Сейчас без трех минут двенадцать.
Он парировал повадки аукциониста.
— Без трех минут полночь. Без двух минут… Убийца сейчас умрет… Читайте молитву, господин кюре… А вы, доктор, неужели не сообразили прихватить с собой медицинский саквояж? Без двух минут… Остается полторы минуты…
Кто-то неустанно толкал Мегрэ ногой. Но теперь комиссар не решался наклоняться, боясь пропустить что-либо из происходящего.
— Вы как хотите, а я ухожу, — вскочив со стула, вскричал адвокат.
Все взоры обратились на него. Адвокат застыл, вцепившись в спинку стула. От двери его отделяло лишь несколько шагов, но как знать, какие опасности подстерегают его на пути. Неожиданно он громко икнул.
И в ту же секунду раздался выстрел. Все остолбенели.
Погасла вторая свеча, и в тот же миг Морис де Сен-Фиакр зашатался, откинулся на высокую спинку готического стула, накренился влево, дернулся вправо и наконец замер, уткнувшись головой в плечо священника.
Глава 10
Ночное бдение у смертного ложа
И тут началась полная неразбериха. События разворачивались одновременно, и впоследствии каждый мог рассказать лишь о том, что наблюдал лично.
Теперь в столовой горело всего пять свечей. Углы комнаты совсем утонули во тьме, и люди то выходили на свет, то ныряли в темноту, как за театральный занавес.
Стрелял Эмиль Готье, сидевший рядом с комиссаром. Едва прогремел выстрел, как он слегка театральным жестом протянул обе руки комиссару, словно предлагал надеть наручники.
Мегрэ встал. Вслед за ним поднялся Готье-младший.
Затем старик управляющий. Втроем они образовали небольшую группу по одну сторону стола, а по другую сбились вокруг поверженного графа все остальные.
Морис де Сен-Фиакр по-прежнему сидел, уткнувшись головой в плечо кюре. Склонившийся над ним врач с мрачным видом огляделся по сторонам.
— Мертв? — спросил толстячок адвокат.
Ответа не последовало. Казалось, в этом лагере события развивались как-то вяло, словно сцена, разыгранная дурными актерами.
Один лишь Жан Метейе не примкнул ни к той, ни к другой группе. Он так и замер, стоя возле своего стула: его трясло и он не решался даже оглядеться по сторонам.
Видимо, перед тем, как стрелять, Эмиль Готье успел продумать, как вести себя дальше: едва положив оружие на стол, он в самом прямом смысле слова стал давать показания, глядя прямо в глаза комиссару.
— Он ведь сам объявил, правда? Убийца должен был умереть. И раз у него не хватало смелости сделать это самому…
Самообладание у него было совершенно невероятное!
— Я сделал то, что считал своим долгом.
Интересно, слышали его остальные? В коридоре раздался топот — это сбегались слуги. Тогда доктор ринулся к двери, чтобы помешать им войти. Мегрэ не разобрал, что он им говорил, но слуги ушли.
— Я сам видел, как Сен-Фиакр бродил вокруг замка ночью накануне преступления. Потом я понял…
Готье-младший ломал комедию. Но актер из него был никудышный, и реплика его прозвучала насквозь фальшиво:
— Суд решит, насколько…
Тут раздался голос доктора Бушардона:
— Значит, вы уверены, что де Сен-Фиакр убил собственную мать?
— Совершенно уверен! Иначе разве бы я решился?
— Значит, вы видели его возле замка в ночь накануне преступления?
— Так же ясно, как вижу теперь вас. Он оставил машину на въезде в деревню.
— А других доказательств у вас нет?
— Есть. Сегодня утром ко мне в банк приходил мальчик-служка вместе с матерью. Мать и заставила его рассказать. Вскоре после мессы граф попросил ребенка передать ему молитвенник и обещал некоторую сумму денег.
Мегрэ терял всякое терпение: ему казалось, что эти люди намеренно не дают ему сыграть свою роль в этой комедии!
Да, именно комедии. Почему доктор вдруг заухмылялся себе в бородку? И почему священник тихонько отстранил от себя голову де Сен-Фиакра?
Да, этой комедии суждено было получить продолжение, в котором драма тесно соседствовала с фарсом.
И правда, граф де Сен-Фиакр поднялся на ноги, точно пробудившись ото сна. Глаза его потемнели, на губах играла зловещая усмешка.
— Ну-ка повтори! Повтори мне в лицо! — воскликнул он.
И тут раздался совершенно душераздирающий вопль.
То вырвался наружу животный ужас, охвативший Эмиля Готье, который, словно ища защиты, судорожно вцепился в руку Мегрэ.
Но комиссар отступил назад, оставив двух мужчин лицом к лицу.
Лишь один человек ровным счетом ничего не понимал: Жан Метейе. Он выглядел почти столь же перепуганным, как молодой клерк. В довершение всего кто-то опрокинул один из канделябров, и от загоревшейся скатерти потянуло гарью.
