Комната Брила была получше тех, что сдавались для любовных свиданий. По крайней мере, на полу был расстелен ковер и мебель была не самая ветхая. Я положил чемодан на стул и быстро обыскал шкаф и тумбочку у кровати. Потом поставил чемодан на пол и уселся сам. Элли уже устроилась в единственном кресле.
— Ну вот мы и на месте! — сказала она.
— На месте.
— Интересно, когда он придет.
— Когда-нибудь да придет.
— Тонкая мысль. Ты, конечно, не догадался захватить карты?
— Нет, не догадался.
— Я так и думала.
— Мне никогда не приходило в голову, что карты входят в профессиональный джентльменский набор вора-взломщика.
— Ах, да, я забыла, ты работаешь один!
— Угу. У Брила должны быть карты. Всякий, кто вынужден здесь жить, должен подолгу раскладывать пасьянс.
— И при этом жульничать.
— Непременно жульничать. Походить бы, размять ноги, да места мало. Помнишь, как там у наших хохмачей: «Комната была так мала...»
— «Как мала, Джонни?»
— «Комната была так мала, что приходилось выходить в коридор, чтобы закрыть дверь».
— «Так мала, да?»
— «Комната была так мала, что мыши сделались горбатые...» Честно говоря, я никогда не понимал это место — насчет горбатых мышей.
— Это потому, что ты все понимаешь буквально.
— Вероятно.
Она улыбнулась:
— А ты ничего. Буквально или не буквально, все равно ничего.
Так мы болтали и пикировались, замолкали и снова принимались разговаривать. Потом Элли спросила, что я собираюсь делать, когда все это кончится.
— Пойду в тюрьму.
— За что, если мы выследим настоящего убийцу? А остальные обвинения с тебя просто снимут. Поспорим?
— Правда, могут и снять.
— Ну и что ты будешь делать? После всего этого?
Я задумался.
— Буду искать себе новую квартиру, — сказал я наконец. — В старой я не останусь, даже если бы ее и не тронули. Жить, где все знают, чем ты занимаешься, — нет, увольте! Придется снять квартиру в другом районе и под чужим именем. Хлопотное дело, но ничего, переживу.
— Останешься в Нью-Йорке?
— Да, останусь. В другом месте я с ума сойду от тоски. Здесь мой дом. Здесь у меня связи.
— Связи?
— Я привык работать в Нью-Йорке. Когда я краду вещь, я знаю, кто ее у меня купит. Знаю, как делаются такие дела. Полиция меня тоже знает, а это в конечном счете плюс, а не минус, как может показаться. Если угодно, есть целый комплекс причин, почему взломщику лучше действовать в районе, который он знает вдоль и поперек. Если удается, я вообще предпочитаю работать на Манхэттене. Помню, пошел я раз на дело в Гаррисоне, это в Уэстчестере, знаешь?..
— Значит, ты останешься взломщиком?
Я посмотрел на нее.
— Я не поняла, ты так и будешь вскрывать замки и обчищать квартиры?
— А что же еще?
— Ну мало ли что...
— Послушай, Элли, по-моему, у тебя произошло психологическое смещение. Ты ведь не телевизор смотришь, и я не собираюсь в последних кадрах исправиться. Хэппи-энд, конечно, радует зрителя, но в реальной жизни счастливые развязки редко бывают.
— Редко?
— Еще как редко! Мне почти тридцать пять. Взламывать замки и красть — это все, что я умею. В «Популярной механике» полно объявлений, приглашающих на работу мясников и умельцев по изготовлению чучел, но я слабо верю в такие приглашения. Не думаю, чтобы я мог разбогатеть, разводя шиншилл в домашних условиях или выращивая на заднем дворе женьшень. Единственная работа, на которую я мог бы устроиться, — это та, где платят два доллара в час. Вдобавок я бы сдохнул со скуки прежде, чем заработал десятку.
— Ты бы мог работать слесарем.
— Еще как! Власти с ног сбились, разыскивая квалифицированных воров-взломщиков, чтобы выдать им разрешение. А финансовые компании стоят в очереди за услугами бывших уголовников.
— Ты мог бы чему-нибудь научиться, Берни.
— Государство уже научило меня выбивать номера для машин и шить почтовые мешки. Ты здорово удивишься, но такие «спецы» на воле почти не требуются.
— Но ты же умница, Берни, все схватываешь на лету, у тебя ясная голова.
— Именно эти качества нужны взломщикам. Элли, у меня хорошая, спокойная жизнь — вот что ты никак не можешь понять. Я работаю две-три ночи в году, остальное время провожу как мне заблагорассудится. Чем плохо, скажи?
— Ничем.
— Ну вот. Столько лет ворую — зачем же мне что-то менять в своей жизни?
— Не знаю, но...
— Человек вообще не меняется, Элли.
* * *
Мы почти не разговаривали после этого обмена мнениями. Время тянулось, как средние века. Пока мы сидели, администрация успела сдать соседний номер не одному клиенту. Несколько раз в коридоре слышались приближающиеся шаги, мы замирали, думая, что это Брил, но отворялась соседняя дверь, и скоро за стеной начинали скрипеть пружины матраца. Потом скрип прекращался, и через некоторое время мы снова слышали шаги, только удаляющиеся в сторону лифта.
— Вот она, настоящая любовь! — заметила Элли.
— Прекрасно, что отель отвечает своему назначению. Отель-бордель.
— Да, проституток на улицах поменьше. А этот, последний, по-моему, слишком уж торопился, ты не находишь?
— Может, ему еще в контору надо было вернуться.
В конце концов приближающиеся шаги остановились не у соседней двери, а у нашей. Я затаил дыхание, быстро прокрался к двери и занял позицию, прижавшись к стене. Щелкнул ключ в замочной скважине, дверь отворилась, и — вот он, Весли Брил. Человек-груша с круглыми карими глазами, в которые мне ни разу не удалось заглянуть. Я застыл, сжавшись, готовый поддержать его, если он потеряет сознание, схватить, если захочет смыться, или двинуть хорошенько по морде, если вздумает применить силу.
Он не сделал ни того, ни другого, ни третьего, а просто вытаращил глаза и проговорил:
— Роденбарр... Невероятно! Как ты меня нашел? И портье не сказал, что меня ждут.
— Я никому не докладывал.
— Но каким образом?.. Ах, да... Ты же взломщик.
— Каждый должен на что-то сгодиться.
— Разумеется.
Голос Брила и его манера разговаривать изменились до неузнаваемости. Куда подевались вычитанные из книжек блатные словечки и выражения!.. Он теперь не говорил, как уличные мальчишки, зато в речи его появилась не то театральная, не то гомосексуальная, не то театрально-гомосексуальная напевность.
— Берни Роденбарр... — повторил он, потом, заметив Элли, приподнял коричневую шляпу: — Мое почтение, мисс. — После чего снова обратился ко мне: — Позволь мне закрыть сначала дверь. Совсем не обязательно посвящать в наши дела каждого встречного и поперечного. Вот так. Как ты разыскал меня, если не секрет?
— Увидел по телевизору.
— Вот как!
— В старой картине.
— И узнал меня? — Он едва заметно приосанился. — И в какой же это картине?
— «Мужчина посередине».
— В этой тягомотине? Где мы с Джимом Гарнером? Я там таксиста сыграл. Да, сколько раз я таксистов играл, и не упомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49