Какая промозглая осень!
Удоду теперь не дает
Покою не то, что не носят
Ему инструменты и косы,
А то, что никто не попросит:
Надень мою шаль и капот.
Об эту-то пору точильщик,
Точило, мурло,обормот,
Горюя, что он не могильщик,
Равно не фонарщик, не пильщик,
Не бакенщик и не лудильщик,
О родине что-то поет.
Се жизнь: к инвалидному дому,
Пред коим зимою – каток,
Удод подошел и хромому,
Точней, одноногому гному,
Горбатому, слепонемому,
Единственный точит конек.
Взгляни – и ступай себе мимо,
Чужая беда – не беда,
Тем паче, что неутолимы
Печали фортуной гонимых,
И если уж солнцем палимы,
Им ливень – как с гуся вода.
Темнеет; судьбою не рада,
Голодной Горгоной вослед
Глаголов угодливых стаду
Глухая пора листопада
Глядит – и ни складу ни ладу,
Ни собственно стада уж нет.
Записка V.
Октябрь
Неужели октябрь? Такая теплынь.
Ведь когда бы не мышь листопада,
Можно было бы просто забыть обо всем
И часами глядеть в никудали.
И нюхать полынь.
Но приходится действовать, надобно жить,
О наличьи лучины заботиться,
И приходится ичиги беличьи шить,
Запасаться грибом и охотиться.
Потому что зима неизбежна.
Небрежно белея лицом,
Вот он я, мне бы только удода наслушаться.
Потрещи, покукуй, потатуйка моя,
Берендейка, пустошка, пустышечка.
Непонятно, куда и зачем
Некто с бубном бредет перелесками;
Бурусклень, бересклет,бересдрень,
Бересква, бредовник, будьдерево.
Козьих ножек свеченьем,
Фрагментами бранных фраз,
Частью речи, известной под именем кашель,
И уключин кряхтеньем,
Похожим на кряквы зов,
Приближается шобла волшебных стрелков.
Начинается.
Записка VI.
Падэспанец
(воспоминанье о городе)
Музыка Моцарта звучала
Однажды в саду городском,
Там дама беспечно скучала
Пока не известно по ком.
Среди молодых оркестрантов
Крутился проезжий корнет,
Ее он в буфет ресторанта
Пригласил посидеть t(tе-(-t(tе.
Падэспанец хорошенький танец,
Его очень легко танцевать:
Два шага вперед, два шага назад,
Первернуться и снова начать.
А вечером после тех танцев
Он стал ей как преданный друг,
Он ей показался испанцем,
И лицо ее вспыхнуло вдруг.
А утром оркестр до причала
Дама проводила пешком,
Музыка с тех пор не звучала
Моцарта в саду городском.
Записка VII.
Почтовые хлопоты в ноябре месяце
Все отлетело: и листья, и птицы.
Эти – от веток, а те – на юг.
Скоро потребуются рукавицы,
Чтобы рукам создавали уют.
Правда, порош и морозов скорее
Сизым прелюдом к сиротской зиме
Близится час, обреченный хорее,
Брат ненаглядный суме да тюрьме.
Надо в связи с этим вязанку писем,
Или же пуще того – телеграмм
Связку отправить. Два слова: аз есмь.
Без промедленья. По всем адресам.
Надо отправить, пока не вечер,
Пока телеграфные зришь провода:
Аз есмь, пока не затеплились свечи,
Пока не заперли врат города.
Надо отправить. Но где чернила?
Сумерки, что ли, впитали их?
Аз есмь! А если китайцам, в Манилу:
Есмь аз? – прося консультаций, – Bin Ich?
Надо отправить их с грифом срочно ,
То ли с гриффоном, то ль с клячей Блед,
То ль, оперируя термином почты,
Просто отбить их, как пару котлет.
Принял решенье и, мучим астмой,
Что-нибудь выпить сошел в подвал,
А когда вылез – уже, ушастый,
Первый кожан во дворе мелькал.
Записка VIII.
