— Даже голос его казался безжизненным. — Как только я пытаюсь все это с ней обсудить, она бросает трубку.
— Что ты натворил? — спросил я. — Ты что, начал пить? Принимать наркотики? Ты…
— Не будь идиотом, — раздраженно сказал он. — Я — это я! — Он закрыл глаза. — Уходи. Оставь меня в покое.
— Прости. Я болтаю ерунду. Просто не могу представить, что могло вас разлучить. Должно быть, что-то очень серьезное!
— Нет! — воскликнул он. — Мелочи, эти проклятые мелочи! У нас постоянно целая гора работы — уплата налогов, ведение расчетов, съемки, книги, предложения сыплются со всего мира и приходится на них отвечать. Все это надо делать и делать правильно, только так, как считает она, вот и работает без устали, как сумасшедшая. Много лет назад она пообещала, что покончит с хаосом, царившим в моих деловых бумагах до нашей с ней встречи. И она не шутила.
Он был рад выговориться, хоть и считал меня всего лишь проекцией собственного сознания.
— Да, мне всегда было наплевать на всю эту пошлую суету, вот она и разбирается со всем сама — печатает сразу на трех компьютерах, сидя по уши во всяких там бланках, требованиях и заявках. Понимаешь, она собирается сдержать слово, даже ценой своей жизни.
Его голос дрожал от обиды, и последняя фраза звучала скорее как «ценой моей жизни».
— У нее нет времени для меня, вообще ни для чего, кроме работы. А помочь ей я не могу — она страшно боится, что я опять все напутаю.
Тогда я советую ей не принимать все так близко к сердцу — ведь нас окружает мир иллюзий, — и отправляюсь к своему самолету. Но всякий раз она готова испепелить меня взглядом.
Для него гостиничная кровать превратилась в кушетку психоаналитика.
— От этой гонки она сильно изменилась. Куда только подевались ее красота и очарование. Я спрашиваю, что случилось, а она в ответ орет, что, если бы я хоть раз пальцем пошевелил, чтобы ей помочь, я, дескать, узнал бы!
Казалось, он бредил.
И все же однажды я чуть было не оказался на его месте. Так легко потеряться в водовороте мелочей, откладывая на потом самое важное в жизни, ведь даже в голову не может прийти, что такой сильной любви может что-то там угрожать; а потом внезапно понимаешь, что вся жизнь теперь состоит из мелочей, и ты стал чужим человеку, которого любишь больше всего на свете.
— Со мной это уже было, — сказал я, слегка покривив душой. — Можно я задам тебе несколько вопросов?
— Давай, спрашивай. Больнее уже не будет. Вместе нам больше не быть. И это не моя вина. Мелочи, конечно, заедают, но мы просто рождены друг для друга! Ты можешь себе представить? Я, к примеру, улетел как-то всего на несколько дней и забыл сделать то, что она просила, ну там, сменить перегоревшую лампочку, так она заявляет, что я взваливаю на нее все заботы. Ты меня понимаешь?
Конечно, мне надо ей помогать, но не все же время? А если я и не буду помогать, разве можно из-за этого разваливать семью? Нельзя. Вот так все потихоньку собиралось одно к одному, а потом разом и рухнуло. Я говорил ей, попробуй отключиться, посмотри на то хорошее, что у нас было, но не-е-ет! Раньше между нами была любовь и уважение, а теперь — одни проблемы, работа и злость. Она просто не желает видеть, что для нас самое главное! Она…
— Слушай, скажи мне одну вещь, — перебил я его.
Он временно прервал поток жалоб и удивленно посмотрел на меня — видимо, забыл, что я стоял рядом.
— Ради чего ей всем этим заниматься? — спросил я. — Чем ты так хорош, что она обязана тебя любить?
Он нахмурился, открыл было рот, но так ничего и не сказал, будто лишился дара речи. Затем принялся рассматривать дождь, словно видел его в первый раз.
— Ты что-то спросил? — сказал он немного погодя.
— Есть ли в тебе что-нибудь, — терпеливо повторил я, — что твоя жена просто не может не любить?
Он снова задумался, потом пожал плечами.
— Не знаю.
— А ты ее любишь? — спросил я.
Он тихонько покачал головой.
— Уже нет. Но разве можно любить, когда…
— Ты хорошо ее понимаешь и готов поддержать в трудную минуту?
— Честно? Вроде нет.
— Ты всегда щадишь ее чувства? Заботишься и жалеешь?
— Не могу сказать. — Он помрачнел. — Нет.
Почему он так долго думает перед тем, как ответить? Не хватает мужества во всем признаться, или отчаяние только сейчас вынуждает его увидеть очевидное?
— Ты прекрасный собеседник — знаешь много интересного, забавного и полезного, любишь слушать других?
Тут он приподнялся и сел.
— Иногда. Впрочем крайне редко. — А после долгой паузы добавил. — Нет.
