Надо же помогать друг другу.
Я смеюсь:
— Ах ты, старый мошенник! Он прищуривает глаза и уходит хромая… Когда дверь лаборатории закрывается за ним, я склоняюсь к сейфу и беру картонную папку, полную бумаг, которая лежит в нем. Мысль, что я держу в своих сильных руках такое значительное изобретение, заставляет меня задрожать от волнения.
Я кладу папку на мрамор стола, раскрываю и получаю нокаут на ногах: в ней только листы чистой бумаги… Я в ярости швыряю бумаги в корзину для мусора.
Глава 14
— Ты весь белый, — замечает Пино. — Тебя-то хоть не отравили?
— Да, — отвечаю. — Мне отравили душу… Он качает головой.
— Если нет души, это опасно.
Слово “отравили” успокаивает мою ярость и заставляет подумать о малышке Мартин. Как же ее заставили проглотить отраву?
Я решаю подняться в ее комнату. Мне нужно на какое-то время забыть об открытии, и я больше не могу думать о секрете, которого не оказалось в сейфе. Он служил только для отвода глаз и был всего лишь хранилищем для бумаг.
Итак, я поднимаюсь по лестнице и вхожу в комнату девушки. В ней стоит тяжелый запах, и я спешу открыть окно, чтобы немного проветрить.
Затем я осматриваюсь по сторонам в поисках какой-нибудь улики, которая могла бы навести меня на верный путь. Ведь яд надо было в чем-то отправить в желудок малышки.
Сколько я ни смотрю, не нахожу ни стакана, ни бутылки, ни чашки… Ничего! Обыскиваю комнату, туалет… пусто.
Меня выворачивает от запаха, и я высовываю голову из окна… Ночь неподвижна. Слышно соловья, заливающегося в зарослях. Такое спокойствие меня смущает. Как в таком почти небесном покое могла разыграться драма?
Вдруг мой взгляд привлекает нечто блестящее, лежащее в траве под окном. Я внимательно смотрю в ту сторону, но никак не могу разобрать, что это такое. Лучше сходить и посмотреть вблизи.
Я спускаюсь, иду под окно Мартин и там убеждаюсь, что блестело не золото, а стекло. Маленький пузырек, на который упал лунный свет. Я его поднимаю и подношу горлышко к носу… От запаха у меня одновременно сжимаются ноздри и сдвигаются брови…
Я внимательно осматриваю находку, и в моем котелке происходит процесс кристаллизации.
Да, все разрозненные элементы, все неверные шаги и нелепые мысли начинают водить хоровод у меня в черепушке и занимают те места, на которых должны стоять уже давно…
Я галопом скачу в лабораторию, вытаскиваю из корзины папку с чистыми листами бумаги и мчусь к своей машине.
В этот момент появляется Пинюш, неся великолепный сандвич, который откопал неизвестно где.
— Ты куда?
— В больницу… Что делают господа ученые?
— Спят.
— Отлично… Это наилучшее времяпровождение. Жди меня здесь и никого не выпускай.
Новая гонка на полной скорости до больницы Эвре, где мою манеру резко тормозить уже начинают узнавать. Выходит разъяренная медсестра.
— Эй вы, — орет она, — вы что, не соображаете, что больные спят?!
— Не кричите так, мадам! — умоляю я. — У меня лопнет барабанная перепонка, а вы пукнете от натуги! Шутка до нее не доходит.
— Наглец!
Я вбегаю внутрь.
— Вы куда? — вопит она.
— Собирать клубнику, я как раз притащил с собой лестницу.
Вы знаете, как у меня великолепно развито чувство ориентировки. Палату Мартин я нахожу очень легко.
Мне навстречу встает медсестра с невзрачным лицом, но с довольно аппетитной фигуркой.
— Месье? — спрашивает она.
— Как наша больная?
— Но…
— Полиция!
— А! Ну, я думаю, она вне опасности…
— Я тоже так думаю, — говорю я и подхожу к постели, на которой с закрытыми глазами лежит Мартин. Я срываю с нее одеяло и швыряю его на пол.
— Что вы делаете? — кричит медсестра.
Мартин открывает глаза и, кажется, узнает меня.
— О, это ты, милый… — едва слышно шепчет она.
Я наклоняюсь к ней, поднимаю, как куль с грязным бельем, и бросаю на пол.
Начинается невообразимый гвалт. Медсестра зовет на помощь, Мартин издает пронзительные крики.. Короче, большой шухер!
Я поднимаю ее подушку, потом матрас и под ним нахожу то, что и рассчитывал найти: футляр для почтового голубя… Я его открываю. В нем очень маленький рулончик серебряной бумаги. Ощупываю его: внутри мягко… Я знаю, что это такое.
Лежащая на коврике перед кроватью Мартин выглядит куда менее больной и красивой, чем пять минут назад. Ее глаза добры, как у льва, чей хвост попал в кофейную мельницу.
Медсестра, выбежавшая из палаты, возвращается в сопровождении двух крепких санитаров. Поскольку переносчики человеческого мяса собираются наброситься на меня, я показываю им мою пушку.
