и помидоры, которые на самом-то деле не овощи, как считает большинство людей, а фрукты. Детям пришло в голову, что уместно было бы приготовить десерт, и они добавили несколько пакетиков с пудинговой смесью. А вдруг, если они приготовят вкусный обед, Граф Олаф немного подобреет?
— Спасибо вам огромное за то, что помогли нам с покупками, — сказала Вайолет, когда они все вместе возвращались домой. — Не знаю, что бы мы без вас делали.
— Вы мне кажетесь весьма сообразительными молодыми людьми, — ответила судья Штраус. — Полагаю, вы бы и сами что-нибудь да придумали. Но меня по-прежнему удивляет, что Граф Олаф велел вам приготовить такой огромный обед. Ну вот мы и пришли. Пойду разбирать свои покупки. Надеюсь, вы скоро опять придете и возьмете у меня книжки.
— Завтра? — быстро отозвался Клаус. — Можно, мы придем завтра?
— Почему бы и нет? — Судья Штраус улыбнулась.
— Я и выразить не могу, как мы ценим ваше приглашение, — произнесла Вайолет, старательно подбирая слова. С тех пор как их добрые родители умерли, а Граф Олаф так мерзко с ними обходился, дети отвыкли от доброго обращения и теперь не знали — должны ли они как-то отплатить за это. — Завтра, до того как выбирать книги, мы с Клаусом с радостью поможем вам по хозяйству. Солнышко, правда, слишком мала для работы, но мы и для нее что-нибудь придумаем.
Судья Штраус улыбнулась всем троим, но глаза ее оставались печальными. Она положила руку Вайолет на голову, и впервые за последнее время Вайолет стало спокойнее на душе.
— Это не обязательно, — сказала судья Штраус. — Я всегда буду рада видеть вас у себя.
С этими словами она повернулась и исчезла в дверях. А бодлеровские сироты, поглядев с минуту ей вслед, вошли в свой дом.
Почти всю вторую половину дня Вайолет, Клаус и Солнышко готовили соус соответственно рецепту. Вайолет прожарила в масле чеснок и накрошила анчоусы, Клаус очистил от кожицы помидоры и вынул косточки из оливок. Солнышко колотила по кастрюле деревянной ложкой, распевая довольно монотонную песенку, которую сочинила сама. И все трое почувствовали себя уже не такими несчастными, как все то время, что они жили у Графа Олафа. Запахи готовящейся пищи часто действуют успокоительно, и в кухне делалось все уютнее по мере того, как соус с бульканьем томился на плите, что на кулинарном языке означает «кипел на медленном огне». Дети вспоминали разные приятные события из своей жизни с родителями, говорили о судье Штраус, которую дружно признали замечательной соседкой, и мечтали о том, как много времени будут проводить в ее библиотеке. Разговаривая, они помешивали и пробовали шоколадный пудинг.
В тот момент, когда они ставили пудинг в холодильник, чтобы остудить, все трое услышали, как дверь с гулким грохотом распахнулась… и думаю, мне не нужно объяснять, кто вернулся домой.
— Сироты! — заорал Граф Олаф. — Эй, сироты! Где вы?!
— На кухне, Граф Олаф! — отозвался Клаус. — Обед почти готов.
— Советую поторопиться. — Граф Олаф вошел в кухню и уставил на них взгляд своих неестественно блестящих глаз. — Моя труппа будет вот-вот, и они очень голодны. А где ростбиф?
— Мы не делали ростбифа, — сказала Вайолет. — Мы приготовили соус «путтанеска».
— Как? Нет ростбифа?!
— Вы не написали, что хотите именно ростбиф, — возразил Клаус.
Граф Олаф одним движением скользнул в их сторону и сейчас, вблизи, показался им еще выше. Глаза его заблестели еще сильнее, от гнева бровь с одной стороны задралась кверху.
— Согласившись усыновить вас, — прошипел он, — я стал вашим отцом и как отец не потерплю непослушания. Я требую, чтобы вы подали мне и моим гостям ростбиф!
— Но у нас его нет! — выкрикнула Вайолет. — Мы сделали соус!
— Нет! Нет! Нет! — прокричала Солнышко.
Граф Олаф перевел взгляд вниз, на Солнышко, которая так неожиданно издала осмысленные звуки. С каким-то нечеловеческим ревом он схватил ее костлявой рукой и поднял вверх, так что она очутилась на уровне его глаз. Нечего и говорить, она так перепугалась, что тут же заплакала и даже не попыталась укусить державшую ее руку.
— Немедленно отпусти ее, гад! — закричал Клаус. Он подпрыгнул, пытаясь вырвать девочку из графской лапы, но тот держал ее так высоко, что Клаусу было не достать. Граф Олаф взглянул с высоты своего роста на Клауса и улыбнулся отвратительной улыбкой, обнажив все зубы. Он поднял плачущую Солнышко еще выше, и казалось, вот-вот разожмет пальцы, но тут в соседней комнате раздался взрыв смеха.
