Бенджи нетерпеливо добавил:
– И мама сказала еще, что в тебе больше мужества, чем во всех остальных, вместе взятых. – По тому, как Бенджи стиснул зубы, было ясно, что ему нравится слово “мужество”.
Ним взглянул на Руфь.
– Тебе это сказала мама?
– Но ведь это правда? – спросил Бенджи.
– Конечно, правда, – подтвердила Руфь и слегка покраснела. – Но ваш папа не может сказать о себе так, верно? Вот почему это сделала я.
– Так мы и отвечаем ребятам, когда они дразнятся, – добавила Леа.
Нима охватило волнение. От мысли о Бенджи, защищающем своими маленькими кулачками репутацию отца, о Руфи, отбросившей все личное и отстаивающей вместе с детьми его честь, у него перехватило дыхание и слезы навернулись на глаза. Из затруднительного положения его вывели слова Руфи:
– Ну хорошо, давайте обедать.
Позже, когда Ним и Руфь все еще сидели за столом и пили кофе, а дети ушли смотреть телевизор, он проговорил:
– Я хочу, чтобы ты знала, как важно для меня то, что ты сказала Леа и Бенджи. Руфь махнула рукой:
– Если бы я не верила в это, я бы не сказала им. То, что мы не Ромео и Джульетта, не означает, что я перестала читать и объективно воспринимать окружающий мир.
– Я заикнулся об отставке, – сказал он ей. – Эрик считает, что я все еще могу это сделать, но в этом нет необходимости.
Он продолжал говорить о различных перспективах, которые он обдумывал, в том числе о переходе в другую энергетическую компанию, возможно, на Среднем Западе. Если такое случится, спросил он, что думает она о переезде туда вместе с детьми?
Ее ответ прозвучал быстро и четко:
– Я не сделаю этого.
– Не можешь ли ты мне ответить, почему?
– Кажется, это очевидно. Почему мы втроем – Леа, Бенджи и я – должны срываться с родного места, ехать неизвестно куда только ради твоего удобства, в то время когда мы не решили еще вопроса о нашем будущем, если оно у нас вообще есть, что уже кажется маловероятным.
Вот оно, наконец вырвалось наружу! Ним решил, что время серьезного разговора настало. Странно, подумал он, что это должно случиться именно в тот момент, когда они оказались немного ближе друг к другу, чем за все последнее время.
– Что за дьявол попутал нас? – вырвалось у него с горечью. Руфь резко ответила;
– Тебе лучше знать об этом. Однако мне любопытно, сколько женщин было у тебя за пятнадцать лет нашей совместной жизни?
Он ощутил новую, жесткую интонацию в голосе Руфи.
– А может быть, ты сбился со счета, как и я? Одно время я всегда могла определить, когда у тебя появлялось что-то новенькое – или мне следует говорить “кто-то новенький”? Потом такой уверенности у меня уже не было, и мне казалось, что ты встречаешься одновременно с двумя или более девицами. Я была права?
Избегая ее взгляда, он пробормотал;
– Иногда.
– Хорошо, один пункт отпал. Мое предположение было верным. Но ты не ответил на первый вопрос. Сколько всего было женщин?
Он удрученно сказал:
– Будь я проклят, если знаю.
– Если это правда, – отметила Руфь, – то это не совсем лестно для тех, других женщин, к которым ты испытывал какие-то чувства, пусть это длилось совсем недолго. Кем бы они ни были, мне кажется, они заслуживают большего от тебя, чем просто оказаться забытыми.
Он возразил:
– Не было ничего серьезного. Ни разу. Ни с одной из них.
– Вот в это я верю, – щеки Руфи горели от гнева. – Ведь ты и ко мне никогда не относился серьезно.
– Это не правда!
– Как ты можешь это утверждать! После твоего признания! Конечно, я могла бы понять, если бы была женщина, возможно две. Любая здравомыслящая жена знает, что такое случается даже в самых счастливых браках. Но не десятки женщин, как это было с тобой.
– Теперь ты говоришь глупость. Не было десятков.
– Хорошо, ну, десяток. В лучшем случае.
Ним промолчал.
Руфь проговорила задумчиво:
– Может быть, это фрейдизм – то, что я сказала десятки. Потому что это то, что ты любишь делать, правда? Уложить в постель как можно больше женщин.
– Некоторая доля правды в этом есть.
– Я знаю, что это правда. – Она говорила совершенно спокойно. – А знаешь ли ты, что когда женщина, жена слышит подобное от мужчины, которого она любила или считала, что любит, то она чувствует себя униженной, испачканной, обманутой?
– Если ты так думала все это время, почему ты ждала сегодняшнего дня? Почему мы об этом не говорили раньше?