— Ты романтичен? Внимателен? Любишь устраивать ей приятные сюрпризы?
— Нет.
— Вкусно готовишь! Наводишь в доме порядок?
— Нет.
— Может ли она за тобой укрыться от проблем, как за каменной стеной?
— Вряд ли.
— У тебя прирожденная деловая хватка?
— Нет.
— А ты ей друг?
Он надолго замолчал и в конце концов выдавил.
— Нет.
— Как, по-твоему, если бы ты похвастался всеми этими достоинствами на самом первом свидании, захотела бы она увидеть тебя во второй раз?
— Нет.
— Так почему же она не ушла еще раньше?
— Потому, что она — моя жена? — в его глазах застыла боль.
— Наверное. — Мы оба замолчали, нам было о чем подумать.
— А ты смог бы измениться, — спросил я, — и превратить все свои «нет» в «да»?
Совершенно разбитый собственными ответами, он взглянул на меня.
— Конечно. Раньше я был ее лучшим другом, я… — Он затих, пытаясь вспомнить, каким он был раньше.
— А если ты вдруг станешь прежним Ричардом, ты что-то потеряешь?
— Нет.
— Что-нибудь найдешь?
— Весь мир! — воскликнул он, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. — Я думаю, она смогла бы меня снова полюбить, и тогда мы оба будем счастливы. Ведь раньше мы наслаждались каждым мгновением, проведенным вместе. И были полны романтики. Мы бы смогли открыть новые горизонты…это так интересно. Если бы у нас был шанс, мы бы снова стали такими, как прежде.
Он умолк, а потом признался в самом сокровенном.
— Я и вправду мог бы ей больше помогать. Просто я так привык, что она все делает сама, что мне этого уже не хотелось. Но если бы я стал помогать, делать то, что могу, я снова начал бы себя уважать.
Он встал, посмотрелся в зеркало и, тряхнув головой, принялся расхаживать по комнате.
Перемена была разительной. Интересно, он действительно понял все только сейчас?
— Почему я сам до этого не додумался? — пробормотал он, но, взглянув на меня, добавил. — Впрочем, похоже, что я сам.
— На то, чтобы потерять себя и скатиться, ушли годы, — попытался я его предостеречь, — сколько же лет тебе понадобится, чтобы распрямиться и стать прежним?
Вопрос его страшно удивил.
— Нисколько. Ждать нечего, я хочу попробовать прямо сейчас! Я уже изменился!
— Так быстро?
— Перемена происходит в тот самый миг, когда ты понимаешь в чем загвоздка, — его лицо светилось радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Что ты натворил? — спросил я. — Ты что, начал пить? Принимать наркотики? Ты…
— Не будь идиотом, — раздраженно сказал он. — Я — это я! — Он закрыл глаза. — Уходи. Оставь меня в покое.
— Прости. Я болтаю ерунду. Просто не могу представить, что могло вас разлучить. Должно быть, что-то очень серьезное!
— Нет! — воскликнул он. — Мелочи, эти проклятые мелочи! У нас постоянно целая гора работы — уплата налогов, ведение расчетов, съемки, книги, предложения сыплются со всего мира и приходится на них отвечать. Все это надо делать и делать правильно, только так, как считает она, вот и работает без устали, как сумасшедшая. Много лет назад она пообещала, что покончит с хаосом, царившим в моих деловых бумагах до нашей с ней встречи. И она не шутила.
Он был рад выговориться, хоть и считал меня всего лишь проекцией собственного сознания.
— Да, мне всегда было наплевать на всю эту пошлую суету, вот она и разбирается со всем сама — печатает сразу на трех компьютерах, сидя по уши во всяких там бланках, требованиях и заявках. Понимаешь, она собирается сдержать слово, даже ценой своей жизни.
Его голос дрожал от обиды, и последняя фраза звучала скорее как «ценой моей жизни».
— У нее нет времени для меня, вообще ни для чего, кроме работы. А помочь ей я не могу — она страшно боится, что я опять все напутаю.
Тогда я советую ей не принимать все так близко к сердцу — ведь нас окружает мир иллюзий, — и отправляюсь к своему самолету. Но всякий раз она готова испепелить меня взглядом.
Для него гостиничная кровать превратилась в кушетку психоаналитика.
— От этой гонки она сильно изменилась. Куда только подевались ее красота и очарование. Я спрашиваю, что случилось, а она в ответ орет, что, если бы я хоть раз пальцем пошевелил, чтобы ей помочь, я, дескать, узнал бы!
Казалось, он бредил.
И все же однажды я чуть было не оказался на его месте. Так легко потеряться в водовороте мелочей, откладывая на потом самое важное в жизни, ведь даже в голову не может прийти, что такой сильной любви может что-то там угрожать; а потом внезапно понимаешь, что вся жизнь теперь состоит из мелочей, и ты стал чужим человеку, которого любишь больше всего на свете.
— Со мной это уже было, — сказал я, слегка покривив душой. — Можно я задам тебе несколько вопросов?
