— А что с игрой?
Фред глянул на часы синего фаянса. Он привык к методам полиции. Как и все остальные, он страшно устал, но держался спокойно.
— Без двадцати десять… еще нет. Мы продолжали разговаривать. Это ты, Никола, попросил еще вина?
— Наверное.
— «Сходи за вином», — крикнул я Терезе. Но потом встал и сам спустился в погреб.
— Почему?
Фред пожал плечами.
— Тем хуже для меня, правда? Ну, черт с ней!
Пусть слышит! Когда все это кончится, жизнь будет такой, как раньше. Я слышал, как Тереза шла к себе наверх. Догадался, что она написала мне записку и засунула ее в замочную скважину под дверь. Слышишь, Жюлия? Ничего не поделаешь, старушка. Я уже по горло сыт твоими сценами, а хорошие минуты так редки…
Каню покраснел, а Никола издевательски засмеялся.
Жантий опустил глаза, ведь и он увивался за Терезой.
— Записка была?
— Да. Я прочел ее внизу, пока вино налили в бутылку. Тереза просто писала, что завтра, наверное, ни минуты не будем одни.
Странная вещь, в голосе Фреда слышались неподдельная страсть и даже неожиданно высокие чувства.
Тереза резко поднялась и перешла из кухни к игорному столу.
— Все кончено, да? — произнесла она дрожащим голосом. — Хорошо бы еще нас всех арестовали, посадили в тюрьму. Тогда посмотрим… Но ходить вот так, кругами, с таким видом, с видом…
Она разрыдалась и, закрыв лицо руками, отвернулась к стене.
— И сколько вы пробыли в погребе? — невозмутимо продолжил Мегрэ.
— Три или четыре минуты.
— Что вы сделали с запиской?
— Сжег над свечой.
— Вы боялись Жюлии?
Фреда обидело это слово.
— А вы не понимаете, господин комиссар? Вы, который арестовал нас десять лет назад? Не понимаете, что когда люди пережили вместе кое-что!.. Ну, как хотите. Не переживай, моя бедная Жюлия…
— А я и не переживаю, — донесся из кухни спокойный голос.
Мотив! Где этот знаменитый мотив, о котором твердят на лекциях по криминологии? У каждого был свой мотив. Особенно у Гру, которому уже нечего было терять.
На следующий день его дом должен был быть продан, а сам он оказался бы на улице. Без мебели, без одежды, без гроша за душой. Ему оставалось одно — пойти в работники на чью-нибудь ферму.
В этом доме Гру знал все закутки, вход в подвал, кучу угля, молот…
А Никола? Мог бы он?.. Он жил очень бедно. Но у него в Ниорте была дочь. Она работала там прислугой, и все, что зарабатывала, отдавала на содержание ребенка. Разве он не мог?.. Безусловно, Фред только что сказал, что именно он каждую неделю колол им дрова и уголь.
В тот вечер, около девяти, Никола, пьяно пошатываясь, пошел в уборную. «Только бы двери не перепутал», — заметил Жантий.
Такие случаи бывают! Но почему это заметил именно Жантий, перебирая карты?
А Жантий? Разве не мог он совершить преступление, когда через несколько минут пошел следом за Никола?
Конечно, он служил на таможне, но всем было известно, что человек он несерьезный, бродил по кафе и всегда мог улучить момент.
— Скажите, господин комиссар… — начал Фред.
— Подождите. Сейчас пять минут десятого. Где вы были позавчера в это время?
Тереза, шмыгая носом, села, опершись плечами на спину своего хозяина.
— Ты была здесь?
— Да. Кончила чистить овощи… Взяла свитер, который начала вязать, но за работу не принялась…
Жюлия все это время находилась в кухне, но ее не было видно.
— Вы что-то хотели сказать, Фред?
— Мне тут пришло кое-что в голову. Вроде есть одна вещь, которая доказывает, что никто из присутствовавших не мог его убить. Раз… Предположим… Нет, не то хотел сказать. Если бы я убил кого-нибудь у себя в доме, разве пришло бы мне в голову устраивать пожар? Зачем?
Чтобы привлечь внимание?
Мегрэ только что набил трубку и, не торопясь, раскуривал ее.
— Налей мне, пожалуй, рюмочку кальвадоса, Тереза!..
Что касается вас, Фред, почему вы не стали поджигать матрас?
— Ну, потому что… — Он смешался. — Не начнись пожар, никто не заметил бы, что случилось… Все разошлись бы по домам… И…
Мегрэ улыбнулся, губы забавно растянулись на мундштуке трубки.
— К сожалению, это как раз доказывает обратное, Фред… Поджог — это единственная важная улика, и она привлекла мое внимание сразу же по приезде. Допустим, что это вы, как вы говорите, убили старика. Все знают, что он остановился у вас, и поэтому вы и думать не можете о том, чтобы спрятать труп. На следующий день надо будет открыть дверь его комнаты и вызвать полицию. А, кстати, в какое время он хотел, чтобы его разбудили?
— В шесть часов. Он собирался осмотреть дом и землю до начала торгов.
— Итак, если бы труп обнаружили в шесть часов, в доме были бы только вы, Жюлия и Тереза. Не говоря о Каню, которого никто бы не заподозрил. Никому и в голову бы ни пришло, что убийство было совершено во время карточной игры.
Фред с напряженным вниманием следил за ходом рассуждений комиссара, и Мегрэ показалось, что он побледнел. Фред даже машинально порвал одну из карт и уронил обрывки на пол.
— Осторожно, если вы опять соберетесь играть, то напрасно будете искать туза пик. Я говорил… А! Так… что надо сделать, чтобы убийство было открыто прежде, чем Гру, Никола и Жантий покинут трактир, и чтобы подозрение могло пасть на них?.. Ведь ни у кого не было повода заглянуть в ту комнату. Предлог был только один… Пожар!
На этот раз Фред встал, напряженный, со сжатыми кулаками, жестким взглядом.
— А, тысяча чертей! — выругался он.
Все испуганно притихли. Под влиянием усталости они уже перестали верить — до этой минуты — в существование преступника. Ни до кого уже не доходило, что убийца здесь, в доме, что они разговаривают с ним, едят за одним столом, даже, может, играли с ним в карты и пили.
Пока Фред мерил комнату большими шагами, Мегрэ сидел, опустив голову и прикрыв глаза. Нашел ли он наконец то, что искал? Уже три дня он не дает им ни минуты передышки, десятки раз велит им повторять одни и те же жесты, слова в надежде, что вдруг всплывет какая-то забытая подробность, но главным было сломить их упорство, а убийцу довести до крайности.
Присутствующие услышали голос комиссара, спокойно попыхивающего трубкой:
— Все дело в том, чтобы узнать, у кого есть настолько безопасный тайник, в котором бумажник было невозможно найти… Всех присутствующих тщательно обыскали уже в ту злополучную ночь. Разгребли уголь у входа в подвал, простукали стены, обследовали бочку. Но бумажник, набитый ста тысячами франков… Ваше мелькание, Фред, доведет меня до морской болезни.
— Но, черт возьми, или вы не понимаете, что…
— Что?
— Что это не я убил его! Я еще не настолько сошел с ума! И без того на моем счету уже много…
— А вы действительно собирались весной уехать с Терезой в Южную Америку и открыть там бистро?
Фред повернулся к дверям кухни и спросил сквозь стиснутые зубы:
1 2 3 4