Заинтересовавшись стрельбой, иду в этом направлении.
На площади застаю Пазио, Зинио и несколько других индейцев. Зинио стреляет в доску на расстоянии в несколько шагов из… браунинга! Но капитон промахивается, несмотря на то что цель отлично видна и велика, как ворота. Пазио с трудом скрывает свое отчаяние и досаду. Индейцы не верят в меткость его оружия.
— Плохое оружие! — с невозмутимым спокойствием говорит Зинио.
— Неправда! Это самое лучшее оружие! — уверяет Пазио. — Но ты, компадре Зинио, хотя и великий, мудрый капитон, но зато плохой стрелок…
— Молчи, компадре Томаис! — спокойно говорит индеец, стреляет еще раз и снова мажет. — Нет, такого оружия не куплю!
Не купит? Неужели Пазио хотел продать ему полученный от меня браунинг?!
Пазио сам делает два выстрела и оба раза отлично попадает в доску.
— Вот вам доказательство! — с триумфом говорит он.
Однако Зинио и слушать не желает о покупке. Зато среди его сородичей любопытство к браунингу усиливается. Они ни на минуту не сомневаются, что оружие бьет хорошо, а Зинио просто плохо целился.
В быстро завязавшемся споре Пазио одерживает победу. Мне немножко жаль Зинио, тем более, что Пазио «подковыривает» капитона насмешками и подрывает его авторитет.
Чтобы увенчать свою победу, Пазио в присутствии всех индейцев делает то, что несколько дней назад так восхитило его самого: он разбирает браунинг. Передвигает кнопку и затем одним движением вынимает все детали, словно из коробки. Ошеломленные индейцы стоят вокруг и молча смотрят на это чудо.
И тут один из них слегка шалеет. Это Бастион. После капитона он считается наиболее значительным жителем тольдо. Короады преимущественно носят маленькие, как бы общипанные усики. По какому-то капризу природы у Бастиона огромные пышные усы. Когда я впервые увидел его, то решил, что это чистейшей воды польский осадник, однако Пазио уверил меня, что Бастион — самый настоящий индеец.
И вот Бастион поддался чарам. Он перестал владеть собой. Глаза его лихорадочно блестят, подбородок дрожит, с губ срывается глухой шепот. Не отрывая глаз от браунинга, он говорит:
— Я куплю его!
— Сколько у тебя денег? — сухо спрашивает Пазио.
— Нет ничего…
Пазио благоговейно собирает пистолет и, вручая его Бастиону, говорит:
— Ладно! Раз у тебя нет денег, совершим меновую сделку. Пусть я потеряю на этом! Слушай внимательно, что я говорю тебе: дашь мне быка.
— Ладно! — с облегчением отвечает Бастион, глядя на браунинг, как зачарованный.
— И свинью…
— Ладно.
Неожиданный успех поощряет Пазио, и он перечисляет дальше:
— И еще одну свинью!
— Хорошо, хорошо…
Видя такую расточительность Бастиона, Пазио задумывается: что бы потребовать еще? Он осматривается вокруг и случайно замечает меня. Оторопев, потому что я бросаю на него возмущенный взгляд, Пазио быстро заканчивает торг:
— Ну, ладно! Больше ничего… Бык и две свиньи.
— Как видишь, — говорит он Бастиону, — я отдаю тебе отличнейшее оружие за бесценок. Поэтому ты должен оказать мне какую-нибудь услугу…
Волна нового беспокойства охватывает честного индейца, и он выжидательно смотрит на Пазио.
— Что еще, компадре? — с трудом выдавливает Бастион.
— Я ко всем вам в Росиньо питаю большое доверие, — продолжает Пазио, — поэтому я на несколько недель оставляю у вас своих животных…
— Ладно, ладно… — с явным облегчением в голосе соглашается Бастион, обрадованный тем, что белый кум уже не выдвигает новых требований.
— Ставлю только одно условие: вы должны хорошо их подкормить, особенно свиней. Когда я вернусь сюда, чтобы забрать свою скотину, она должна быть жирной.
— Постараемся, Томаис!
Я мысленно подсчитываю, сколько Пазио зарабатывает на этой сделке. Пройдоха получает сказочную прибыль. Индейцы в общем не так уж безнадежно наивны и их не легко провести. Откуда же эта необычайная уступчивость в отношении к Пазио? Попросту Бастион любит веселого ловкача и знает, что по существу он хороший друг, а, кроме того, индеец не может устоять против соблазна приобрести прекрасное оружие.
Когда мы возвращаемся в хижину, я обращаюсь к Пазио:
— Не предполагал, Томаш, что вы уподобитесь Априсито Ферейро!
— Как так? — удивленно смотрит он.
