— Позвони мне и приходи. Может быть, я смогу найти тебе агента… — И вдруг неожиданно для себя добавляет: — На той неделе у меня день рождения. Будет парти, ты приходи. Тебе будет полезно пообщаться с людьми. Может быть, кто-нибудь из них окажется тебе полезен. Никогда ведь не знаешь, правда?
— Да, конечно… — Яцек жмет протянутую ему руку Оскара, и улыбка выдавливается под его горбатым носом. — Спасибо, старик!
— Не за что, — смущается Оскар. — Так ты позвони, ОК?
— Гуд бай! — говорит Стив Яцеку. — И гуд лак!
После того как они пересекают 54-ю улицу, Оскар оглядывается и видит карликового Яцека, все еще стоящего у кадки с поднятой в жесте прощания рукой.
— Старый приятель, — почему-то объясняет Оскар Барону. — У него плохое время сейчас.
Писатель понимающе кивает.
12
За день до парти Габриэл прислала Оскару батлера Жозефа и Марию. Жозеф, мускулистый, невысокий, но хорошо сложенный человек лет пятидесяти, с лицом отставного боксера, родом из Барселоны в Испании, одинаково хорошо говорил, казалось, на всех языках. К Оскару он явился в строгом черном костюме и с бабочкой. Сняв плащ, Жозеф с профессиональной серьезностью произвел осмотр хозяйства Оскара — его кухни, его посуды и его бара — и, как показалось Оскару, смерил его неодобрительным взглядом.
Затем Жозеф вступил в оживленную беседу по-испански с Марией.
Мария готовила для миссис Крониадис и Эстеллы, но, в отличие от Жозефа, Мария не жила при доме на Бикман-плейс. Мария досталась Габриэл в наследство от умершего несколько лет назад тоже греческого миллиардера, и Габриэл так ценила ее кулинарное искусство, что даже сняла для нее квартиру неподалеку, на Ист в пятидесятых улицах, дабы Марии не приходилось попусту тратить время и деньги, пересекая Нью-Йорк. Мария приходила в дом на Бикман-плейс к восьми часам утра.
Черноволосая, всегда энергичная Мария и сверхсерьезный Жозеф обменялись пулеметными очередями испанских слов, после чего Жозеф спросил Оскара, сколько он ожидает гостей.
Оскар заглянул в свой список и сообщил смущенно, что около 125 человек.
Жозеф и Мария опять постреляли друг в друга испанскими, но уже одиночными словами, после чего Жозеф спросил, хочет ли Оскар доверить им все устройство парти или у него есть какие-либо частные особые пожелания, и тогда пусть Оскар сообщит ему и Марии, какие именно.
Оскар торжественно откашлялся. «Вам, Жозеф, я доверяю больше, чем самому себе. Я думаю, будет лучше, если вы будете главным. Единственное мое пожелание, чтобы все было сделано по высшему классу, элегантно. Шампанское должно быть самое дорогое, и обслуживать парти должно достаточное количество барменов и горничных. Цветы миссис Крониадис обещала выбрать сама…»
Жозеф кивнул, не высказав, впрочем, удовольствия или неудовольствия. Жозеф принадлежал, по утверждению миссис Крониадис, к почти совершенно исчезнувшей в наше время породе чистокровных батлеров, которые служат хозяину не из чувства преданности или любви, не из желания сделать много денег, но следуя голосу профессионального призвания.
Габриэл также утверждает, что Жозеф — гомосексуалист и очень часто отправляется поздно ночами на поиски каких-то таинственных приключений в опасные части города. Возвращается же он будто бы только утром…
Оскар покосился на Жозефа, вместе с Марией усевшегося за составление хозяйственных списков. Самое точное определение этого человеческого существа неизвестной Оскару до сих пор породы будет, пожалуй… «невозмутимый». Невозмутимый Жозеф писал, время от времени сообщаясь по-испански с Марией, продолжающей заглядывать в ящики и на полки обширной, но необжитой кухни Оскара.
Через час снизу через интерком раздались первые звонки деливери, и вскоре здоровые молодые люди уже сновали из элевейтора в кухню, внося пахнущие свежестью деревянные ящики с шампанским, картонные коробки с водкой и виски, бурбоном и порто, белым итальянским и французским красным вином.
Чуть позже специальный сервис доставил столы, и стулья, и бокалы, и скатерти, и посуду. За ними последовали кусты белой и красной азалии, доставленные «Тюдорс флауэрс», — Габриэл всегда заказывала цветы именно у них. За азалией внесли цветы неизвестной Оскару породы — пышные, огромные лиловые шары на высоких стеблях. Запахло весной, сырой землей…
Возбужденный суматохой, Оскар решил прогуляться и, оставив лофт на полное попечение Жозефа и Марии, вывалился в радостном настроении на неожиданно залитую желтым весенним солнцем улицу. Даже погода приветствовала смелую и сильную Рыбу-Оскара, проплывшую сквозь ужасные водопады и пороги и наконец добравшуюся до голубого теплого моря удовольствий.
