- Нет, - внезапно сказала Бранвен. - Нет, не нужно.
Я поглядел на нее. Она постепенно бледнела, сначала подбородок, затем
губы... Но голос был все таким же уверенным, холодным и спокойным.
- Не надо, - повторила она. - Я не хочу, рыцарь, чтобы ты из-за меня
погиб. Если мне поставят несколько синяков и порвут одежду, то это не
самое страшное. В конце концов, что тут такого... Они требуют не много.
Если я и удивился, то не сильнее разбойников. То, что я принимал за
холод, спокойствие и непоколебимую уверенность, было всего лишь
разочарованностью в жизни. Это было мне знакомо.
- Бросай им свои сумки, - продолжала Бранвен, бледнея все больше, - и
уезжай. Я прошу тебя. В нескольких стаях пути отсюда на распутье стоит
крест. Подожди меня там. Мне кажется, что это займет немного времени.
- Да, не каждый день нам встречаются такие разумные люди, - сказал
Бек Де Корбин, опуская рогатину.
- Не гляди на меня так, - шепнула Бранвен. В моем лице явно что-то
было, хотя я считал, что неплохо умею держать себя в руках.
Я повернулся, делая вид, что развязываю ремень на вьюках, и незаметно
вынул правую ногу из стремени. Затем я ударил коня шпорой и пнул Бека Де
Корбина в лицо, так сильно, что тот полетел назад, балансируя рогатиной,
словно канатоходец. Вытаскивая меч, я низко пригнул голову и нацеленная
мне в горло стрела из арбалета лишь скользнула по шлему. Мрачного я
рубанул сверху, шикарным классическим синистром, а скачок коня дал мне
возможность легко выдернуть клинок из его черепа. Это не очень трудно,
если знаешь, как делать.
Бек Де Корбин, если бы захотел, мог бы сбежать в дюны. Но он не
сбежал. Он считал, что, пока я буду поворачивать коня, ему удастся
воткнуть мне в спину рогатину. Неправильно он считал.
Широко размахнувшись, я рубанул его по пальцам, сжимавшим рогатину, а
потом еще раз, по животу. Вообще-то я хотел ударить ниже, но...
Совершенства не бывает.
Арбалетчик тоже был не из пугливых. Вместо того, чтобы удирать, он
вновь натянул тетиву и попытался прицелиться. Придержав коня, я схватил
меч за клинок и метнул. Получилось! Он упал так удачно, что мне даже не
пришлось спешиться, чтобы подобрать свое оружие.
Бранвен, опустив голову на конскую гриву, давилась плачем. Я не
сказал ни слова, ничего не стал делать. Понятия не имею, что надо делать,
когда женщина плачет. Один менестрель, с которым мне пришлось
познакомиться в Каэр Аранхрой, в Уэльсе, утверждал, что самое лучшее в
таком случае - расплакаться самому. Даже не знаю, то ли он шутил, то ли
говорил серьезно.
Я старательно вытер клинок тряпкой, которую я специально вожу под
седлом для подобных ситуаций. Когда оттираешь клинок, это очень
успокаивает руки.
Бек Де Корбин хрипел, стонал и пытался умереть. Я бы мог спешиться и
добить его, но чувствовал себя слишком слабым. Кроме того, я не очень-то
ему и сочувствовал. Жизнь - штука жестокая. Мне, насколько помнится, тоже
никто не сочувствовал. Во всяком случае, так мне казалось.
Я снял шлем, кольчужную накидку и подшлемную шапочку. Она была
совершенно мокрая. Я был потный, как загнанная лошадь. И вообще,
чувствовал я себя препаршиво. Веки были тяжелые, будто свинцом налились,
руки отваливались. Плач Бранвен доносился до меня как сквозь стену,
бревенчатую стену, законопаченную мхом. В голове звенела и колыхалась
тупая нарастающая боль.
Откуда я вообще взялся в этих песках? Откуда я иду и куда
направляюсь? Бранвен... Где-то я уже слышал это имя. Вот только не мог...
не мог вспомнить.
Негнущимися пальцами я прикоснулся к старому шраму на голове. След от
того страшного удара, что рассек мне череп и вонзил в рану изогнутые края
разбитого шлема.
Что же удивительного, подумал я. Иметь такую отметину и удивляться,
почему временами в башке пустота? Что странного в том, что черный,
кончающийся мутным светом в конце коридор из моих снов ведет меня, похоже,
и въяви?
Покашливанием и шмыганьем Бранвен дала мне понять, что с ней уже все
в порядке. Я подавил сухость в горле.
- Поехали? - спросил я, намеренно бесстрастно и твердо, чтобы скрыть
слабость.
- Да, - отвечала она так же бесстрастно. Потом она отерла глаза
тыльной стороной ладони. - Рыцарь?
- Слушаю, госпожа.
- Ведь ты презираешь меня, правда?
- Нет, неправда.
Внезапно она повернулась и погнала коня по дороге, среди дюн, по
направлению к скалам. Я поспешил за ней. Но мне было плохо.
Я чувствовал запах яблок.
Терпеть не могу закрытых ворот, опущенных решеток, подъемных мостов.
Терпеть не могу стоять, как дурак, перед вонючим рвом. Терпеть не могу
рвать горло, отвечая кнехтам, что-то непонятно орущим со стен или из-за
амбразур, и не знать, то ли они насмехаются надо мной, то ли спрашивают
имя.
Терпеть не могу называть свое имя, когда я не хочу этого.
Так что получилось неплохо - ворота были открыты, решетка поднята, а
опирающиеся на рогатины и алебарды кнехты были не слишком ретивыми
служаками. Еще лучше оказалось, когда человек в бархатных одеждах,
приветствуя Бранвен во дворе, удовлетворился несколькими фразами и больше
ни о чем не спрашивал. С изысканной вежливостью он подал Бранвен руку и
придержал стремя, отведя взгляд в сторону, когда, опускаясь с коня, она
обнажила колено. С изысканной вежливостью он попросил нас следовать за
ним.
Замок был пугающе пустым. Будто вымерший. Было холодно, а от вида
черных, погасших каминов делалось еще холоднее. Вместе с Бранвен мы
ожидали в огромном холодном зале, среди косых полос света из остроконечных
окон. Ждать пришлось недолго. Скрипнули низенькие двери.
"Сейчас, - подумал я, и мысль вспыхнула в моей голове белым, холодным
и ослепительным пламенем, на мгновение осветив длинную бесконечную глубину
черного коридора. - Сейчас войдет она".
И вошла. Она.
Изульт.
Меня буквально затрясло, когда она вошла, когда она засветилась
белизной в темной раме дверей. Верьте или нет, с первого взгляда ее нельзя
было отличить от той, ирландской Изульт, моей родственницы, Златокудрой
Изульт из Байле Ата Клиат. Лишь второй взгляд выдавал разницу - волосы
немного темнее и не свиваются в локоны. Глаза зеленые, а не синие, более
округлые, не той неповторимой миндалевидной формы. Немного другая форма и
выражение губ. И еще руки.
Да, руки были очень красивые. Мне кажется, она привыкла к льстивым
сравнениям с алебастром или слоновой костью, но у меня белизна и гладкость
этих рук вызывали воспоминания о полупрозрачных свечах, горящих в
полумраке часовни Инис Витрин в Гластонбери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12