— А вот как: Ферейро является «опекуном» индейцев и обкрадывает их как только может, а вы, Томаш, считаете себя их другом. Сегодня вы показали пример этой дружбы, используя наивность Бастиона. Я уже не говорю о том, что оружие, которым мы обменялись, должно было стать свидетельством нашего побратимства…
Пазио некоторое время молчит, подавленный моим обвинением, затем, как будто что-то вспомнив, бросает на меня веселый взгляд и отвечает:
— Вы немножко правы. Торговля белых с индейцами традиционно недобросовестна. Трудно освободиться от давних и распространенных привычек. Но будьте спокойны — я не обижу Бастиона… А что касается оружия, то вы не правы, — смеется он. — Где обычно носят дружбу? В заднем кармане брюк, за поясом или же здесь — в сердце? Я нашу дружбу ношу в сердце и не изменю ей.
— Ладно! Но оружие должно было быть символом нашей дружбы.
— С этого часа символом нашей дружбы будет бык! — напыщенно отвечает он и хохочет.
Потом, словно он ни в чем не виноват, Пазио добавляет с упреком и сожалением:
— Ну, почему этот бык так нахально лез к нам? Какого черта он пожирал наши бататы?
РЕЗЕРВАЦИЯ КОРОАДОВ
Всходит солнце, диск его поднимается над верхушками деревьев и золотит все тольдо. Мы наблюдаем на небе красочный перелет многочисленных стай попугаев над Росиньо. Все они тянутся в одном направлении — на восток, прямо к солнцу, к богатым и только им известным местам кормежки в лесах. Летят они преимущественно парами, рядом друг с другом, а пары образуют стайки по восьми-десяти птиц. В небе появляются все новые и новые отряды. В лучах солнца блестит их яркое оперение — желтое, зеленое, голубое и красное. В течение получаса только одни попугаи властвуют над Росиньо. Их резкие, звонкие крики заглушают все остальные звуки. Это крик лесной радости, приветствующий день и солнце.
Пазио пытается перекричать попугаев. Удобно лежа около очага, мы пьем чудесный шимарон, курим индейские сигарки, крепкие и злые, как тигр, но необычайно ароматные, и смотрим на птичьи состязания. Попугаев пролетает несколько сотен.
Только после их пролета я начинаю внимательно прислушиваться к словам Пазио, рассказывающего мне историю племени короадо. Он не знает точно, сколько их всего, во всяком случае немного. В малоисследованных лесах западной части штатов Парана и Сан Паулу кочует не больше тысячи семей диких короадов, которые, вероятно, еще не видели белых людей. Если же говорить о полуцивилизованных короадах, живущих в полосе между местностью, населенной белыми и первобытным лесом, так называемых пансионированных, то есть облагодетельствованных, то эти бедняги быстро вымирают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
На площади застаю Пазио, Зинио и несколько других индейцев. Зинио стреляет в доску на расстоянии в несколько шагов из… браунинга! Но капитон промахивается, несмотря на то что цель отлично видна и велика, как ворота. Пазио с трудом скрывает свое отчаяние и досаду. Индейцы не верят в меткость его оружия.
— Плохое оружие! — с невозмутимым спокойствием говорит Зинио.
— Неправда! Это самое лучшее оружие! — уверяет Пазио. — Но ты, компадре Зинио, хотя и великий, мудрый капитон, но зато плохой стрелок…
— Молчи, компадре Томаис! — спокойно говорит индеец, стреляет еще раз и снова мажет. — Нет, такого оружия не куплю!
Не купит? Неужели Пазио хотел продать ему полученный от меня браунинг?!
Пазио сам делает два выстрела и оба раза отлично попадает в доску.
— Вот вам доказательство! — с триумфом говорит он.
Однако Зинио и слушать не желает о покупке. Зато среди его сородичей любопытство к браунингу усиливается. Они ни на минуту не сомневаются, что оружие бьет хорошо, а Зинио просто плохо целился.
В быстро завязавшемся споре Пазио одерживает победу. Мне немножко жаль Зинио, тем более, что Пазио «подковыривает» капитона насмешками и подрывает его авторитет.
Чтобы увенчать свою победу, Пазио в присутствии всех индейцев делает то, что несколько дней назад так восхитило его самого: он разбирает браунинг. Передвигает кнопку и затем одним движением вынимает все детали, словно из коробки. Ошеломленные индейцы стоят вокруг и молча смотрят на это чудо.
И тут один из них слегка шалеет. Это Бастион. После капитона он считается наиболее значительным жителем тольдо. Короады преимущественно носят маленькие, как бы общипанные усики. По какому-то капризу природы у Бастиона огромные пышные усы. Когда я впервые увидел его, то решил, что это чистейшей воды польский осадник, однако Пазио уверил меня, что Бастион — самый настоящий индеец.
И вот Бастион поддался чарам. Он перестал владеть собой. Глаза его лихорадочно блестят, подбородок дрожит, с губ срывается глухой шепот. Не отрывая глаз от браунинга, он говорит:
— Я куплю его!
— Сколько у тебя денег? — сухо спрашивает Пазио.
