Черный дым вился под ним, а пламя стелилось низко, не смея коснуться бескровного лица. Плотник не смог ни закричать, ни заплакать. Он только склонил голову.
И вдруг услышал величественный шум реки, прежде заглушаемый моторами. На коленях он пополз к ней. Ноги не слушались, он не мог вздохнуть полной грудью, разбитой при падении; хотелось упасть на снег и не вставать. Но воля звала к шумящей реке, словно к жизни.
Казалось, дотащиться до нее - главное.
И вот он у реки. Летчик осмотрел местность.
Фанерный холм оставил над рекой темную щель, в которую, ища теплого ночлега, снова слетались птицы. В стогах, скрывавших охрану моста, открылись двери. Люди с оружием выбежали из них и устремились к горящему самолету.
Плотник смерил расстояние от себя до них, затем снова взглянул на реку. Она рядом - до людей еще далеко.
Тогда, остановившись у самого края берега, спиной к воде, он быстро вытащил из кармана большие золотые часы. Судорожно пошарив по борту комбинезона, нашел булавку, открыл крышку и стал чертить булавкой по мягкому золоту внутренней стороны картинку, взглядывая на искусственный холм, на стога. Это стоило ему больших усилий. Кровавый пот струился по бледным щекам его.
- Сдавайся! Эй, рус, сдавайся! - кричали солдаты уже совсем близко.
Плотник, сжав зубы, чертил, с усилием стискивая пальцы.
Неожиданно человек в белой шапке-ушанке, скуластый, рыжебровый, вырос перед ним и прицелился прямо в лицо.
Плотник быстро засунул руки в карманы и одним движением сбросил себя в поток.
Кипящая вода скрыла его с глаз подбежавших врагов.
Вот все, что случилось в этот день с экипажем Плотника. Огонь и вода похоронили его вдали от своих.
Прошло два дня. На третий дозорный, сидевший над рекой, заметил плывущее по реке тело.
- Летчика несет! - прошептали бойцы, увидя синий комбинезон.
Они достали еловую ветвь с сучками, осторожно прихватили плывущего и подтянули к себе, опасаясь пули с того берега.
Вынули тело неизвестного товарища и обыскали. И в руке, засунутой в карман, увидели большие золотые часы.
- "Лейтенанту Плотнику"... - прочел один из бойцов и, бережно завернув часы в носовой платок, пополз в блиндаж заставы.
К вечеру часы, тяжелые, еще сыроватые, лежали поверх карты, разложенной на столе начальника штаба. Плотник лежал на снегу у командного блиндажа. Он заледенел, весь покрылся сверкающей звенящей коркой, как броней, при полной луне каждая льдинка в волосах его сверкала, а замерзшие глаза были открыты. Бойцы подошли и не решились накрыть его серой шинелью: казалось, он смотрит на далекое небо, на звезды...
- Рисунок точно совпадает с изъянами на карте, смотрите. - Начальник штаба подал лупу командующему. - Вот холм, которого нет на нашей карте, вот излучина, сделанная искусственно...
- Удивительно, как это он сумел нарисовать, - сказал командующий, внимательно разглядывая картину на крышке часов.
- А ведь он был когда-то не то гравером, не то учеником гравера...
На золоте резкими скупыми штрихами изображался холм, летящие над рекой птицы, самолет в виде сломанного креста с двумя витками пламени, два стога и бегущие от них фигурки людей. Скрещенные стрелки указывали север и юг.
- Точная работа, - сказал командующий. - Это про Плотника говорили, что у него какие-то необыкновенные именные часы?
- Да, эти часы ему подарил Ворошилов.
Командующий посмотрел картинку, изображающую спасение Вороны.
- Любопытно.
Начальник штаба печально улыбнулся:
- Плотник был шутник. Эту картинку на именных часах он изобразил сам.
Улыбка пробежала и по лицу командующего:
- А молодец! - Он еще раз подержал на ладони часы, разглядывая последний рисунок Плотника. - Нашел все-таки способ доставить свое разведдонесение...
И оба задумались, стараясь представить себе, как и при каких обстоятельствах экипаж воздушного разведчика выполнил свой долг.
- Так вот, - сказал генерал после минуты молчания, - приказываю: разбомбить замаскированный мост за час до начала атаки. Представить экипаж комсомольцев к награде посмертно!
- А именные часы? - спросил начальник штаба.
- Отправьте в авиачасть. Они должны храниться вместе со знаменем, вечно, как талисман полка.
КАРЕЛИНКА
Если нужно было поразить далекую, еле видимую цель, никто не мог сделать это лучше молодого снайпера нашей роты - Евгения Карелина, а попросту - Жени.
Это он снял с одного выстрела "фрица с длинными глазами" фашистского наблюдателя, который разглядывал Ленинград, устроившись на маковке заводской трубы. Фашист так и свалился в трубу, только стекла бинокля сверкнули...
Женя умел выбирать цель и днем и ночью. И позиции находил в самых неожиданных местах: то затаится в болоте и снимет немецкого наблюдателя; то заберется на вершину заводской трубы, избитой снарядами до того, что она вот-вот рухнет, и выцелит оттуда офицера, вышедшего из блиндажа прогуляться по свежему воздуху.
- Здорово у тебя получается! - завидовали иные бойцы.
А Карелин отвечал:
- По науке. Я траекторию учитываю. Могу попасть даже в невидимого фрица.
И аккуратно протирал кусочком замши стекло оптического прицела. Винтовку он берег и холил, как скрипку. Носил ее в чехле. Когда Женя выходил на снайперскую охоту, его охранял автоматчик. Берегли у нас знатного снайпера.
Напарника ему дали надежного, уроженца Сибири, по фамилии Прошин.
Командир сказал ему:
- Сам погибай, а снайпера сохраняй!
- Будьте надежны! - ответил Прошин.
И охранял на совесть. При выходе снайпера первым выползал вперед и оберегал выбранную Карелиным позицию, а при уходе прикрывал с тыла.
Однажды он сказал Карелину:
- Молодой ты, Женя, а хитрый: сколько прикончил фрицев, а сам жив остаешься. Наверное, жизнь свою очень любишь.
- Люблю, - не смутившись, ответил Карелин. - Жизнь мне очень нужна. Длинная-длинная, до седых волос...
- Это зачем же такая?
- Я должен за свою жизнь вывести под Ленинградом грушу-дюшес "карелинку" и виноград "северный карелинский". Друзьям детства обещал, когда еще пионером был.
- Ага, - догадался Прошин, - так это ты для того у командира отпуска зарабатываешь, чтобы с лопатой в Летнем саду повозиться? Знаю. Наши солдаты видели тебя у мраморных фигур.
- Нет, это я не для того. Чтобы спасти от обстрела мраморные статуи, ленинградцы решили их закопать в землю. А мы их опавшими листьями укрывали, чтобы землей не поцарапать.
- Ишь ты, какой заботливый! - сказал Прошин, по-отечески обняв Женю за плечи. - Ничего, не бывать врагу в городе. По его улицам Ленин ходил... Здесь нам каждый камень дорог.
Подружились они крепко и за время обороны Ленинграда врагов поубивали немало.
Наступил день прорыва блокады. Бойцы чувствовали подготовку нашего удара и ожидали его, как праздника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52