Я даже посоветовал ему всегда иметь рядом лакея, но он терпеть не мог быть во власти у кого-либо. По этой же причине он требовал, чтобы Арнольд жил в другом отеле. Я спрашиваю себя, не было ли это у него своего рода стыдливостью.
Теперь я сказал почти все. Луиза разделась, надела халат и, возможно, выпила глоток виски, поскольку бутылка шампанского была уже пуста. В этот момент она подумала, что причинила боль Дэвиду, и захотела пойти попросить у него прощения. Это совершенно в ее характере, поверьте мне, я ведь ее знаю. Луиза вышла в коридор. Она мне поклялась, что обнаружила дверь полуоткрытой. Она вошла… В ванной увидела, вы сами знаете что, и вместо того, чтобы позвать кого-нибудь, побежала к себе в номер и бросилась на кровать. Луиза говорит, что тогда действительно хотела умереть, и это вполне возможно. Она наглоталась снотворных таблеток, которые принимала еще в мое время, особенно после того, как вьпьет…
— Сколько было таблеток?
— Догадываюсь, о чем вы думаете. Возможно, вы правы. Она желала умереть, потому что смерть улаживала все, но была бы не прочь и остаться в живых, так? Было достаточно одного намерения — оно давало тот же результат. В любом случае она вовремя позвонила. Поставьте себя на ее место… Все это для нее было каким-то кошмаром, где действительность и плоды воображения перемешались так, что уже нельзя было отличить одно от другого.
В клинике, когда она пришла в сознание, ее подхватила и понесла жестокая действительность. Первая мысль Луизы была позвонить Марко, и она набрала его номер…
Никто не ответил. Тогда она позвонила в гостиницу на улице Понтье, где он иногда ночует, когда у него любовные свидания. Там его тоже не оказалось. Тогда она вспомнила обо мне и бессвязно сказала, что погибла, что Дэвид лежит мертвый, а сама она едва не умерла и жалеет, что не мертва тоже. Она стала умолять меня сейчас же примчаться к ней.
Я ответил, что это невозможно. После напрасной попытки добиться от Луизы подробностей случившегося, я посоветовал ей поехать в Орли и сесть там в самолет на Ниццу…
Это все, Мегрэ. Я послал ее в Лозанну, где она привыкла жить, не для того, чтобы укрыть от полиции, а для того, чтобы избавить от налета журналистов и просто любопытных людей, от всех осложнений, Которые не могут не начаться с минуты на минуту.
Вы говорите мне, что Дэвид был убит, и я вам верю.
А я заверяю вас, что убила его не Луиза, но я совершенно не представляю, кто мог это сделать. А теперь… — Он наконец надел смокинг. — Если меня будут спрашивать, я в «Спортинге»… — сказал он секретарю.
— Как быть, если спросят из Нью-Йорка?
— Скажите, что я подумал и отвечаю «нет».
— Хорошо, месье…
— Вы пойдете со мной, Мегрэ?
Они вместе сели в лифт. Когда он опустился на первый этаж, их ждал неприятный сюрприз: вспышка фотоаппарата прямо в глаза.
— Я должен был догадаться… — проворчал ван Мелен и бросился к выходу, оттолкнув по дороге стоявшего рядом с фотокорреспондентом маленького толстяка, который пытался встать у него на пути.
— Комиссар Мегрэ? — Коротышка оказался обозревателем одной выходившей на Берегу газеты. — Можно побеседовать с вами одну минуту?
Консьерж наблюдал за ними издалека и хмурил брови.
— Мы бы могли сесть где-нибудь в углу…
Мегрэ был достаточно опытным человеком, чтобы понять: прятаться не имеет смысла, потому что тогда ему припишут слова, которых он не говорил.
— Я полагаю, что не могу угостить вас бокалом чего-нибудь в баре? — продолжал журналист.
— Я только что выпил один бокал.
— У Йозефа ван Мелена?
— Да.
— Правда ли, что сегодня днем графиня Пальмиери была на Берегу?
— Правда.
Комиссар сел в огромное кожаное кресло, а репортер с блокнотом в руке устроился на краю стула напротив него.
— Я полагаю, что она подозреваемая номер один?
— Почему?
— Так нам передали по телефону из Парижа.
Видимо, кто-то поднял на ноги прессу — кто-то из «Георга Пятого» или из аэропорта. Может быть, один из инспекторов в Орли был в сговоре с людьми из какой-нибудь газеты?
— Вы упустили ее?
— Если быть точным, когда я прилетел в Ниццу, графиня уже снова улетела.
— В Лозанну, я это знаю. — Пресса не теряла времени зря. — Я только что позвонил в «Лозанна-Палас». Она приехала туда на такси из Женевы. Выглядела совершенно обессиленной. Отказалась отвечать на вопросы репортеров, которые ее ждали, и сразу же поднялась в свой номер. — Журналист, похоже, чувствовал удовольствие от того, что сообщает мало кому известную информацию самому комиссару Мегрэ. — Она заказала себе наверх бутылку шампанского, потом вызвала врача, и его приезда ждут с минуты на минуту. Считаете ли вы, что она убила полковника?