– Справедливый вопрос. – Руфь замолчала, обдумывая ответ. – Наверное, надеялась, что ты изменишься, что у тебя пропадет охота спать с каждой привлекательной женщиной, которая попадется тебе на глаза. Ведь почти каждый ребенок, взрослея, перестает с жадностью набрасываться на конфеты. Вот и в тебе я видела такого ребенка. Но я ошиблась, ты не изменился. Ну, коли мы решили быть честными друг с другом, назову и другую причину. Я трусила. Я боялась ответственности, боялась за Леа и Бенджи, не хотела признаться, что мой брак, подобно многим другим, не состоялся. – Голос Руфи сорвался в первый раз. – Теперь у меня нет страха, нет гордости или чего-то еще. Я хочу уйти.
– Ты действительно хочешь этого только из-за меня? По щекам Руфи скатились две слезинки:
– Что еще ты выдумал?
Нима охватило негодование. Почему он постоянно защищается? Только ли он виноват в случившемся?
– Как насчет твоего собственного любовного приключения? – спросил он. – Если мы расстанемся, займет ли твой приятель мое место?
– Какой приятель?
– Тот, с которым ты встречалась. Вместе с которым ты уехала.
Руфь уже вытерла глаза и теперь смотрела на него с жалостью.
– Ты действительно веришь в это? В то, что я ушла с мужчиной?
– А разве это не так? Она тихо покачала головой.
– Нет.
– Но я думал…
– Знаю, что ты так думал. И не разубеждала тебя, что наверняка было не слишком умно с моей стороны. Но я решила – со злости, – что тебе невредно будет почувствовать то, что испытывала я.
– А как насчет тех, других случаев? Где ты была? Голос Руфи прозвучал почти спокойно:
– Не существует другого мужчины. Неужели ты не можешь понять этого своей глупой головой? И никогда не было. Я досталась тебе девственницей – ты знаешь это, если только не забыл или не перепутал с одной из твоих подружек. И с тех пор, кроме тебя, у меня никого не было.
– Но чем же ты занималась во время отлучек?
– Это мое личное дело. Но я повторяю тебе еще раз: это был не мужчина.
Он поверил ей. Полностью.
– О Господи! – сказал он и подумал: “Все рушится в одну минуту”. Большая часть того, что он делал и говорил недавно, оказалась неверной. Может быть, он опять ошибется, если станет настаивать на сохранении их брака? Или Руфь права и для них обоих было бы лучше расстаться? Идея свободы была привлекательной. С другой стороны, ему будет многого не хватать – дома, детей, чувства стабильности и даже Руфи, несмотря на то, что они давно уже живут каждый своей жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
– И мама сказала еще, что в тебе больше мужества, чем во всех остальных, вместе взятых. – По тому, как Бенджи стиснул зубы, было ясно, что ему нравится слово “мужество”.
Ним взглянул на Руфь.
– Тебе это сказала мама?
– Но ведь это правда? – спросил Бенджи.
– Конечно, правда, – подтвердила Руфь и слегка покраснела. – Но ваш папа не может сказать о себе так, верно? Вот почему это сделала я.
– Так мы и отвечаем ребятам, когда они дразнятся, – добавила Леа.
Нима охватило волнение. От мысли о Бенджи, защищающем своими маленькими кулачками репутацию отца, о Руфи, отбросившей все личное и отстаивающей вместе с детьми его честь, у него перехватило дыхание и слезы навернулись на глаза. Из затруднительного положения его вывели слова Руфи:
– Ну хорошо, давайте обедать.
Позже, когда Ним и Руфь все еще сидели за столом и пили кофе, а дети ушли смотреть телевизор, он проговорил:
– Я хочу, чтобы ты знала, как важно для меня то, что ты сказала Леа и Бенджи. Руфь махнула рукой:
– Если бы я не верила в это, я бы не сказала им. То, что мы не Ромео и Джульетта, не означает, что я перестала читать и объективно воспринимать окружающий мир.
– Я заикнулся об отставке, – сказал он ей. – Эрик считает, что я все еще могу это сделать, но в этом нет необходимости.
Он продолжал говорить о различных перспективах, которые он обдумывал, в том числе о переходе в другую энергетическую компанию, возможно, на Среднем Западе. Если такое случится, спросил он, что думает она о переезде туда вместе с детьми?
Ее ответ прозвучал быстро и четко:
– Я не сделаю этого.
– Не можешь ли ты мне ответить, почему?
– Кажется, это очевидно. Почему мы втроем – Леа, Бенджи и я – должны срываться с родного места, ехать неизвестно куда только ради твоего удобства, в то время когда мы не решили еще вопроса о нашем будущем, если оно у нас вообще есть, что уже кажется маловероятным.
Вот оно, наконец вырвалось наружу! Ним решил, что время серьезного разговора настало. Странно, подумал он, что это должно случиться именно в тот момент, когда они оказались немного ближе друг к другу, чем за все последнее время.