— Стоять! Я полицейский и арестовываю эту девицу. Ведите себя спокойно, ребята.
Мы с ними сразу договариваемся, тем более что поведение Мартин очень красноречиво.
Я галантно помогаю ей подняться. Она садится на кровать.
— А теперь, моя красавица, — говорю я, — начинай колоться… Я все понял!
Я вынимаю из платка пузырек, найденный под ее окном.
— Ты слишком поспешила… Если бы ты бросила его в кусты, а не в траву, я бы ничего не нашел…
Она смотрит на меня с интересом, несмотря на явную ярость.
— Это старое, очень сильное рвотное средство, — продолжаю я. — Ты проглотила его сама… Смотри, на горлышке еще осталась твоя губная помада. Это и открыло мне глаза… Ты была единственной женщиной в доме, так что я не мог ошибиться!
Она неприятно улыбается.
— Хм! Какой умный полицейский. Ну и что это доказывает?
Я влепляю ей пощечину. Мне уже давно этого хотелось, а такие желания сдерживать вредно…
— Не упрямься, девочка… — И ваш гениальный Сан-Антонио продолжает свой рассказ:
— Когда ты увидела, что дом занят полицией, то поняла, что они прочешут его снизу доверху… Тогда ты решила спрятать свой микрофильм, так?
Я подбрасываю на ладони рулончик серебряной бумаги.
— Это ведь микропленка… У тебя есть миниатюрный фотоаппарат… Какая-то замаскированная штуковина, которую я обязательно найду, потому что теперь знаю, что искать… Может, он спрятан в брошке, может…
Она поднимает руку.
— Это всего-навсего часы, месье легаш…
— Отлично, малышка, это избавит меня от поисков. Итак, ты сфотографировала работы профессора и хотела вывезти пленку. Но, покидая поместье обычным путем, ты привлекла бы внимание господ легавых, так? Тогда ты изобразила отравленную, и легавые сами вывезли тебя… Они даже не подумали обыскать тебя, моя красавица, потому что ты выглядела несчастной жертвой.
Она снова улыбается.
— Совершенно верно…
— Видишь ли, — говорю, — когда я обнаружил в потолке линзу…
Она вздрагивает.
— Ну да, я ее нашел! И с этого момента строил тысячу предположений, но в каждом что-то меня не устраивало. Для того чтобы фотографировать работы старика, говорил я себе, надо постоянно находиться у окошка, а никто в доме, даже ты, не мог забаррикадироваться в сортире на целый день!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Я смеюсь:
— Ах ты, старый мошенник! Он прищуривает глаза и уходит хромая… Когда дверь лаборатории закрывается за ним, я склоняюсь к сейфу и беру картонную папку, полную бумаг, которая лежит в нем. Мысль, что я держу в своих сильных руках такое значительное изобретение, заставляет меня задрожать от волнения.
Я кладу папку на мрамор стола, раскрываю и получаю нокаут на ногах: в ней только листы чистой бумаги… Я в ярости швыряю бумаги в корзину для мусора.
Глава 14
— Ты весь белый, — замечает Пино. — Тебя-то хоть не отравили?
— Да, — отвечаю. — Мне отравили душу… Он качает головой.
— Если нет души, это опасно.
Слово “отравили” успокаивает мою ярость и заставляет подумать о малышке Мартин. Как же ее заставили проглотить отраву?
Я решаю подняться в ее комнату. Мне нужно на какое-то время забыть об открытии, и я больше не могу думать о секрете, которого не оказалось в сейфе. Он служил только для отвода глаз и был всего лишь хранилищем для бумаг.
Итак, я поднимаюсь по лестнице и вхожу в комнату девушки. В ней стоит тяжелый запах, и я спешу открыть окно, чтобы немного проветрить.
Затем я осматриваюсь по сторонам в поисках какой-нибудь улики, которая могла бы навести меня на верный путь. Ведь яд надо было в чем-то отправить в желудок малышки.
Сколько я ни смотрю, не нахожу ни стакана, ни бутылки, ни чашки… Ничего! Обыскиваю комнату, туалет… пусто.
Меня выворачивает от запаха, и я высовываю голову из окна… Ночь неподвижна. Слышно соловья, заливающегося в зарослях. Такое спокойствие меня смущает. Как в таком почти небесном покое могла разыграться драма?
Вдруг мой взгляд привлекает нечто блестящее, лежащее в траве под окном. Я внимательно смотрю в ту сторону, но никак не могу разобрать, что это такое. Лучше сходить и посмотреть вблизи.
Я спускаюсь, иду под окно Мартин и там убеждаюсь, что блестело не золото, а стекло. Маленький пузырек, на который упал лунный свет. Я его поднимаю и подношу горлышко к носу… От запаха у меня одновременно сжимаются ноздри и сдвигаются брови…
Я внимательно осматриваю находку, и в моем котелке происходит процесс кристаллизации.