— Олаф! Где Олаф?! — послышались голоса.
Граф Олаф помедлил, продолжая держать девочку на вытянутой вверх руке, а тем временем члены труппы начали стекаться в кухню. Вскоре они совсем заполонили ее — сборище личностей самого странного вида, разного роста и конфигурации. Лысый человек с очень длинным носом, одетый в длинный черный балахон. Две женщины, чьи лица, покрытые ярко-белой пудрой, делали их похожими на привидения. Вслед за женщинами показался человек с очень длинными тощими руками, которые оканчивались крюками вместо пальцев. Одно создание отличалось неимоверной толщиной, и даже не разобрать было — мужчина это или женщина. А позади в дверях маячили какие-то не менее страшные фигуры.
— А-а-а, ты тут, Олаф! — воскликнула одна из женщин с белым лицом. — Что это ты делаешь?
— Да просто призываю к порядку своих сирот, — отозвался Граф Олаф. — Я им велел приготовить обед, а они сделали только омерзительный соус.
— Правильно, детей нельзя баловать, — поддакнул человек с крюками вместо рук. — Их надо научить слушаться старших.
Длинный лысый тип уставился на детей:
— Это те богатые дети, про которых ты мне рассказывал?
— Да, — ответил Граф Олаф. — Они такие противные, что я до них дотронуться не могу.
С этими словами он опустил все еще хнычущую Солнышко на пол, и Вайолет с Клаусом вздохнули с облегчением, радуясь, что он не уронил ее с такой высоты.
— И я тебя ничуть не виню за это, — проговорил кто-то в дверях.
Граф Олаф хорошенько обтер ладони одна об другую, как будто держал до сих пор не маленькую девочку, а что-то отвратительное.
— Ладно, хватит разговоров, — сказал он. — Наверное, мы все-таки съедим их обед, хоть он и никуда не годится. Все за мной в столовую! Сейчас выпьем вина, и когда эти щенки подадут свою стряпню, нам уже будет наплевать — ростбиф это или не ростбиф.
— Урра! — заорали несколько человек, и труппа двинулась из кухни вслед за Графом Олафом. На детей никто и не смотрел, кроме лысого. Тот задержался и пристально поглядел Вайолет в глаза.
— Недурна, — сказал он, взяв ее за подбородок шершавыми пальцами. — Я бы на твоем месте постарался не сердить Графа Олафа, а то ведь он может испортить твою смазливую мордашку.
Вайолет содрогнулась, а лысый с визгливым смехом последовал за остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Спасибо вам огромное за то, что помогли нам с покупками, — сказала Вайолет, когда они все вместе возвращались домой. — Не знаю, что бы мы без вас делали.
— Вы мне кажетесь весьма сообразительными молодыми людьми, — ответила судья Штраус. — Полагаю, вы бы и сами что-нибудь да придумали. Но меня по-прежнему удивляет, что Граф Олаф велел вам приготовить такой огромный обед. Ну вот мы и пришли. Пойду разбирать свои покупки. Надеюсь, вы скоро опять придете и возьмете у меня книжки.
— Завтра? — быстро отозвался Клаус. — Можно, мы придем завтра?
— Почему бы и нет? — Судья Штраус улыбнулась.
— Я и выразить не могу, как мы ценим ваше приглашение, — произнесла Вайолет, старательно подбирая слова. С тех пор как их добрые родители умерли, а Граф Олаф так мерзко с ними обходился, дети отвыкли от доброго обращения и теперь не знали — должны ли они как-то отплатить за это. — Завтра, до того как выбирать книги, мы с Клаусом с радостью поможем вам по хозяйству. Солнышко, правда, слишком мала для работы, но мы и для нее что-нибудь придумаем.
Судья Штраус улыбнулась всем троим, но глаза ее оставались печальными. Она положила руку Вайолет на голову, и впервые за последнее время Вайолет стало спокойнее на душе.
— Это не обязательно, — сказала судья Штраус. — Я всегда буду рада видеть вас у себя.
С этими словами она повернулась и исчезла в дверях. А бодлеровские сироты, поглядев с минуту ей вслед, вошли в свой дом.
Почти всю вторую половину дня Вайолет, Клаус и Солнышко готовили соус соответственно рецепту. Вайолет прожарила в масле чеснок и накрошила анчоусы, Клаус очистил от кожицы помидоры и вынул косточки из оливок. Солнышко колотила по кастрюле деревянной ложкой, распевая довольно монотонную песенку, которую сочинила сама. И все трое почувствовали себя уже не такими несчастными, как все то время, что они жили у Графа Олафа. Запахи готовящейся пищи часто действуют успокоительно, и в кухне делалось все уютнее по мере того, как соус с бульканьем томился на плите, что на кулинарном языке означает «кипел на медленном огне». Дети вспоминали разные приятные события из своей жизни с родителями, говорили о судье Штраус, которую дружно признали замечательной соседкой, и мечтали о том, как много времени будут проводить в ее библиотеке. Разговаривая, они помешивали и пробовали шоколадный пудинг.