— Давай, спрашивай. Больнее уже не будет. Вместе нам больше не быть. И это не моя вина. Мелочи, конечно, заедают, но мы просто рождены друг для друга! Ты можешь себе представить? Я, к примеру, улетел как-то всего на несколько дней и забыл сделать то, что она просила, ну там, сменить перегоревшую лампочку, так она заявляет, что я взваливаю на нее все заботы. Ты меня понимаешь?
Конечно, мне надо ей помогать, но не все же время? А если я и не буду помогать, разве можно из-за этого разваливать семью? Нельзя. Вот так все потихоньку собиралось одно к одному, а потом разом и рухнуло. Я говорил ей, попробуй отключиться, посмотри на то хорошее, что у нас было, но не-е-ет! Раньше между нами была любовь и уважение, а теперь — одни проблемы, работа и злость. Она просто не желает видеть, что для нас самое главное! Она…
— Слушай, скажи мне одну вещь, — перебил я его.
Он временно прервал поток жалоб и удивленно посмотрел на меня — видимо, забыл, что я стоял рядом.
— Ради чего ей всем этим заниматься? — спросил я. — Чем ты так хорош, что она обязана тебя любить?
Он нахмурился, открыл было рот, но так ничего и не сказал, будто лишился дара речи. Затем принялся рассматривать дождь, словно видел его в первый раз.
— Ты что-то спросил? — сказал он немного погодя.
— Есть ли в тебе что-нибудь, — терпеливо повторил я, — что твоя жена просто не может не любить?
Он снова задумался, потом пожал плечами.
— Не знаю.
— А ты ее любишь? — спросил я.
Он тихонько покачал головой.
— Уже нет. Но разве можно любить, когда…
— Ты хорошо ее понимаешь и готов поддержать в трудную минуту?
— Честно? Вроде нет.
— Ты всегда щадишь ее чувства? Заботишься и жалеешь?
— Не могу сказать. — Он помрачнел. — Нет.
Почему он так долго думает перед тем, как ответить? Не хватает мужества во всем признаться, или отчаяние только сейчас вынуждает его увидеть очевидное?
— Ты прекрасный собеседник — знаешь много интересного, забавного и полезного, любишь слушать других?
Тут он приподнялся и сел.
— Иногда. Впрочем крайне редко. — А после долгой паузы добавил. — Нет.
— Ты романтичен? Внимателен? Любишь устраивать ей приятные сюрпризы?
— Нет.
— Вкусно готовишь! Наводишь в доме порядок?
— Нет.
— Может ли она за тобой укрыться от проблем, как за каменной стеной?
— Вряд ли.
— У тебя прирожденная деловая хватка?
— Нет.
— А ты ей друг?
Он надолго замолчал и в конце концов выдавил.
— Нет.
— Как, по-твоему, если бы ты похвастался всеми этими достоинствами на самом первом свидании, захотела бы она увидеть тебя во второй раз?
— Нет.
— Так почему же она не ушла еще раньше?
— Потому, что она — моя жена? — в его глазах застыла боль.
— Наверное. — Мы оба замолчали, нам было о чем подумать.
— А ты смог бы измениться, — спросил я, — и превратить все свои «нет» в «да»?
Совершенно разбитый собственными ответами, он взглянул на меня.
— Конечно. Раньше я был ее лучшим другом, я… — Он затих, пытаясь вспомнить, каким он был раньше.
— А если ты вдруг станешь прежним Ричардом, ты что-то потеряешь?
— Нет.
— Что-нибудь найдешь?
— Весь мир! — воскликнул он, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. — Я думаю, она смогла бы меня снова полюбить, и тогда мы оба будем счастливы. Ведь раньше мы наслаждались каждым мгновением, проведенным вместе. И были полны романтики. Мы бы смогли открыть новые горизонты…это так интересно. Если бы у нас был шанс, мы бы снова стали такими, как прежде.
Он умолк, а потом признался в самом сокровенном.
— Я и вправду мог бы ей больше помогать. Просто я так привык, что она все делает сама, что мне этого уже не хотелось. Но если бы я стал помогать, делать то, что могу, я снова начал бы себя уважать.
Он встал, посмотрелся в зеркало и, тряхнув головой, принялся расхаживать по комнате.
Перемена была разительной. Интересно, он действительно понял все только сейчас?
— Почему я сам до этого не додумался? — пробормотал он, но, взглянув на меня, добавил. — Впрочем, похоже, что я сам.
— На то, чтобы потерять себя и скатиться, ушли годы, — попытался я его предостеречь, — сколько же лет тебе понадобится, чтобы распрямиться и стать прежним?
Вопрос его страшно удивил.
— Нисколько. Ждать нечего, я хочу попробовать прямо сейчас! Я уже изменился!
— Так быстро?
— Перемена происходит в тот самый миг, когда ты понимаешь в чем загвоздка, — его лицо светилось радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32