Да, все разрозненные элементы, все неверные шаги и нелепые мысли начинают водить хоровод у меня в черепушке и занимают те места, на которых должны стоять уже давно…
Я галопом скачу в лабораторию, вытаскиваю из корзины папку с чистыми листами бумаги и мчусь к своей машине.
В этот момент появляется Пинюш, неся великолепный сандвич, который откопал неизвестно где.
— Ты куда?
— В больницу… Что делают господа ученые?
— Спят.
— Отлично… Это наилучшее времяпровождение. Жди меня здесь и никого не выпускай.
Новая гонка на полной скорости до больницы Эвре, где мою манеру резко тормозить уже начинают узнавать. Выходит разъяренная медсестра.
— Эй вы, — орет она, — вы что, не соображаете, что больные спят?!
— Не кричите так, мадам! — умоляю я. — У меня лопнет барабанная перепонка, а вы пукнете от натуги! Шутка до нее не доходит.
— Наглец!
Я вбегаю внутрь.
— Вы куда? — вопит она.
— Собирать клубнику, я как раз притащил с собой лестницу.
Вы знаете, как у меня великолепно развито чувство ориентировки. Палату Мартин я нахожу очень легко.
Мне навстречу встает медсестра с невзрачным лицом, но с довольно аппетитной фигуркой.
— Месье? — спрашивает она.
— Как наша больная?
— Но…
— Полиция!
— А! Ну, я думаю, она вне опасности…
— Я тоже так думаю, — говорю я и подхожу к постели, на которой с закрытыми глазами лежит Мартин. Я срываю с нее одеяло и швыряю его на пол.
— Что вы делаете? — кричит медсестра.
Мартин открывает глаза и, кажется, узнает меня.
— О, это ты, милый… — едва слышно шепчет она.
Я наклоняюсь к ней, поднимаю, как куль с грязным бельем, и бросаю на пол.
Начинается невообразимый гвалт. Медсестра зовет на помощь, Мартин издает пронзительные крики.. Короче, большой шухер!
Я поднимаю ее подушку, потом матрас и под ним нахожу то, что и рассчитывал найти: футляр для почтового голубя… Я его открываю. В нем очень маленький рулончик серебряной бумаги. Ощупываю его: внутри мягко… Я знаю, что это такое.
Лежащая на коврике перед кроватью Мартин выглядит куда менее больной и красивой, чем пять минут назад. Ее глаза добры, как у льва, чей хвост попал в кофейную мельницу.
Медсестра, выбежавшая из палаты, возвращается в сопровождении двух крепких санитаров. Поскольку переносчики человеческого мяса собираются наброситься на меня, я показываю им мою пушку.
— Стоять! Я полицейский и арестовываю эту девицу. Ведите себя спокойно, ребята.
Мы с ними сразу договариваемся, тем более что поведение Мартин очень красноречиво.
Я галантно помогаю ей подняться. Она садится на кровать.
— А теперь, моя красавица, — говорю я, — начинай колоться… Я все понял!
Я вынимаю из платка пузырек, найденный под ее окном.
— Ты слишком поспешила… Если бы ты бросила его в кусты, а не в траву, я бы ничего не нашел…
Она смотрит на меня с интересом, несмотря на явную ярость.
— Это старое, очень сильное рвотное средство, — продолжаю я. — Ты проглотила его сама… Смотри, на горлышке еще осталась твоя губная помада. Это и открыло мне глаза… Ты была единственной женщиной в доме, так что я не мог ошибиться!
Она неприятно улыбается.
— Хм! Какой умный полицейский. Ну и что это доказывает?
Я влепляю ей пощечину. Мне уже давно этого хотелось, а такие желания сдерживать вредно…
— Не упрямься, девочка… — И ваш гениальный Сан-Антонио продолжает свой рассказ:
— Когда ты увидела, что дом занят полицией, то поняла, что они прочешут его снизу доверху… Тогда ты решила спрятать свой микрофильм, так?
Я подбрасываю на ладони рулончик серебряной бумаги.
— Это ведь микропленка… У тебя есть миниатюрный фотоаппарат… Какая-то замаскированная штуковина, которую я обязательно найду, потому что теперь знаю, что искать… Может, он спрятан в брошке, может…
Она поднимает руку.
— Это всего-навсего часы, месье легаш…
— Отлично, малышка, это избавит меня от поисков. Итак, ты сфотографировала работы профессора и хотела вывезти пленку. Но, покидая поместье обычным путем, ты привлекла бы внимание господ легавых, так? Тогда ты изобразила отравленную, и легавые сами вывезли тебя… Они даже не подумали обыскать тебя, моя красавица, потому что ты выглядела несчастной жертвой.
Она снова улыбается.
— Совершенно верно…
— Видишь ли, — говорю, — когда я обнаружил в потолке линзу…
Она вздрагивает.
— Ну да, я ее нашел! И с этого момента строил тысячу предположений, но в каждом что-то меня не устраивало. Для того чтобы фотографировать работы старика, говорил я себе, надо постоянно находиться у окошка, а никто в доме, даже ты, не мог забаррикадироваться в сортире на целый день!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24