. Огромные черные глаза Октавии яростно сверкнули, однако она заставила себя улыбнуться и повернулась к Лючии Санте за поддержкой:
— Ведь так оно и было, правда, ма?
Незнакомая им тоска по славе убедила лучше всяких угроз — кроме, конечно, обещания растерзать второгодника, в серьезности которого они не сомневались ни минуты.
Лючия Санта разглядывала дочь. Ей вспомнилось, с каким удовольствием ее Октавия ходила в школу и как заставила мать смириться с американскими глупостями, с этим помешательством на образовании. Она не питала ни малейшего доверия к неутоленным амбициям и высоким целям: чем выше ожидаемое вознаграждение, тем больше риск. В случае сокрушительного поражения человек может оказаться на коленях. Лучше уж надежность, пусть скромная. Однако настойчивость дочери вынудила ее в свое время отступить.
Мать веско подтвердила:
— Да, ваша сестра могла бы стать школьной учительницей, если бы не ваш отец. — Она перехватила напряженный взгляд Джино. — Да! — поднажала она, обращаясь прямо к нему. — Если бы твой отец исполнял свой долг и поддерживал семью, Октавия могла бы не работать. Однако он никогда ни о ком не думал, и ты, figlio de putana, берешь с него пример. Сегодня вечером ты прыгал через костер. Ты портишь хорошую одежду и подаешь дурной пример младшему брату. Теперь мне придется покупать вам для школы новые штаны. Какой же ты animale! Ты никогда ни о ком не думаешь. Но я тебя предупреждаю…
Октавия поспешно перебила ее:
— Верно, ма, но сейчас речь о другом. Главное — чтобы они поняли, какое важное место в их жизни занимает школа. Научишься чему-то в школе — станешь человеком. Иначе быть тебе недотепой и потеть в порту или на железной дороге, как Ларри.
Отправив детей спать, мать принялась гладить свежевыстиранную одежду на следующую неделю и латать дыры. Перед ней стояла корзина, доверху наполненная бельем, и ей даже не приходилось нагибаться, чтобы взять следующую вещь. Октавия пристроила книжку к огромной сахарнице. В квартире было совершенно тихо, если не считать скрипа пружин, доносившихся из спальни, когда кто-нибудь из детей принимался вертеться во сне. Женщинам было спокойно, они совладали со своим племенем, добились от него послушания. Все шло как нельзя лучше; они не оспаривали друг у дружки места: дочь выступала в роли всесильной, но послушной подчиненной, мать же была неоспоримой предводительницей, уважавшей дочь и восхищавшейся ею за помощь и поддержку. Эта мысль никогда не произносилась вслух, но изгнание из семьи отца избавило их от лишнего напряжения и тревоги. Они были почти что счастливы, что его больше нет рядом, ибо теперь их власть стала абсолютной.
Мать встала, чтобы поставить кофе на огонь, зная, что Октавия, погрузившись в чтение, забывает обо всем на свете. Мать недоумевала, что такого написано в этих книжках, что повергает ее дочь в волшебное забытье. Ей так и не удастся это понять; будь она моложе, она бы завидовала грамотным, жалела о своем невежестве. Однако она — занятая женщина, у нее полно важной работы на много лет вперед, и ей недосуг убиваться из-за непознанных радостей. Удовольствия, которые она знала на вкус, и так доставили ей достаточно разочарований. Что ж, ничего не поделаешь. Она скорчила гримасу, сторонясь валящего от утюга пара и собственных невеселых мыслей.
Она отправилась через всю квартиру к леднику, чтобы достать доброй итальянской ветчины с перцем. Надо подкормить Октавию, не то она совсем исхудает. Она услыхала на лестнице шаги, но не обратила на них внимания: наверное, это на третьем этаже, ее семейство в сборе. Она оставила дверь в квартиру открытой, чтобы проветрить после глажки.
Все равно никто не сможет проскользнуть мимо их ледника и сбежать — разве что через крышу. Они сидели за столом вместе с дочерью, попивая кофе и кусая prosciutto и грубый хлеб. Шаги зазвучали ближе; над лестницей показалась закутанная в платок голова тетушки Лоуке; старуха с усилием преодолела последние ступеньки и ввалилась в квартиру, изрыгая по-итальянски страшные ругательства.
Здесь жили ее близкие друзья, которые не стали тратить время на выспренние приветствия. Лючия Санта поднялась, чтобы поставить на стол третью чашку и отрезать еще хлеба, хотя отлично знала, что старуха никогда не ест в присутствии других людей.
Октавия, сама учтивость, уважительно спросила по-итальянски:
— Как вы себя чувствуете, тетушка Лоуке?
Старуха отмахнулась от нее с сердитым нетерпением, подобно человеку, который ждет с минуты на минуту смерти и посему считает такие вопросы неприличными. Некоторое время они сидели молча.
— Работа, работа… — произнесла, наконец, Лючия Санта. — Школа и все эти чудеса, которые разворачиваются вокруг нее! Детям надо одеваться не хуже, чем самому президенту, а я стирай да гладь, как рабыня!
Тетушка Лоуке что-то пробормотала в знак согласия и снова сделала нетерпеливый жест, отметающий всякие надежды на плавное течение жизни.
Она не спеша сняла свое ветхое черное пальто и длинный вязаный свитер с пуговицами до самых колен.
Чувствуя на себе ее буравящий взгляд, Октавия отложила книгу. Читать дальше значило бы проявить неуважение. Она встала и стала медленно проглаживать белье. Мать потянулась к книге и захлопнула ее, чтобы дочь не заглядывала в нее во время глажки. Тут Октавия смекнула, что сейчас удостоится редкой чести: тетушка Лоуке собирается обратиться непосредственно к ней.
— Ну, юная леди, — начала тетушка Лоуке с грубоватой фамильярностью, какую позволяют себе одни старики, — появлялся ли сегодня дома ваш красавчик-брат?
— Нет, тетушка Лоуке, — сдержанно ответила Октавия. Если бы к ней обратился таким тоном кто-нибудь другой, она бы плюнула обидчице в лицо; с особым удовольствием она поступила бы так с кем-нибудь из жирных самодовольных матрон — с этой неперевоспитавшейся деревенщиной, вечно обращающейся к молоденьким женщинам с хитроватой жалостью в голосе — а как же, ведь те еще не отведали сладости супружеского ложа!
— А вы его видели, Лючия Санта? — продолжала допрос тетушка Лоуке. Мать отрицательно покачала головой, и тогда старуха повысила голос:
— Значит, вы не заботитесь о своем красавчике-сыне, семнадцатилетнем лоботрясе, в такой стране, как эта? Вам за него не страшно?
На глазах у Октавии лицо матери сморщилось от тревоги. Лючия Санта беспомощно передернула плечами.
— Что же делать? Disgrazia! Субботнюю ночь он всегда проводит вне дома. Что-то стряслось?
Тетушка Лоуке хрипло хохотнула.
— А как же! Разыгралась целая комедия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82