глава седьмая
1
Оскар ожидал, что Наташка поздравит его первой. Она часто являлась домой в то время, когда нормальные люди уже отправлялись на ланч, ее приключения и кокаин не позволяли смелой русской девушке ложиться в постель и вставать вместе со всем миром. Но когда, стащив трубку с телефона, — тусклый весенний рассвет только лишь пробивался в Нью-Йорк и в спальню Оскара сквозь мелкокучевое небо, — он услышал Наташкин бодрый и пьяно-дурашливый голос, завопивший ему детскую песенку по-русски, он рассердился.
— Вставай, вставай, дружок,
С кровати на горшок…—
провыла дочь русского народа.
— Безумная! — взмолился Оскар. — У меня сегодня день рождения. Дай мне выспаться!
— Поэтому я тебе и звоню, что у тебя день рождения, — нагло заявила Наташка. — Поздравляю! Если бы день рождения был у меня, то ты бы звонил мне.
Против такой логики Оскару было трудно что-либо возразить, потому он только вздохнул и поглядел на часы. Было шесть утра.
— Один спишь? Без старой курицы? — Наглость Наташки не имела границ.
— Я всегда сплю один. А ты что, проверяешь?
— Нет-нет, я поздравить — и все, — заторопилась Наташка. — Желаю тебе долгих и счастливых лет жизни и успехов в творчестве. Ха-ха-ха-ха! Пытай их, Оскарчик, покажи им, пытай сильнее, хлещи и прибивай гвоздями!
Очевидно, все еще полупьяная, Наташка захохотала, и за нею в телефоне глухо захохотал еще кто-то.
— Кто там хохочет? — рассердился Оскар. — Какое ты имеешь право звонить мне из постели с очередным самцом?! И тебе не стыдно?!
— Дурак ты, хотя и новорожденный, — опять разразилась смехом Наташка. — Это девица, просто у нее низкий голос. Хочешь с ней поговорить?
— Хэлло… — пришел в трубку другой голос. — Поздравляю. Хэппи берсдэй, новорожденный!
— Спасибо, голос из подземелья, — буркнул Оскар. — Надеюсь, у тебя нет члена.
— Да, — подтвердил голос, — у меня уже нет члена.
— Что? — переспросил Оскар, неожиданно полностью проснувшись. — Ты хочешь сказать, что раньше у тебя был член? Надеюсь, что не час назад он у тебя был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Да, конечно… — Яцек жмет протянутую ему руку Оскара, и улыбка выдавливается под его горбатым носом. — Спасибо, старик!
— Не за что, — смущается Оскар. — Так ты позвони, ОК?
— Гуд бай! — говорит Стив Яцеку. — И гуд лак!
После того как они пересекают 54-ю улицу, Оскар оглядывается и видит карликового Яцека, все еще стоящего у кадки с поднятой в жесте прощания рукой.
— Старый приятель, — почему-то объясняет Оскар Барону. — У него плохое время сейчас.
Писатель понимающе кивает.
12
За день до парти Габриэл прислала Оскару батлера Жозефа и Марию. Жозеф, мускулистый, невысокий, но хорошо сложенный человек лет пятидесяти, с лицом отставного боксера, родом из Барселоны в Испании, одинаково хорошо говорил, казалось, на всех языках. К Оскару он явился в строгом черном костюме и с бабочкой. Сняв плащ, Жозеф с профессиональной серьезностью произвел осмотр хозяйства Оскара — его кухни, его посуды и его бара — и, как показалось Оскару, смерил его неодобрительным взглядом.
Затем Жозеф вступил в оживленную беседу по-испански с Марией.
Мария готовила для миссис Крониадис и Эстеллы, но, в отличие от Жозефа, Мария не жила при доме на Бикман-плейс. Мария досталась Габриэл в наследство от умершего несколько лет назад тоже греческого миллиардера, и Габриэл так ценила ее кулинарное искусство, что даже сняла для нее квартиру неподалеку, на Ист в пятидесятых улицах, дабы Марии не приходилось попусту тратить время и деньги, пересекая Нью-Йорк. Мария приходила в дом на Бикман-плейс к восьми часам утра.
Черноволосая, всегда энергичная Мария и сверхсерьезный Жозеф обменялись пулеметными очередями испанских слов, после чего Жозеф спросил Оскара, сколько он ожидает гостей.
Оскар заглянул в свой список и сообщил смущенно, что около 125 человек.
Жозеф и Мария опять постреляли друг в друга испанскими, но уже одиночными словами, после чего Жозеф спросил, хочет ли Оскар доверить им все устройство парти или у него есть какие-либо частные особые пожелания, и тогда пусть Оскар сообщит ему и Марии, какие именно.