Но адвокат потушил начавшийся было пожар, вылив на стол бутылку вина.
— Поди сюда!
Это был приказ. И отдан он был таким тоном, что ослушаться было немыслимо.
Мегрэ схватил револьвер и с первого же взгляда определил, что патроны в нем холостые.
Он уже обо всем догадался. Морис де Сен-Фиакр привалился головой к священнику, шепотом велел ему молчать — пусть остальные думают, что он действительно убит наповал.
Теперь это был совершенно иной человек. Граф казался выше ростом, крупнее. Он не сводил глаз с Готье-младшего, и управляющий наконец не выдержал, кинулся к окну, распахнул его и закричал сыну:
— Сюда!
Это было неплохо задумано. Все были настолько взволнованы и растеряны, что в ту минуту у Эмиля были все шансы ускользнуть.
Трудно сказать, насколько сознательно действовал толстячок адвокат. Скорее всего, у него это получилось нечаянно. Или же опьянение пробудило в нем нечто вроде героизма.
Как бы то ни было, когда беглец уже подскочил к окну, адвокат выставил вперед ногу, и Готье со всего маху растянулся на полу.
Так он и лежал, пока чья-то рука не сгребла его за шиворот и не поставила на ноги.
Обнаружив, что держит его не кто иной, как граф де Сен-Фиакр, клерк вновь истошно завизжал.
— Ни с места! Пусть кто-нибудь закроет окно.
Граф обрушил на него первый удар — кулаком по лицу. Эмиль побагровел. Сен-Фиакр холодно взирал на него.
— Теперь говори. Рассказывай.
Никто не вмешивался. Да это и в голову никому не приходило, настолько было очевидно, что лишь один человек вправе здесь распоряжаться.
И лишь папаша Готье прохныкал на ухо Мегрэ:
— И вы ему позволите?
Еще бы! Истинным хозяином положения был Морис де Сен-Фиакр, и он был явно на высоте.
— Ты и впрямь видел меня той ночью. Что правда, то правда.
И, обращаясь к остальным, пояснил:
— И знаете где? На крыльце замка. Я собирался войти. А он как раз выходил. Я-то хотел забрать кое-какие фамильные ценности и продать. Вот мы и столкнулись среди ночи нос к носу. Было страшно холодно. И этот гаденыш заявил, что только что вылез…
Словом, вы понимаете. Да, именно так, из спальни моей матери.
Чуть сбавив тон, граф небрежно бросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Он парировал повадки аукциониста.
— Без трех минут полночь. Без двух минут… Убийца сейчас умрет… Читайте молитву, господин кюре… А вы, доктор, неужели не сообразили прихватить с собой медицинский саквояж? Без двух минут… Остается полторы минуты…
Кто-то неустанно толкал Мегрэ ногой. Но теперь комиссар не решался наклоняться, боясь пропустить что-либо из происходящего.
— Вы как хотите, а я ухожу, — вскочив со стула, вскричал адвокат.
Все взоры обратились на него. Адвокат застыл, вцепившись в спинку стула. От двери его отделяло лишь несколько шагов, но как знать, какие опасности подстерегают его на пути. Неожиданно он громко икнул.
И в ту же секунду раздался выстрел. Все остолбенели.
Погасла вторая свеча, и в тот же миг Морис де Сен-Фиакр зашатался, откинулся на высокую спинку готического стула, накренился влево, дернулся вправо и наконец замер, уткнувшись головой в плечо священника.
Глава 10
Ночное бдение у смертного ложа
И тут началась полная неразбериха. События разворачивались одновременно, и впоследствии каждый мог рассказать лишь о том, что наблюдал лично.
Теперь в столовой горело всего пять свечей. Углы комнаты совсем утонули во тьме, и люди то выходили на свет, то ныряли в темноту, как за театральный занавес.
Стрелял Эмиль Готье, сидевший рядом с комиссаром. Едва прогремел выстрел, как он слегка театральным жестом протянул обе руки комиссару, словно предлагал надеть наручники.
Мегрэ встал. Вслед за ним поднялся Готье-младший.
Затем старик управляющий. Втроем они образовали небольшую группу по одну сторону стола, а по другую сбились вокруг поверженного графа все остальные.
Морис де Сен-Фиакр по-прежнему сидел, уткнувшись головой в плечо кюре. Склонившийся над ним врач с мрачным видом огляделся по сторонам.
— Мертв? — спросил толстячок адвокат.
Ответа не последовало. Казалось, в этом лагере события развивались как-то вяло, словно сцена, разыгранная дурными актерами.
Один лишь Жан Метейе не примкнул ни к той, ни к другой группе. Он так и замер, стоя возле своего стула: его трясло и он не решался даже оглядеться по сторонам.
Видимо, перед тем, как стрелять, Эмиль Готье успел продумать, как вести себя дальше: едва положив оружие на стол, он в самом прямом смысле слова стал давать показания, глядя прямо в глаза комиссару.
