.. Авдеев шикнул на Бондаренку, и солдаты замерли, прислушиваясь. Мягкие шаги людей, обутых не в сапоги, приближались. Все явственнее и явственнее слышалось в темноте хрустение листьев и сухих веток. Потом послышался говор на том особенном, гортанном языке, которым говорят чеченцы. Солдаты теперь не только слышали, но и увидали две тени, проходившие в просвете между деревьями. Одна тень была пониже, другая - повыше. Когда тени поравнялись с солдатами, Панов, с ружьем на руку, вместе с своими двумя товарищами выступил на дорогу. - Кто идет? - крикнул он. - Чечен мирная, - заговорил тот, который был пониже. Это был Бата. Ружье иок, шашка иок, - говорил он, показывая на себя. - Кинезь надо. [35] Тот, который был повыше, молча стоял подле своего товарища. На нем тоже не было оружия. - Лазутчик. Значит - к полковому, - сказал Панов, объясняя своим товарищам. - Кинезь Воронцов крепко надо, большой дело надо, - говорил Бата. - Ладно, ладно, сведем, - сказал Панов. - Что ж, веди, что ли, ты с Бондаренкой, - обратился он к Авдееву, - а сдашь дежурному, приходи опять. Смотри, - сказал Панов, - осторожней, впереди себя вели идти. А то ведь эти гололобые - ловкачи. - А что это? - сказал Авдеев, сделав движение ружьем с штыком, как будто он закалывает. - Пырну разок - и пар вон. - Куда ж он годится, коли заколешь, - сказал Бондаренко. - Ну, марш! Когда затихли шаги двух солдат с лазутчиками, Панов и Никитин вернулись на свое место. - И черт их носит по ночам! - сказал Никитин. - Стало быть, нужно, - сказал Панов. - А свежо стало, - прибавил он и, раскатав шинель, надел и сел к дереву. Часа через два вернулся и Авдеев с Бондаренкой. - Что же, сдали? - спросил Панов. - Сдали. А у полкового еще не спят. Прямо к нему свели. А какие эти, братец ты мой, гололобые ребята хорошие, - продолжал Авдеев. - Ей-богу! Я с ними как разговорился. - Ты, известно, разговоришься, - недовольно сказал Никитин. - Право, совсем как российские. Один женатый. Марушка, говорю, бар? Бар, говорит. - Баранчук, говорю, бар? - Бар. - Много? - Парочка, говорит. - Так разговорились хорошо. Хорошие ребята. - Как же, хорошие, - сказал Никитин, - попадись ему только один на один, он тебе требуху выпустит. - Должно, скоро светать будет, - сказал Панов. - Да, уж звездочки потухать стали, - сказал Авдеев, усаживаясь. И солдаты опять затихли.
[36]
III
В окнах казарм и солдатских домиков давно уже было темно, но в одном из лучших домов крепости светились еще все окна. Дом этот занимал полковой командир Куринского полка, сын главнокомандующего, флигель-адъютант князь Семен Михайлович Воронцов. Воронцов жил с женой, Марьей Васильевной, знаменитой петербургской красавицей, и жил в маленькой кавказской крепости роскошно, как никто никогда не жил здесь. Воронцову, и в особенности его жене, казалось, что они живут здесь не только скромной, но исполненной лишений жизнью; здешних же жителей жизнь эта удивляла своей необыкновенной роскошью. Теперь, в двенадцать часов ночи, в большой гостиной, с ковром во всю комнату, с опущенными тяжелыми портьерами, за ломберным столом, освещенным четырьмя свечами, сидели хозяева с гостями и играли в карты. Один из играющих был сам хозяин, длиннолицый белокурый полковник с флигель-адъютантскими вензелями и аксельбантами, Воронцов; партнером его был кандидат Петербургского университета, недавно выписанный княгиней Воронцовой учитель для ее маленького сына от первого мужа, лохматый юноша угрюмого вида. Против них играли два офицера: один - широколицый, румяный, перешедший из гвардии, ротный командир Полторацкий, и, очень прямо сидевший, с холодным выражением красивого лица, полковой адъютант. Сама княгиня Марья Васильевна, крупная, большеглазая, чернобровая красавица, сидела подле Полторацкого, касаясь его ног своим кринолином и