— Я думаю не так быстро, как вы и ваша журналистская братия.
— Вы отправитесь в Лозанну?
— Возможно.
— Полетите туда самолетом завтра утром? Известно ли вам, что третья жена полковника живет в Лозанне и что они с графиней Пальмиери терпеть не могут друг друга?
— Этого я не знал.
Странное интервью: новости сообщал не он, а репортер.
— В случае, если она виновна, я думаю, вы не имели бы права ее арестовать?
— Без документа о ее выдаче Франции — нет.
— Я полагаю, чтобы получить этот документ, необходимо предоставить формальные доказательства вины?
— Послушайте, мой друг, мне кажется, что вы сейчас экспромтом сочиняете свою статью. Так вот, я вам не советую писать ее в таком тоне. Речь ни об аресте, ни о выдаче не идет.
— Графиня не под подозрением?
— Об этом я ничего не знаю.
— То есть…
На этот раз Мегрэ рассердился.
— Нет! — воскликнул он так громко, что консьерж подскочил на месте. Это был почти крик. — Я ничего вам не сказал по той причине, что ничего не знаю, и, если вы припишете мне двусмысленности вроде тех, которые только что произнесли, вы обо мне услышите!
— Но…
— Совершенно ничего! — отрезал Мегрэ, вставая, и направился в бар. Он был так зол, что сам не заметил, как потребовал: — Мартини…
Бармен, видимо, узнал Мегрэ по фотографиям, потому что смотрел на него с любопытством. Два или три посетителя, сидевшие на высоких табуретах, повернулись и стали разглядывать комиссара. Несмотря на принятые консьержем меры предосторожности, все уже знали, что Мегрэ здесь.
— Где тут телефонные кабинки?
— Слева в коридоре…
Хмурый и готовый ворчать по поводу и без повода, Мегрэ заперся в первой с края кабинке.
— Пожалуйста, соедините меня с Парижем. Дантон 4420.
Телефонные линии не были перегружены, и он ждал всего пять минут, которые провел, вышагивая туда и обратно по коридору. Сигнал, вызывавший его, зазвенел раньше намеченного срока.
— Это уголовная полиция? Соедините меня с кабинетом инспекторов. Говорит Мегрэ… Алло! Люка еще на месте?
Мегрэ догадывался, что у трудяги Люка тоже был суматошный день и тот не мог уйти спать рано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Теперь я сказал почти все. Луиза разделась, надела халат и, возможно, выпила глоток виски, поскольку бутылка шампанского была уже пуста. В этот момент она подумала, что причинила боль Дэвиду, и захотела пойти попросить у него прощения. Это совершенно в ее характере, поверьте мне, я ведь ее знаю. Луиза вышла в коридор. Она мне поклялась, что обнаружила дверь полуоткрытой. Она вошла… В ванной увидела, вы сами знаете что, и вместо того, чтобы позвать кого-нибудь, побежала к себе в номер и бросилась на кровать. Луиза говорит, что тогда действительно хотела умереть, и это вполне возможно. Она наглоталась снотворных таблеток, которые принимала еще в мое время, особенно после того, как вьпьет…
— Сколько было таблеток?
— Догадываюсь, о чем вы думаете. Возможно, вы правы. Она желала умереть, потому что смерть улаживала все, но была бы не прочь и остаться в живых, так? Было достаточно одного намерения — оно давало тот же результат. В любом случае она вовремя позвонила. Поставьте себя на ее место… Все это для нее было каким-то кошмаром, где действительность и плоды воображения перемешались так, что уже нельзя было отличить одно от другого.
В клинике, когда она пришла в сознание, ее подхватила и понесла жестокая действительность. Первая мысль Луизы была позвонить Марко, и она набрала его номер…
Никто не ответил. Тогда она позвонила в гостиницу на улице Понтье, где он иногда ночует, когда у него любовные свидания. Там его тоже не оказалось. Тогда она вспомнила обо мне и бессвязно сказала, что погибла, что Дэвид лежит мертвый, а сама она едва не умерла и жалеет, что не мертва тоже. Она стала умолять меня сейчас же примчаться к ней.
Я ответил, что это невозможно. После напрасной попытки добиться от Луизы подробностей случившегося, я посоветовал ей поехать в Орли и сесть там в самолет на Ниццу…
Это все, Мегрэ. Я послал ее в Лозанну, где она привыкла жить, не для того, чтобы укрыть от полиции, а для того, чтобы избавить от налета журналистов и просто любопытных людей, от всех осложнений, Которые не могут не начаться с минуты на минуту.
Вы говорите мне, что Дэвид был убит, и я вам верю.
