Василий Шукшин
Ораторский прием
Тринадцать человек совхозных, молодых мужиков и холостых парней, направили «на кубы» (на лесозаготовки). На три-четыре недели - как управятся с нормой. Старшим назначили Александра Щиблетова. Директор совхоза, напутствуя отъезжающих, пошутил:
- Значит, Щиблетов… ты, значит, теперь Христос, а это - твои апостолы.
«Апостолы» засмеялись. «Христос» сдержанно, с достоинством улыбнулся. И тут же, в конторе, показал, что его не зря назначили старшим.
- Сбор завтра в семь ноль-ноль возле школы, - сказал он серьезно. - Не опаздывать. Ждать никого не будем.
Директор посмотрел на него несколько удивленно, «апостолы» переглянулись между собой… Щиблетов сказал директору «до свидания» и вышел из конторы с видом человека, выполняющего неприятную обязанность, но которую, он понимает, выполнять надо.
- Вот, значит, э-э… чтобы все было в порядке, - сказал директор. - Через недельку приеду попроведую вас.
«Апостолы» вышли из конторы и, прежде чем разойтись по домам, остановились покурить в коридоре. Потолковали немного.
- Щиблетов-то!.. Понял? Уже - хвост трубой!
- Да-а… Любит это дело, оказывается.
- Разок по букварю угодить чем-нибудь - разлюбит, - высказался Славка Братусь, маленький мужичок, с маленьким курносым лицом, муж горбатой жены.
- Ты лучше иди делай восхождение на Эльбрус, - мрачновато посоветовал Славке Борис Куликов, грузный, медлительный, славный своим бесстрашием, которое дважды приводило его на скамью подсудимых.
- А ты иди похмелись, - огрызнулся Славка.
- Золотые слова, - прогудел Борис и отвалил в сторону сельмага.
Разошлись, и все - кто куда.
В семь ноль-ноль к школе пришел один Щиблетов. Он был в бурках, в галифе, в суконной «москвичке» (полупальто на теплой подкладке, с боковыми карманами), в кожаной шапке. Морозец стоял крепкий: Щиблетов ходил около машины с крытым верхом, старался не ежиться. Место он себе занял в кабине, положив узел на сиденье.
Щиблетов Александр Захарович - сорокалетний мужчина, из первых партий целинников, оставшийся здесь, кажется, навсегда. Он сразу взял ссуду и поставил домик на берегу реки. В летние месяцы к нему приезжала жена… или кто она ему - непонятно. По паспорту - жена, на деле - какая же это жена, если живет с мужем полтора месяца в году? Сельские люди не понимали этого, но с расспросами не лезли. Редко кто по пьяному делу интересовался:
- Как вы так живете?
- Так… - неохотно отвечал Щиблетов. - Она на приличном месте работает, не стоит уходить.
Темнил что-то мужичок, а какие мысли скрывал, бог его знает. За эту скрытность его недолюбливали. Он был толковый автослесарь, не пил, правильно выступал на собраниях, любил выступать, готовился к выступлениям, выступая, приводил цифры, факты. Фамилии, правда, называл осторожно, больше напирал на то, что «мы сами во многом виноваты…» С начальством был сдержанно-вежлив. Не подхалимничал, нет, а все как будто чего-то ждал большего, чем только красоваться на Доске почета.
Старшим его назначили впервые.
- Не спешат друзья, - сказал Щиблетов.
- Придут, - беспечно откликнулся шофер и сладко, с хрустом потянулся. И завел мотор. - Иди погрейся, что ты там топчешься.
- Придут-то, я знаю, что придут, - Щиблетов полез в кабину, - но было же сказано: в семь ноль-ноль.
- Счас придут. Ты за бригадира, что ли?
- Да.
- Счас придут. Вон они!..
Стали подходить «апостолы». Щиблетов вылез из кабины.
- Друзья!.. - он выразительно постучал ногтем указательного пальца по стеклышку часов и покачал головой.