В тот момент, когда они ставили пудинг в холодильник, чтобы остудить, все трое услышали, как дверь с гулким грохотом распахнулась… и думаю, мне не нужно объяснять, кто вернулся домой.
— Сироты! — заорал Граф Олаф. — Эй, сироты! Где вы?!
— На кухне, Граф Олаф! — отозвался Клаус. — Обед почти готов.
— Советую поторопиться. — Граф Олаф вошел в кухню и уставил на них взгляд своих неестественно блестящих глаз. — Моя труппа будет вот-вот, и они очень голодны. А где ростбиф?
— Мы не делали ростбифа, — сказала Вайолет. — Мы приготовили соус «путтанеска».
— Как? Нет ростбифа?!
— Вы не написали, что хотите именно ростбиф, — возразил Клаус.
Граф Олаф одним движением скользнул в их сторону и сейчас, вблизи, показался им еще выше. Глаза его заблестели еще сильнее, от гнева бровь с одной стороны задралась кверху.
— Согласившись усыновить вас, — прошипел он, — я стал вашим отцом и как отец не потерплю непослушания. Я требую, чтобы вы подали мне и моим гостям ростбиф!
— Но у нас его нет! — выкрикнула Вайолет. — Мы сделали соус!
— Нет! Нет! Нет! — прокричала Солнышко.
Граф Олаф перевел взгляд вниз, на Солнышко, которая так неожиданно издала осмысленные звуки. С каким-то нечеловеческим ревом он схватил ее костлявой рукой и поднял вверх, так что она очутилась на уровне его глаз. Нечего и говорить, она так перепугалась, что тут же заплакала и даже не попыталась укусить державшую ее руку.
— Немедленно отпусти ее, гад! — закричал Клаус. Он подпрыгнул, пытаясь вырвать девочку из графской лапы, но тот держал ее так высоко, что Клаусу было не достать. Граф Олаф взглянул с высоты своего роста на Клауса и улыбнулся отвратительной улыбкой, обнажив все зубы. Он поднял плачущую Солнышко еще выше, и казалось, вот-вот разожмет пальцы, но тут в соседней комнате раздался взрыв смеха.
— Олаф! Где Олаф?! — послышались голоса.
Граф Олаф помедлил, продолжая держать девочку на вытянутой вверх руке, а тем временем члены труппы начали стекаться в кухню. Вскоре они совсем заполонили ее — сборище личностей самого странного вида, разного роста и конфигурации. Лысый человек с очень длинным носом, одетый в длинный черный балахон. Две женщины, чьи лица, покрытые ярко-белой пудрой, делали их похожими на привидения. Вслед за женщинами показался человек с очень длинными тощими руками, которые оканчивались крюками вместо пальцев. Одно создание отличалось неимоверной толщиной, и даже не разобрать было — мужчина это или женщина. А позади в дверях маячили какие-то не менее страшные фигуры.
— А-а-а, ты тут, Олаф! — воскликнула одна из женщин с белым лицом. — Что это ты делаешь?
— Да просто призываю к порядку своих сирот, — отозвался Граф Олаф. — Я им велел приготовить обед, а они сделали только омерзительный соус.
— Правильно, детей нельзя баловать, — поддакнул человек с крюками вместо рук. — Их надо научить слушаться старших.
Длинный лысый тип уставился на детей:
— Это те богатые дети, про которых ты мне рассказывал?
— Да, — ответил Граф Олаф. — Они такие противные, что я до них дотронуться не могу.
С этими словами он опустил все еще хнычущую Солнышко на пол, и Вайолет с Клаусом вздохнули с облегчением, радуясь, что он не уронил ее с такой высоты.
— И я тебя ничуть не виню за это, — проговорил кто-то в дверях.
Граф Олаф хорошенько обтер ладони одна об другую, как будто держал до сих пор не маленькую девочку, а что-то отвратительное.
— Ладно, хватит разговоров, — сказал он. — Наверное, мы все-таки съедим их обед, хоть он и никуда не годится. Все за мной в столовую! Сейчас выпьем вина, и когда эти щенки подадут свою стряпню, нам уже будет наплевать — ростбиф это или не ростбиф.
— Урра! — заорали несколько человек, и труппа двинулась из кухни вслед за Графом Олафом. На детей никто и не смотрел, кроме лысого. Тот задержался и пристально поглядел Вайолет в глаза.
— Недурна, — сказал он, взяв ее за подбородок шершавыми пальцами. — Я бы на твоем месте постарался не сердить Графа Олафа, а то ведь он может испортить твою смазливую мордашку.
Вайолет содрогнулась, а лысый с визгливым смехом последовал за остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20