Оскар торжественно откашлялся. «Вам, Жозеф, я доверяю больше, чем самому себе. Я думаю, будет лучше, если вы будете главным. Единственное мое пожелание, чтобы все было сделано по высшему классу, элегантно. Шампанское должно быть самое дорогое, и обслуживать парти должно достаточное количество барменов и горничных. Цветы миссис Крониадис обещала выбрать сама…»
Жозеф кивнул, не высказав, впрочем, удовольствия или неудовольствия. Жозеф принадлежал, по утверждению миссис Крониадис, к почти совершенно исчезнувшей в наше время породе чистокровных батлеров, которые служат хозяину не из чувства преданности или любви, не из желания сделать много денег, но следуя голосу профессионального призвания.
Габриэл также утверждает, что Жозеф — гомосексуалист и очень часто отправляется поздно ночами на поиски каких-то таинственных приключений в опасные части города. Возвращается же он будто бы только утром…
Оскар покосился на Жозефа, вместе с Марией усевшегося за составление хозяйственных списков. Самое точное определение этого человеческого существа неизвестной Оскару до сих пор породы будет, пожалуй… «невозмутимый». Невозмутимый Жозеф писал, время от времени сообщаясь по-испански с Марией, продолжающей заглядывать в ящики и на полки обширной, но необжитой кухни Оскара.
Через час снизу через интерком раздались первые звонки деливери, и вскоре здоровые молодые люди уже сновали из элевейтора в кухню, внося пахнущие свежестью деревянные ящики с шампанским, картонные коробки с водкой и виски, бурбоном и порто, белым итальянским и французским красным вином.
Чуть позже специальный сервис доставил столы, и стулья, и бокалы, и скатерти, и посуду. За ними последовали кусты белой и красной азалии, доставленные «Тюдорс флауэрс», — Габриэл всегда заказывала цветы именно у них. За азалией внесли цветы неизвестной Оскару породы — пышные, огромные лиловые шары на высоких стеблях. Запахло весной, сырой землей…
Возбужденный суматохой, Оскар решил прогуляться и, оставив лофт на полное попечение Жозефа и Марии, вывалился в радостном настроении на неожиданно залитую желтым весенним солнцем улицу. Даже погода приветствовала смелую и сильную Рыбу-Оскара, проплывшую сквозь ужасные водопады и пороги и наконец добравшуюся до голубого теплого моря удовольствий.
глава седьмая
1
Оскар ожидал, что Наташка поздравит его первой. Она часто являлась домой в то время, когда нормальные люди уже отправлялись на ланч, ее приключения и кокаин не позволяли смелой русской девушке ложиться в постель и вставать вместе со всем миром. Но когда, стащив трубку с телефона, — тусклый весенний рассвет только лишь пробивался в Нью-Йорк и в спальню Оскара сквозь мелкокучевое небо, — он услышал Наташкин бодрый и пьяно-дурашливый голос, завопивший ему детскую песенку по-русски, он рассердился.
— Вставай, вставай, дружок,
С кровати на горшок…—
провыла дочь русского народа.
— Безумная! — взмолился Оскар. — У меня сегодня день рождения. Дай мне выспаться!
— Поэтому я тебе и звоню, что у тебя день рождения, — нагло заявила Наташка. — Поздравляю! Если бы день рождения был у меня, то ты бы звонил мне.
Против такой логики Оскару было трудно что-либо возразить, потому он только вздохнул и поглядел на часы. Было шесть утра.
— Один спишь? Без старой курицы? — Наглость Наташки не имела границ.
— Я всегда сплю один. А ты что, проверяешь?
— Нет-нет, я поздравить — и все, — заторопилась Наташка. — Желаю тебе долгих и счастливых лет жизни и успехов в творчестве. Ха-ха-ха-ха! Пытай их, Оскарчик, покажи им, пытай сильнее, хлещи и прибивай гвоздями!
Очевидно, все еще полупьяная, Наташка захохотала, и за нею в телефоне глухо захохотал еще кто-то.
— Кто там хохочет? — рассердился Оскар. — Какое ты имеешь право звонить мне из постели с очередным самцом?! И тебе не стыдно?!
— Дурак ты, хотя и новорожденный, — опять разразилась смехом Наташка. — Это девица, просто у нее низкий голос. Хочешь с ней поговорить?
— Хэлло… — пришел в трубку другой голос. — Поздравляю. Хэппи берсдэй, новорожденный!
— Спасибо, голос из подземелья, — буркнул Оскар. — Надеюсь, у тебя нет члена.
— Да, — подтвердил голос, — у меня уже нет члена.
— Что? — переспросил Оскар, неожиданно полностью проснувшись. — Ты хочешь сказать, что раньше у тебя был член? Надеюсь, что не час назад он у тебя был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81