Как
будто я могу протянуть руку и коснуться его.
Он вытянул толстую коротенькую ручку, словно хотел нащупать что-то
перед собой. Но то, что он хотел тронуть, существовало только в его
воображении.
Я прав - судя по всему, это безумие. Безумно считать, что слепой
человек, слышащий голоса - нет, не голоса, а один единственный голос, -
способен провести нас через тысячи световых лет, сначала к галактическому
центру, а потом за его пределы, в неизведанную область, на планету,
известную ему одному. Всегда находились люди, которые слышали голоса, но
до сих пор мало кто обращал на них внимание.
- Здесь город, - объясняла слепому Сара. - Огромный белый город, а
деревья - выше города, они уходят вверх и вверх на мили. Это то, что вы
видите?
- Нет, - ответил Джордж, весь зачарованно обратившись в слух. - Нет,
я вижу не это. Я не вижу ни города, ни деревьев, он набрал воздух. - Я
вижу, - сказал он, - я вижу...
Джордж попытался найти слова, но в конце концов сдался. Он размахивал
руками, и его лицо морщилось от усилия поведать нам о том, что он видит.
- Я не могу объяснить вам, - прошептал он, - я не могу подобрать
слова, я теряюсь в мыслях.
- К нам идут! - сказал монах Тэкк, показывая на город. - Не
разобрать, что там происходит... Какое-то мерцание. Как будто что-то
движется.
Я всмотрелся и действительно заметил мерцание. Но разглядеть что-либо
еще было невозможно. Где-то там, у подножия городской стены ощущалось
волнение, неотчетливое движение и блеск.
Сара смотрела в бинокль, потом она передала его мне, стянув ремень с
плеча.
- Что вы думаете об этом, капитан?
Я приблизил бинокль к глазам и начал настраивать его до тех пор, пока
не засек движение. Сперва я увидел передвигающееся пятно, оно медленно
увеличивалось, потом распалось. Лошади? Я был изумлен. Как ни странно, но
это были именно лошади. К нам скакали белые лошади - ведь если здесь и
есть такие животные, то они, конечно, должны быть белыми! - и, к тому же,
очень забавные лошади. Они бежали необычно, не так, как бегают лошади, они
двигались неустойчивым аллюром, забавно раскачиваясь.
Когда они приблизились, я смог лучше разглядеть их. Это действительно
были лошади. Настоящие лошади - изысканно стоящие уши, изогнутые шеи,
раздутые ноздри, и даже гривы, хоть и неподвижные, но как будто
вздыбленные ветром. Подобные изображения обычно помещают на календарях,
где лошади застывают навеки в позе, выбранной для них художником. А их
ноги? Нет же, не ноги, заметил я. Совсем не ноги, а полозья. Две пары
полозьев - передняя и задняя, и когда лошади бежали, они поочередно
касались ими земли - то раскачивались на передней, более узкой паре, то на
задней.
В недоумении я опустил бинокль, передал его Саре и продолжал
наблюдать за приближающимися лошадьми. Их было восемь, и все они были
белые, похожие друг на друга так, что их нельзя было различить.
Сара убрала бинокль.
- Карусель, - сказала она.
- Карусель?
- Вот именно. Такая хитрая механическая штуковина, на ярмарках, или
карнавалах, или в луна-парках.
Я отрицательно покачал головой.
- Я никогда не был в луна-парке. Но когда я был ребенком, у меня был
конь-качалка.
Восемь лошадей стремительно приблизились и постепенно остановились.
Даже на месте они продолжали слабо раскачиваться вперед и назад.
Стоящая впереди лошадь начала вещать на межкосмическом жаргоне. Этот
язык уже существовал, когда человек более двадцати веков назад появился в
космосе. Он был составлен из терминов, фраз и слов, выбранных из сотни
различных языков и в конце концов превратился в подобие тарабарщины, но
при его помощи существа, не похожие друг на друга, все же получили
возможность общаться.
- Мы - лошади-качалки, - сказала лошадь. - Меня зовут Доббин, и мы
пришли, чтобы забрать вас с собой.
Пока Доббин говорил, не дрогнула ни одна частица его тела. Он просто
стоял перед нами - уши стоймя, точеные ноздри, развевающаяся на
несуществующем ветру грива. У меня даже сложилось впечатление, что слова,
которые он произносил, исходили из его ушей.
- Думаю, они очень милы, - восхитилась Сара, и это было в ее духе. Ей
действительно хотелось думать, что они "очень милы".
Доббин не моргнул и глазом в ее сторону.
- Мы настаиваем на том, чтобы вы поторопились, - сказал он. - Для
каждого есть оседланная лошадь, а четверо из нас помогут вам перевезти
груз. Мы не располагаем временем.
Все, что происходило, не нравилось мне, совсем не нравилось. Плевал я
на эту качалку!