— Нет ничего…
Пазио благоговейно собирает пистолет и, вручая его Бастиону, говорит:
— Ладно! Раз у тебя нет денег, совершим меновую сделку. Пусть я потеряю на этом! Слушай внимательно, что я говорю тебе: дашь мне быка.
— Ладно! — с облегчением отвечает Бастион, глядя на браунинг, как зачарованный.
— И свинью…
— Ладно.
Неожиданный успех поощряет Пазио, и он перечисляет дальше:
— И еще одну свинью!
— Хорошо, хорошо…
Видя такую расточительность Бастиона, Пазио задумывается: что бы потребовать еще? Он осматривается вокруг и случайно замечает меня. Оторопев, потому что я бросаю на него возмущенный взгляд, Пазио быстро заканчивает торг:
— Ну, ладно! Больше ничего… Бык и две свиньи.
— Как видишь, — говорит он Бастиону, — я отдаю тебе отличнейшее оружие за бесценок. Поэтому ты должен оказать мне какую-нибудь услугу…
Волна нового беспокойства охватывает честного индейца, и он выжидательно смотрит на Пазио.
— Что еще, компадре? — с трудом выдавливает Бастион.
— Я ко всем вам в Росиньо питаю большое доверие, — продолжает Пазио, — поэтому я на несколько недель оставляю у вас своих животных…
— Ладно, ладно… — с явным облегчением в голосе соглашается Бастион, обрадованный тем, что белый кум уже не выдвигает новых требований.
— Ставлю только одно условие: вы должны хорошо их подкормить, особенно свиней. Когда я вернусь сюда, чтобы забрать свою скотину, она должна быть жирной.
— Постараемся, Томаис!
Я мысленно подсчитываю, сколько Пазио зарабатывает на этой сделке. Пройдоха получает сказочную прибыль. Индейцы в общем не так уж безнадежно наивны и их не легко провести. Откуда же эта необычайная уступчивость в отношении к Пазио? Попросту Бастион любит веселого ловкача и знает, что по существу он хороший друг, а, кроме того, индеец не может устоять против соблазна приобрести прекрасное оружие.
Когда мы возвращаемся в хижину, я обращаюсь к Пазио:
— Не предполагал, Томаш, что вы уподобитесь Априсито Ферейро!
— Как так? — удивленно смотрит он.
— А вот как: Ферейро является «опекуном» индейцев и обкрадывает их как только может, а вы, Томаш, считаете себя их другом. Сегодня вы показали пример этой дружбы, используя наивность Бастиона. Я уже не говорю о том, что оружие, которым мы обменялись, должно было стать свидетельством нашего побратимства…
Пазио некоторое время молчит, подавленный моим обвинением, затем, как будто что-то вспомнив, бросает на меня веселый взгляд и отвечает:
— Вы немножко правы. Торговля белых с индейцами традиционно недобросовестна. Трудно освободиться от давних и распространенных привычек. Но будьте спокойны — я не обижу Бастиона… А что касается оружия, то вы не правы, — смеется он. — Где обычно носят дружбу? В заднем кармане брюк, за поясом или же здесь — в сердце? Я нашу дружбу ношу в сердце и не изменю ей.
— Ладно! Но оружие должно было быть символом нашей дружбы.
— С этого часа символом нашей дружбы будет бык! — напыщенно отвечает он и хохочет.
Потом, словно он ни в чем не виноват, Пазио добавляет с упреком и сожалением:
— Ну, почему этот бык так нахально лез к нам? Какого черта он пожирал наши бататы?
РЕЗЕРВАЦИЯ КОРОАДОВ
Всходит солнце, диск его поднимается над верхушками деревьев и золотит все тольдо. Мы наблюдаем на небе красочный перелет многочисленных стай попугаев над Росиньо. Все они тянутся в одном направлении — на восток, прямо к солнцу, к богатым и только им известным местам кормежки в лесах. Летят они преимущественно парами, рядом друг с другом, а пары образуют стайки по восьми-десяти птиц. В небе появляются все новые и новые отряды. В лучах солнца блестит их яркое оперение — желтое, зеленое, голубое и красное. В течение получаса только одни попугаи властвуют над Росиньо. Их резкие, звонкие крики заглушают все остальные звуки. Это крик лесной радости, приветствующий день и солнце.
Пазио пытается перекричать попугаев. Удобно лежа около очага, мы пьем чудесный шимарон, курим индейские сигарки, крепкие и злые, как тигр, но необычайно ароматные, и смотрим на птичьи состязания. Попугаев пролетает несколько сотен.
Только после их пролета я начинаю внимательно прислушиваться к словам Пазио, рассказывающего мне историю племени короадо. Он не знает точно, сколько их всего, во всяком случае немного. В малоисследованных лесах западной части штатов Парана и Сан Паулу кочует не больше тысячи семей диких короадов, которые, вероятно, еще не видели белых людей. Если же говорить о полуцивилизованных короадах, живущих в полосе между местностью, населенной белыми и первобытным лесом, так называемых пансионированных, то есть облагодетельствованных, то эти бедняги быстро вымирают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38