— Он ведь сам объявил, правда? Убийца должен был умереть. И раз у него не хватало смелости сделать это самому…
Самообладание у него было совершенно невероятное!
— Я сделал то, что считал своим долгом.
Интересно, слышали его остальные? В коридоре раздался топот — это сбегались слуги. Тогда доктор ринулся к двери, чтобы помешать им войти. Мегрэ не разобрал, что он им говорил, но слуги ушли.
— Я сам видел, как Сен-Фиакр бродил вокруг замка ночью накануне преступления. Потом я понял…
Готье-младший ломал комедию. Но актер из него был никудышный, и реплика его прозвучала насквозь фальшиво:
— Суд решит, насколько…
Тут раздался голос доктора Бушардона:
— Значит, вы уверены, что де Сен-Фиакр убил собственную мать?
— Совершенно уверен! Иначе разве бы я решился?
— Значит, вы видели его возле замка в ночь накануне преступления?
— Так же ясно, как вижу теперь вас. Он оставил машину на въезде в деревню.
— А других доказательств у вас нет?
— Есть. Сегодня утром ко мне в банк приходил мальчик-служка вместе с матерью. Мать и заставила его рассказать. Вскоре после мессы граф попросил ребенка передать ему молитвенник и обещал некоторую сумму денег.
Мегрэ терял всякое терпение: ему казалось, что эти люди намеренно не дают ему сыграть свою роль в этой комедии!
Да, именно комедии. Почему доктор вдруг заухмылялся себе в бородку? И почему священник тихонько отстранил от себя голову де Сен-Фиакра?
Да, этой комедии суждено было получить продолжение, в котором драма тесно соседствовала с фарсом.
И правда, граф де Сен-Фиакр поднялся на ноги, точно пробудившись ото сна. Глаза его потемнели, на губах играла зловещая усмешка.
— Ну-ка повтори! Повтори мне в лицо! — воскликнул он.
И тут раздался совершенно душераздирающий вопль.
То вырвался наружу животный ужас, охвативший Эмиля Готье, который, словно ища защиты, судорожно вцепился в руку Мегрэ.
Но комиссар отступил назад, оставив двух мужчин лицом к лицу.
Лишь один человек ровным счетом ничего не понимал: Жан Метейе. Он выглядел почти столь же перепуганным, как молодой клерк. В довершение всего кто-то опрокинул один из канделябров, и от загоревшейся скатерти потянуло гарью.
Но адвокат потушил начавшийся было пожар, вылив на стол бутылку вина.
— Поди сюда!
Это был приказ. И отдан он был таким тоном, что ослушаться было немыслимо.
Мегрэ схватил револьвер и с первого же взгляда определил, что патроны в нем холостые.
Он уже обо всем догадался. Морис де Сен-Фиакр привалился головой к священнику, шепотом велел ему молчать — пусть остальные думают, что он действительно убит наповал.
Теперь это был совершенно иной человек. Граф казался выше ростом, крупнее. Он не сводил глаз с Готье-младшего, и управляющий наконец не выдержал, кинулся к окну, распахнул его и закричал сыну:
— Сюда!
Это было неплохо задумано. Все были настолько взволнованы и растеряны, что в ту минуту у Эмиля были все шансы ускользнуть.
Трудно сказать, насколько сознательно действовал толстячок адвокат. Скорее всего, у него это получилось нечаянно. Или же опьянение пробудило в нем нечто вроде героизма.
Как бы то ни было, когда беглец уже подскочил к окну, адвокат выставил вперед ногу, и Готье со всего маху растянулся на полу.
Так он и лежал, пока чья-то рука не сгребла его за шиворот и не поставила на ноги.
Обнаружив, что держит его не кто иной, как граф де Сен-Фиакр, клерк вновь истошно завизжал.
— Ни с места! Пусть кто-нибудь закроет окно.
Граф обрушил на него первый удар — кулаком по лицу. Эмиль побагровел. Сен-Фиакр холодно взирал на него.
— Теперь говори. Рассказывай.
Никто не вмешивался. Да это и в голову никому не приходило, настолько было очевидно, что лишь один человек вправе здесь распоряжаться.
И лишь папаша Готье прохныкал на ухо Мегрэ:
— И вы ему позволите?
Еще бы! Истинным хозяином положения был Морис де Сен-Фиакр, и он был явно на высоте.
— Ты и впрямь видел меня той ночью. Что правда, то правда.
И, обращаясь к остальным, пояснил:
— И знаете где? На крыльце замка. Я собирался войти. А он как раз выходил. Я-то хотел забрать кое-какие фамильные ценности и продать. Вот мы и столкнулись среди ночи нос к носу. Было страшно холодно. И этот гаденыш заявил, что только что вылез…
Словом, вы понимаете. Да, именно так, из спальни моей матери.
Чуть сбавив тон, граф небрежно бросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31