- Успеем, - успокоили его.
Куликов пришел последним. Он, видно, хорошо опохмелился на дорожку, настроение приподнятое.
- Здорово, орлы! - приветствовал он всех. И отдельно Щиблетову: - Но не те, которые летают, а которые…
- Залезайте, - несколько брезгливо оборвал Щиблетов.
- Зале-езем, куда мы денемся, - гудел Куликов, не замечая брезгливости Щиблетова. - Залезем… за милую душу.
- Ко всем обращаюсь! - возвысил голос Щиблетов, глядя в кузов через задний борт. - Чтобы вот такого больше не повторялось!
У «апостолов» вытянулись лица - чего не повторялось?
- Я предупредил вчера: отъезд в семь ноль-ноль. Сейчас… без четверти восемь. Каждое опоздание буду фиксировать. Ясно?
«Апостолы» молчали… Смотрели на Щиблетова. Щиблетов не стал дожидаться, пока они своими чалдонскими мозгами сообразят, что ответить, скрипуче повернулся, кашлянул в кулак и пошел в кабину.
- Поехали.
Поехали.
- Куликов частенько закладывает? - поинтересовался Щиблетов, как интересуются властью наделенные люди: никак не угрожая пока, но и не убирая в голосе обещанную интонацию - заняться в дальнейшем этим Куликовым.
- А ты спроси у него, - невежливо ответил шофер. - Он ответит… Что за манера - справки наводить! Рядом же человек, живой - спрашивай.
Щиблетов промолчал. Смотрел вперед на дорогу серьезный и озабоченный.
На выезде из села, у чайной, в кабину застучали.
- Чего они? - встревожился Щиблетов.
- Погреться хотят,- шофер подрулил к чайной. - Это здесь тепло, а в кузове продерет - дорога длинная.
- Не останавливайся! - строго сказал Щиблетов.
Шофер посмотрел на него, засмеялся, ничего не сказал, вылез из кабины, крепко хлопнув дверцей. Из кузова выпрыгивали, весело галдели, направляясь к дверям чайной.
Щиблетов вдруг тоже выскочил из кабины и скорым шагом, обогнав «апостолов», зашел в чайную. Чайная только открылась, в ней еще прохладно, но в углу с гулом и треском топилась печь, пахло дымком и отогретыми сосновыми поленьями, которые большой кучей лежали перед печкой и парили, и парок тот, плавно загибаясь, уплывал в приоткрытую дверцу.
Буфетчица Галя, аппетитная женщина, улыбчивая, черноглазая, увидев в окно знакомых мужиков и парней, сказала весело:
- Орава идет.
Она удивилась, когда Щиблетов, стремительно подойдя к стойке, приказал:
- Водку не продавать. В крайнем случае - по стакану красного.
Ввалилась орава. Загалдели.
Кто-то вслух прочитал укоряющую надпись на большом щите: «Напился пьяный - сломал деревцо: стыдно людям смотреть в лицо!»
Над надписью - рисунок: безобразный алкаш сломал тоненькую березку и сидит, ни на кого не глядит.
- Горюет!.. Жалко.
- Тут голову сломаешь, и то никому не жалко, - сказал Борька Куликов, отсчитывая на огромной ладони рубль с мелочью - на стакан водки.
С Галей весело здоровались, рылись в карманах.
- Мужики, а водки не ведено вам продавать, - хитрая Галя нарочно сказала это громко, чтоб сразу все слышали.
- Кто? - спросили в несколько голосов.
- А вот… товарищ… Я не знаю, кто он над вами, - не велел продавать.
- Друзья, - обратился ко всем Щиблетов, - разрешаю по стакану красного!.. Традиции перед дорогой не будем нарушать, но обойдемся красненьким.
Борька Куликов как считал на ладони мелочь, так, не поднимая головы, уставился на Щиблетова - никак не мог уразуметь, что он такое говорит.
1 2