заглядывая ему в карты. И в ее словах, и в ее взглядах, и улыбке, и во всех движениях ее тела, и в духах, которыми от нее пахло, было то, что доводило Полторацкого до забвения всего, кроме сознания ее близости, и он делал ошибку за ошибкой, все более и более раздражая своего партнера. - Нет, это невозможно! Опять просолил туза! - весь покраснев, проговорил адъютант, когда Полторацкий скинул туза. [37] Полторацкий, точно проснувшись, не понимая глядел своими добрыми, широко расставленными черными глазами на недовольного адъютанта. - Ну простите его! - улыбаясь, сказала Марья Васильевна. - Видите, я вам говорила, - обратилась она к Полторацкому. - Да вы совсем не то говорили, - улыбаясь, сказал Полторацкий. - Разве не то? - сказала она и также улыбнулась. И эта ответная улыбка так страшно взволновала и обрадовала Полторацкого, что он багрово покраснел и, схватив карты, стал мешать их. - Не тебе мешать, - строго сказал адъютант и стал своей белой, с перстнем, рукой сдавать карты, так, как будто он только хотел поскорее избавиться от них. В гостиную вошел камердинер князя и доложил, что князя требует дежурный. - Извините, господа, - сказал Воронцов, с английским акцентом говоря по-русски. - Ты за меня. Marie, сядешь. - Согласны? - спросила княгиня, быстро и легко вставая во весь свой высокий рост, шурша шелком и улыбаясь своей сияющей улыбкой счастливой женщины. - Я всегда на все согласен, - сказал адъютант, очень довольный тем, что против него играет теперь совершенно не умеющая играть княгиня. Полторацкий же только развел руками, улыбаясь. Роббер кончался, когда князь вернулся в гостиную. Он пришел особенно веселый и возбужденный. - Знаете, что я вам предложу? - Ну? - Выпьемте шампанского. - На это я всегда готов, - сказал Полторацкий. - Что же, это очень приятно, - сказал адъютант. - Василий! подайте, - сказал князь. - Зачем тебя звали? - спросила Марья Васильевна. - Был дежурный и еще один человек. - Кто? Что? - поспешно спросила Марья Васильевна. [38] - Не могу сказать, - пожав плечами, сказал Воронцов. - Не можешь сказать, - повторила Марья Васильевна. - Это мы увидим. Принесли шампанского. Гости выпили по стакану и, окончив игру и разочтясь, стали прощаться. - Ваша рота завтра назначена в лес? - спросил князь Полторацкого. - Моя. А что? - Так мы увидимся завтра с вами, - сказал князь, слегка улыбаясь. - Очень рад, - сказал Полторацкий, хорошенько не понимая того, что ему говорил Воронцов, и озабоченный только тем, как он сейчас пожмет большую белую руку Марьи Васильевны. Марья Васильевна, как всегда, не только крепко пожала, но и сильно тряхнула руку Полторацкого. И еще раз напомнив ему его ошибку, когда он пошел с бубен, она улыбнулась ему, как показалось Полторацкому, прелестной, ласковой и значительной улыбкой. Полторацкий шел домой в том восторженном настроении, которое могут понимать только люди, как он, выросшие и воспитанные в свете, когда они, после месяцев уединенной военной жизни, вновь встречают женщину из своего прежнего круга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
[36]
III
В окнах казарм и солдатских домиков давно уже было темно, но в одном из лучших домов крепости светились еще все окна. Дом этот занимал полковой командир Куринского полка, сын главнокомандующего, флигель-адъютант князь Семен Михайлович Воронцов. Воронцов жил с женой, Марьей Васильевной, знаменитой петербургской красавицей, и жил в маленькой кавказской крепости роскошно, как никто никогда не жил здесь. Воронцову, и в особенности его жене, казалось, что они живут здесь не только скромной, но исполненной лишений жизнью; здешних же жителей жизнь эта удивляла своей необыкновенной роскошью. Теперь, в двенадцать часов ночи, в большой гостиной, с ковром во всю комнату, с опущенными тяжелыми портьерами, за