А я заверяю вас, что убила его не Луиза, но я совершенно не представляю, кто мог это сделать. А теперь… — Он наконец надел смокинг. — Если меня будут спрашивать, я в «Спортинге»… — сказал он секретарю.
— Как быть, если спросят из Нью-Йорка?
— Скажите, что я подумал и отвечаю «нет».
— Хорошо, месье…
— Вы пойдете со мной, Мегрэ?
Они вместе сели в лифт. Когда он опустился на первый этаж, их ждал неприятный сюрприз: вспышка фотоаппарата прямо в глаза.
— Я должен был догадаться… — проворчал ван Мелен и бросился к выходу, оттолкнув по дороге стоявшего рядом с фотокорреспондентом маленького толстяка, который пытался встать у него на пути.
— Комиссар Мегрэ? — Коротышка оказался обозревателем одной выходившей на Берегу газеты. — Можно побеседовать с вами одну минуту?
Консьерж наблюдал за ними издалека и хмурил брови.
— Мы бы могли сесть где-нибудь в углу…
Мегрэ был достаточно опытным человеком, чтобы понять: прятаться не имеет смысла, потому что тогда ему припишут слова, которых он не говорил.
— Я полагаю, что не могу угостить вас бокалом чего-нибудь в баре? — продолжал журналист.
— Я только что выпил один бокал.
— У Йозефа ван Мелена?
— Да.
— Правда ли, что сегодня днем графиня Пальмиери была на Берегу?
— Правда.
Комиссар сел в огромное кожаное кресло, а репортер с блокнотом в руке устроился на краю стула напротив него.
— Я полагаю, что она подозреваемая номер один?
— Почему?
— Так нам передали по телефону из Парижа.
Видимо, кто-то поднял на ноги прессу — кто-то из «Георга Пятого» или из аэропорта. Может быть, один из инспекторов в Орли был в сговоре с людьми из какой-нибудь газеты?
— Вы упустили ее?
— Если быть точным, когда я прилетел в Ниццу, графиня уже снова улетела.
— В Лозанну, я это знаю. — Пресса не теряла времени зря. — Я только что позвонил в «Лозанна-Палас». Она приехала туда на такси из Женевы. Выглядела совершенно обессиленной. Отказалась отвечать на вопросы репортеров, которые ее ждали, и сразу же поднялась в свой номер. — Журналист, похоже, чувствовал удовольствие от того, что сообщает мало кому известную информацию самому комиссару Мегрэ. — Она заказала себе наверх бутылку шампанского, потом вызвала врача, и его приезда ждут с минуты на минуту. Считаете ли вы, что она убила полковника?
— Я думаю не так быстро, как вы и ваша журналистская братия.
— Вы отправитесь в Лозанну?
— Возможно.
— Полетите туда самолетом завтра утром? Известно ли вам, что третья жена полковника живет в Лозанне и что они с графиней Пальмиери терпеть не могут друг друга?
— Этого я не знал.
Странное интервью: новости сообщал не он, а репортер.
— В случае, если она виновна, я думаю, вы не имели бы права ее арестовать?
— Без документа о ее выдаче Франции — нет.
— Я полагаю, чтобы получить этот документ, необходимо предоставить формальные доказательства вины?
— Послушайте, мой друг, мне кажется, что вы сейчас экспромтом сочиняете свою статью. Так вот, я вам не советую писать ее в таком тоне. Речь ни об аресте, ни о выдаче не идет.
— Графиня не под подозрением?
— Об этом я ничего не знаю.
— То есть…
На этот раз Мегрэ рассердился.
— Нет! — воскликнул он так громко, что консьерж подскочил на месте. Это был почти крик. — Я ничего вам не сказал по той причине, что ничего не знаю, и, если вы припишете мне двусмысленности вроде тех, которые только что произнесли, вы обо мне услышите!
— Но…
— Совершенно ничего! — отрезал Мегрэ, вставая, и направился в бар. Он был так зол, что сам не заметил, как потребовал: — Мартини…
Бармен, видимо, узнал Мегрэ по фотографиям, потому что смотрел на него с любопытством. Два или три посетителя, сидевшие на высоких табуретах, повернулись и стали разглядывать комиссара. Несмотря на принятые консьержем меры предосторожности, все уже знали, что Мегрэ здесь.
— Где тут телефонные кабинки?
— Слева в коридоре…
Хмурый и готовый ворчать по поводу и без повода, Мегрэ заперся в первой с края кабинке.
— Пожалуйста, соедините меня с Парижем. Дантон 4420.
Телефонные линии не были перегружены, и он ждал всего пять минут, которые провел, вышагивая туда и обратно по коридору. Сигнал, вызывавший его, зазвенел раньше намеченного срока.
— Это уголовная полиция? Соедините меня с кабинетом инспекторов. Говорит Мегрэ… Алло! Люка еще на месте?
Мегрэ догадывался, что у трудяги Люка тоже был суматошный день и тот не мог уйти спать рано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34