Бессонница
Нету сна ни в одном глазу
(Прав провизор, увы, – года),
На кой леший она сдалась,
С лентой плисовой вкруг тульи,
Эдак несколько набекрень,
А на первый взгляд – решето.
Вижу все, как будто теперь:
Сумрак в пущу мою вошел,
Это – тут приголубил, там – то,
И откуда бы ни возьмись
Шляпа выплыла набекрень,
Ухарский такой шапокляк.
Тонкий выкрался из ручья туман,
Полоз в таволгу спать уполз,
Иволга перешивала вечер на ночь.
Я прикинул: а вот кому решето!
Только, думаю, к чему набекрень?
И стоял журавль в камышах.
Я достал монокль, протер и вдел –
Батюшки мои, да это ведь канотье…
Кряквы из осоки вспорхнули – фррр!
Сколько же, если представить, с тех дней
Лет стекло в решето набекрень?
Прав, увы, провизор, и ах.
Записка IX.
Как будто солью кто…
Бывает так: с утра скучаешь
И словно бы чего-то ждешь.
То Пушкина перелистаешь,
То Пущина перелистнешь.
Охота боле не прельщает.
Рога и сбруи со стены
Твой доезжачий не снимает,
Поля отъезжие грустны.
И тошно так, сказать по чести,
Что не поможет верный эль.
Чубук ли несколько почистить,
Соседа ль вызвать на дуэль?
Шлафрок ли старый, тесноватый,
Велеть изрезать в лоскуты,
Чтоб были новому заплаты,
Задать ли в город лататы?
Но вместо этого, совея,
Нагуливаешь аппетит
И вместе с дворнею своею
В серсо играешь а’реtit.
А то, прослыть рискуя снобом,
Влезаешь важно в шарабан
С гербами аглицкого клоба
И катишь важно, как чурбан.
День, разумеется, осенен,
И лист последний отлетит,
Когда твой взор, вполне рассеян,
Его в полет благословит.
Из лесу вечер волчьей пастью
Зевнет на первые огни,
Но позабудешь все напасти
И крикнешь кучеру: гони! –
Когда вдруг – Боже сохрани! –
Сорвутся мухи белой масти.
Вбегаешь в дом – и окна настежь:
Ах няня,что это,взгляни!
Как будто солью кто посыпал
Амбары, бани, терема…
Очаровательно, снег выпал!
И началась себе зима…
4. Заитильщина Дзындзырэлы
Это Петр, грамотей один слободской, повез что-то в город – продавать, покупать ли, не разберешь на таком расстоянии: далеко отошел я на промысел, да и лампа моя штормовая не слишком фурычит в чужих потьмах, и лета мои не для птичьего зрения. Петру – что, он в полном порядке, а вот Павел, племяш его, озабочен, письмо ему треугольное шлет. Прибывает турман их мохноногий на постоялый двор, видит – Петр с отдельными сторожами охотничьими винище употребляет немилосердно, в козны режется, песни затеял шуметь. Турман Петра в темя клюет – приговаривает: ты, Петр, пить пей да дело разумей. Петр письмо берет, распечатывает, а в нем написано что-то. Дядя Петь, дорогой ты мой, там написано, дрозжи я уже не надеюсь, что привезешь, но надеюсь пока что, что в торговом отрыве от наших мест ты не жил на продувное фу-фу и про азбуку мечтал дерзновенно. Плачется слезно Петр в кубарэ товарищам: помогите советом, уж гибну я. Послан Павелом в Городнище не то покупать, а может быть и продавать, знаю только – по смерть меня командировать выгодно, и что нету сейчас ни товару, ни денег, а тем более необходимых ему дрозжей. Теребит с того берега: мол, как хочешь, а от пустопорожнего возвращения воздержись. Ну, дрозжей браговарных, возможно, у кого-нибудь и удастся заимообразно изъять, а вот жэ-букву где раздобыть, заколодило нам на ней, просветителям. Гэ-букву, Петр делится, выдумали без хлопот, она у нас наподобие виселицы, читай, потому что на виселице эту букву и выговоришь одну:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38