– Что за дьявол попутал нас? – вырвалось у него с горечью. Руфь резко ответила;
– Тебе лучше знать об этом. Однако мне любопытно, сколько женщин было у тебя за пятнадцать лет нашей совместной жизни?
Он ощутил новую, жесткую интонацию в голосе Руфи.
– А может быть, ты сбился со счета, как и я? Одно время я всегда могла определить, когда у тебя появлялось что-то новенькое – или мне следует говорить “кто-то новенький”? Потом такой уверенности у меня уже не было, и мне казалось, что ты встречаешься одновременно с двумя или более девицами. Я была права?
Избегая ее взгляда, он пробормотал;
– Иногда.
– Хорошо, один пункт отпал. Мое предположение было верным. Но ты не ответил на первый вопрос. Сколько всего было женщин?
Он удрученно сказал:
– Будь я проклят, если знаю.
– Если это правда, – отметила Руфь, – то это не совсем лестно для тех, других женщин, к которым ты испытывал какие-то чувства, пусть это длилось совсем недолго. Кем бы они ни были, мне кажется, они заслуживают большего от тебя, чем просто оказаться забытыми.
Он возразил:
– Не было ничего серьезного. Ни разу. Ни с одной из них.
– Вот в это я верю, – щеки Руфи горели от гнева. – Ведь ты и ко мне никогда не относился серьезно.
– Это не правда!
– Как ты можешь это утверждать! После твоего признания! Конечно, я могла бы понять, если бы была женщина, возможно две. Любая здравомыслящая жена знает, что такое случается даже в самых счастливых браках. Но не десятки женщин, как это было с тобой.
– Теперь ты говоришь глупость. Не было десятков.
– Хорошо, ну, десяток. В лучшем случае.
Ним промолчал.
Руфь проговорила задумчиво:
– Может быть, это фрейдизм – то, что я сказала десятки. Потому что это то, что ты любишь делать, правда? Уложить в постель как можно больше женщин.
– Некоторая доля правды в этом есть.
– Я знаю, что это правда. – Она говорила совершенно спокойно. – А знаешь ли ты, что когда женщина, жена слышит подобное от мужчины, которого она любила или считала, что любит, то она чувствует себя униженной, испачканной, обманутой?
– Если ты так думала все это время, почему ты ждала сегодняшнего дня? Почему мы об этом не говорили раньше?
– Справедливый вопрос. – Руфь замолчала, обдумывая ответ. – Наверное, надеялась, что ты изменишься, что у тебя пропадет охота спать с каждой привлекательной женщиной, которая попадется тебе на глаза. Ведь почти каждый ребенок, взрослея, перестает с жадностью набрасываться на конфеты. Вот и в тебе я видела такого ребенка. Но я ошиблась, ты не изменился. Ну, коли мы решили быть честными друг с другом, назову и другую причину. Я трусила. Я боялась ответственности, боялась за Леа и Бенджи, не хотела признаться, что мой брак, подобно многим другим, не состоялся. – Голос Руфи сорвался в первый раз. – Теперь у меня нет страха, нет гордости или чего-то еще. Я хочу уйти.
– Ты действительно хочешь этого только из-за меня? По щекам Руфи скатились две слезинки:
– Что еще ты выдумал?
Нима охватило негодование. Почему он постоянно защищается? Только ли он виноват в случившемся?
– Как насчет твоего собственного любовного приключения? – спросил он. – Если мы расстанемся, займет ли твой приятель мое место?
– Какой приятель?
– Тот, с которым ты встречалась. Вместе с которым ты уехала.
Руфь уже вытерла глаза и теперь смотрела на него с жалостью.
– Ты действительно веришь в это? В то, что я ушла с мужчиной?
– А разве это не так? Она тихо покачала головой.
– Нет.
– Но я думал…
– Знаю, что ты так думал. И не разубеждала тебя, что наверняка было не слишком умно с моей стороны. Но я решила – со злости, – что тебе невредно будет почувствовать то, что испытывала я.
– А как насчет тех, других случаев? Где ты была? Голос Руфи прозвучал почти спокойно:
– Не существует другого мужчины. Неужели ты не можешь понять этого своей глупой головой? И никогда не было. Я досталась тебе девственницей – ты знаешь это, если только не забыл или не перепутал с одной из твоих подружек. И с тех пор, кроме тебя, у меня никого не было.
– Но чем же ты занималась во время отлучек?
– Это мое личное дело. Но я повторяю тебе еще раз: это был не мужчина.
Он поверил ей. Полностью.
– О Господи! – сказал он и подумал: “Все рушится в одну минуту”. Большая часть того, что он делал и говорил недавно, оказалась неверной. Может быть, он опять ошибется, если станет настаивать на сохранении их брака? Или Руфь права и для них обоих было бы лучше расстаться? Идея свободы была привлекательной. С другой стороны, ему будет многого не хватать – дома, детей, чувства стабильности и даже Руфи, несмотря на то, что они давно уже живут каждый своей жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149