- Мы не любим, когда нас подгоняют, - сказал я Доббину. - Если у вас
нету времени, то мы проведем ночь на корабле и отправимся завтра утром.
- Нет! Нет! - страстно возразила лошадка. - Это невозможно. С заходом
солнца возникнет великая опасность. Вы должны быть спрятаны до захода
солнца.
- Почему бы нам не сделать так, как он говорит? - предложил Тэкк,
поплотнее закутываясь в рясу. - Мне не нравится здесь. Если время
поджимает, то мы можем вернуться и собрать вещи потом.
Доббин ответил:
- Мы возьмем ваш груз сейчас. Утром будет некогда.
- Мне кажется, - заявил я Доббину, - вы спешите. И если это правда,
то почему бы вам попросту не повернуться и не уйти туда, откуда вы
явились? Мы сами можем позаботиться о себе.
- Капитан Росс, - решительно сказала Сара Фостер. - Я не собираюсь
идти пешком, если есть шанс двигаться верхом. Я полагаю, вы ведете себя
глупо.
- Очень может быть, - рассердился я, - но я терпеть не могу, когда
мной командуют нахальные роботы.
- Мы - лошади-качалки, - сказал Доббин. - Мы не роботы.
- Вы человеческие качалки?
- Я вас не понимаю.
- Вас сделали люди? Я имею в виду - существа, похожие на нас?
- Я не знаю, - ответил Доббин.
- Как бы не так! - сказал я и обратился к Смиту. - Джордж!
Слепой повернул ко мне одутловатое лицо. Восторженное выражение как
будто прилипло к нему.
- В чем дело, капитан?
- Скажите-ка, Джордж, когда вы толковали о том о сем со своим
приятелем, не упоминался ли в ваших беседах какой-нибудь конек?
- Мой конек? Вы имеете в виду коллекционирование?
- Нет, - сказал я. - Я подразумеваю конька, который качается. Вы
говорили про коня-качалку?
- Впервые слышу, - ответил слепой.
- Но ведь у вас были игрушки, когда вы были ребенком?
Слепой вздохнул.
- Не такие, как вы думаете. Я слепой от рождения. Я никогда не был
зрячим. Игрушек, обычных для других детей, не было...
- Капитан, - Сара злилась, - вы нелепы. К чему все эти подозрения?
- Я объясню, - сказал я столь же злобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
будто я могу протянуть руку и коснуться его.
Он вытянул толстую коротенькую ручку, словно хотел нащупать что-то
перед собой. Но то, что он хотел тронуть, существовало только в его
воображении.
Я прав - судя по всему, это безумие. Безумно считать, что слепой
человек, слышащий голоса - нет, не голоса, а один единственный голос, -
способен провести нас через тысячи световых лет, сначала к галактическому
центру, а потом за его пределы, в неизведанную область, на планету,
известную ему одному. Всегда находились люди, которые слышали голоса, но
до сих пор мало кто обращал на них внимание.
- Здесь город, - объясняла слепому Сара. - Огромный белый город, а
деревья - выше города, они уходят вверх и вверх на мили. Это то, что вы
видите?
- Нет, - ответил Джордж, весь зачарованно обратившись в слух. - Нет,
я вижу не это. Я не вижу ни города, ни деревьев, он набрал воздух. - Я
вижу, - сказал он, - я вижу...
Джордж попытался найти слова, но в конце концов сдался. Он размахивал
руками, и его лицо морщилось от усилия поведать нам о том, что он видит.
- Я не могу объяснить вам, - прошептал он, - я не могу подобрать
слова, я теряюсь в мыслях.
- К нам идут! - сказал монах Тэкк, показывая на город. - Не
разобрать, что там происходит... Какое-то мерцание. Как будто что-то
движется.
Я всмотрелся и действительно заметил мерцание. Но разглядеть что-либо
еще было невозможно. Где-то там, у подножия городской стены ощущалось
волнение, неотчетливое движение и блеск.
Сара смотрела в бинокль, потом она передала его мне, стянув ремень с
плеча.
- Что вы думаете об этом, капитан?
Я приблизил бинокль к глазам и начал настраивать его до тех пор, пока
не засек движение. Сперва я увидел передвигающееся пятно, оно медленно
увеличивалось, потом распалось. Лошади? Я был изумлен. Как ни странно, но
это были именно лошади. К нам скакали белые лошади - ведь если здесь и
есть такие животные, то они, конечно, должны быть белыми! - и, к тому же,
очень забавные лошади. Они бежали необычно, не так, как бегают лошади, они
двигались неустойчивым аллюром, забавно раскачиваясь.