ломберным столом, освещенным четырьмя свечами, сидели хозяева с гостями и играли в карты. Один из играющих был сам хозяин, длиннолицый белокурый полковник с флигель-адъютантскими вензелями и аксельбантами, Воронцов; партнером его был кандидат Петербургского университета, недавно выписанный княгиней Воронцовой учитель для ее маленького сына от первого мужа, лохматый юноша угрюмого вида. Против них играли два офицера: один - широколицый, румяный, перешедший из гвардии, ротный командир Полторацкий, и, очень прямо сидевший, с холодным выражением красивого лица, полковой адъютант. Сама княгиня Марья Васильевна, крупная, большеглазая, чернобровая красавица, сидела подле Полторацкого, касаясь его ног своим кринолином и заглядывая ему в карты. И в ее словах, и в ее взглядах, и улыбке, и во всех движениях ее тела, и в духах, которыми от нее пахло, было то, что доводило Полторацкого до забвения всего, кроме сознания ее близости, и он делал ошибку за ошибкой, все более и более раздражая своего партнера. - Нет, это невозможно! Опять просолил туза! - весь покраснев, проговорил адъютант, когда Полторацкий скинул туза. [37] Полторацкий, точно проснувшись, не понимая глядел своими добрыми, широко расставленными черными глазами на недовольного адъютанта. - Ну простите его! - улыбаясь, сказала Марья Васильевна. - Видите, я вам говорила, - обратилась она к Полторацкому. - Да вы совсем не то говорили, - улыбаясь, сказал Полторацкий. - Разве не то? - сказала она и также улыбнулась. И эта ответная улыбка так страшно взволновала и обрадовала Полторацкого, что он багрово покраснел и, схватив карты, стал мешать их. - Не тебе мешать, - строго сказал адъютант и стал своей белой, с перстнем, рукой сдавать карты, так, как будто он только хотел поскорее избавиться от них. В гостиную вошел камердинер князя и доложил, что князя требует дежурный. - Извините, господа, - сказал Воронцов, с английским акцентом говоря по-русски. - Ты за меня. Marie, сядешь. - Согласны? - спросила княгиня, быстро и легко вставая во весь свой высокий рост, шурша шелком и улыбаясь своей сияющей улыбкой счастливой женщины. - Я всегда на все согласен, - сказал адъютант, очень довольный тем, что против него играет теперь совершенно не умеющая играть княгиня. Полторацкий же только развел руками, улыбаясь. Роббер кончался, когда князь вернулся в гостиную. Он пришел особенно веселый и возбужденный. - Знаете, что я вам предложу? - Ну? - Выпьемте шампанского. - На это я всегда готов, - сказал Полторацкий. - Что же, это очень приятно, - сказал адъютант. - Василий! подайте, - сказал князь. - Зачем тебя звали? - спросила Марья Васильевна. - Был дежурный и еще один человек. - Кто? Что? - поспешно спросила Марья Васильевна. [38] - Не могу сказать, - пожав плечами, сказал Воронцов. - Не можешь сказать, - повторила Марья Васильевна. - Это мы увидим. Принесли шампанского. Гости выпили по стакану и, окончив игру и разочтясь, стали прощаться. - Ваша рота завтра назначена в лес? - спросил князь Полторацкого. - Моя. А что? - Так мы увидимся завтра с вами, - сказал князь, слегка улыбаясь. - Очень рад, - сказал Полторацкий, хорошенько не понимая того, что ему говорил Воронцов, и озабоченный только тем, как он сейчас пожмет большую белую руку Марьи Васильевны. Марья Васильевна, как всегда, не только крепко пожала, но и сильно тряхнула руку Полторацкого. И еще раз напомнив ему его ошибку, когда он пошел с бубен, она улыбнулась ему, как показалось Полторацкому, прелестной, ласковой и значительной улыбкой. Полторацкий шел домой в том восторженном настроении, которое могут понимать только люди, как он, выросшие и воспитанные в свете, когда они, после месяцев уединенной военной жизни, вновь встречают женщину из своего прежнего круга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34