Когда они приблизились, я смог лучше разглядеть их. Это действительно
были лошади. Настоящие лошади - изысканно стоящие уши, изогнутые шеи,
раздутые ноздри, и даже гривы, хоть и неподвижные, но как будто
вздыбленные ветром. Подобные изображения обычно помещают на календарях,
где лошади застывают навеки в позе, выбранной для них художником. А их
ноги? Нет же, не ноги, заметил я. Совсем не ноги, а полозья. Две пары
полозьев - передняя и задняя, и когда лошади бежали, они поочередно
касались ими земли - то раскачивались на передней, более узкой паре, то на
задней.
В недоумении я опустил бинокль, передал его Саре и продолжал
наблюдать за приближающимися лошадьми. Их было восемь, и все они были
белые, похожие друг на друга так, что их нельзя было различить.
Сара убрала бинокль.
- Карусель, - сказала она.
- Карусель?
- Вот именно. Такая хитрая механическая штуковина, на ярмарках, или
карнавалах, или в луна-парках.
Я отрицательно покачал головой.
- Я никогда не был в луна-парке. Но когда я был ребенком, у меня был
конь-качалка.
Восемь лошадей стремительно приблизились и постепенно остановились.
Даже на месте они продолжали слабо раскачиваться вперед и назад.
Стоящая впереди лошадь начала вещать на межкосмическом жаргоне. Этот
язык уже существовал, когда человек более двадцати веков назад появился в
космосе. Он был составлен из терминов, фраз и слов, выбранных из сотни
различных языков и в конце концов превратился в подобие тарабарщины, но
при его помощи существа, не похожие друг на друга, все же получили
возможность общаться.
- Мы - лошади-качалки, - сказала лошадь. - Меня зовут Доббин, и мы
пришли, чтобы забрать вас с собой.
Пока Доббин говорил, не дрогнула ни одна частица его тела. Он просто
стоял перед нами - уши стоймя, точеные ноздри, развевающаяся на
несуществующем ветру грива. У меня даже сложилось впечатление, что слова,
которые он произносил, исходили из его ушей.
- Думаю, они очень милы, - восхитилась Сара, и это было в ее духе. Ей
действительно хотелось думать, что они "очень милы".
Доббин не моргнул и глазом в ее сторону.
- Мы настаиваем на том, чтобы вы поторопились, - сказал он. - Для
каждого есть оседланная лошадь, а четверо из нас помогут вам перевезти
груз. Мы не располагаем временем.
Все, что происходило, не нравилось мне, совсем не нравилось. Плевал я
на эту качалку!
- Мы не любим, когда нас подгоняют, - сказал я Доббину. - Если у вас
нету времени, то мы проведем ночь на корабле и отправимся завтра утром.
- Нет! Нет! - страстно возразила лошадка. - Это невозможно. С заходом
солнца возникнет великая опасность. Вы должны быть спрятаны до захода
солнца.
- Почему бы нам не сделать так, как он говорит? - предложил Тэкк,
поплотнее закутываясь в рясу. - Мне не нравится здесь. Если время
поджимает, то мы можем вернуться и собрать вещи потом.
Доббин ответил:
- Мы возьмем ваш груз сейчас. Утром будет некогда.
- Мне кажется, - заявил я Доббину, - вы спешите. И если это правда,
то почему бы вам попросту не повернуться и не уйти туда, откуда вы
явились? Мы сами можем позаботиться о себе.
- Капитан Росс, - решительно сказала Сара Фостер. - Я не собираюсь
идти пешком, если есть шанс двигаться верхом. Я полагаю, вы ведете себя
глупо.
- Очень может быть, - рассердился я, - но я терпеть не могу, когда
мной командуют нахальные роботы.
- Мы - лошади-качалки, - сказал Доббин. - Мы не роботы.
- Вы человеческие качалки?
- Я вас не понимаю.
- Вас сделали люди? Я имею в виду - существа, похожие на нас?
- Я не знаю, - ответил Доббин.
- Как бы не так! - сказал я и обратился к Смиту. - Джордж!
Слепой повернул ко мне одутловатое лицо. Восторженное выражение как
будто прилипло к нему.
- В чем дело, капитан?
- Скажите-ка, Джордж, когда вы толковали о том о сем со своим
приятелем, не упоминался ли в ваших беседах какой-нибудь конек?
- Мой конек? Вы имеете в виду коллекционирование?
- Нет, - сказал я. - Я подразумеваю конька, который качается. Вы
говорили про коня-качалку?
- Впервые слышу, - ответил слепой.
- Но ведь у вас были игрушки, когда вы были ребенком?
Слепой вздохнул.
- Не такие, как вы думаете. Я слепой от рождения. Я никогда не был
зрячим. Игрушек, обычных для других детей, не было...
- Капитан, - Сара злилась, - вы нелепы. К чему все эти подозрения?
- Я объясню, - сказал я столь же злобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64