Сидней хотел добиться прибавки.
– Почему бы и не попробовать! – поддержал я его в этом намерении. Но мистер Гамильтон оставался тверд, как скала.
– Два фунта десять – это максимум, – сказал он. Но мы-то были рады и этому.
Сидней читал мне роль вслух и помог выучить ее наизусть. Роль была большая, страниц на тридцать пять, но через три дня я уже знал ее всю.
«Джим» репетировался в верхнем фойе театра «Друри-Лейн». Сидней натаскивал меня с таким усердием, что я говорил почти без запинки. Мне не давалась только одна реплика: «Вот еще Пирпонт Морган выискался!». Я неизменно произносил это имя «Паттерпинт Морган». Мистер Сентсбери велел мне так и оставить. Эти первые репетиции оказались для меня откровением. Они раскрывали передо мной новый мир техники сценического искусства. Я понятия не имел, что существуют ритм действия, умение держать паузу, умение легко входить в предлагаемую режиссером мизансцену. Все это пришло ко мне само собой. Мистеру Сентсбери пришлось исправить только один мой недостаток: говоря, я дергал головой и слишком гримасничал.
Прорепетировав со мной несколько сцен, он удивленно спросил, не приходилось ли мне играть и раньше? Как же я был счастлив тем, что понравился мистеру Сентсбери и всей остальной труппе! Но принимал я все эти похвалы так, словно они причитались мне от рождения.
Мы должны были играть «Джима» на пробу – неделю в театре Кингстон, а неделю в Фулхеме. Это была мелодрама, написанная по «Серебряному королю» Генри Артура Джонса, о богаче-аристократе, потерявшем память. Он живет в мансарде с юной цветочницей и мальчишкой газетчиком Сэмми, роль которого я и играл. По линии нравственности в нашей мелодраме все было в полнейшем порядке – девушка спала в стенном шкафу мансарды, Герцог, как мы его звали, – на диване, а я – на полу.
Действие первого акта происходило в доме номер 7-А, по Темпл-корт, в кабинете преуспевающего адвоката Джеймса Ситона Гэтлока. Нищий, оборванный Герцог приходит к своему бывшему сопернику – когда-то они оба любили одну женщину – и просит у него милостыни, чтобы помочь больной цветочнице, спасшей его во время болезни.
Но злодей грубо выгоняет Герцога: «Вон отсюда! Убирайся! Подыхайте с голоду оба – и ты и твоя уличная девка!»
И тут хрупкий и слабый Герцог, намереваясь ударить злодея, хватает со стола нож, но роняет его и в припадке эпилепсии без сознания падает к ногам Гэтлока. В этот момент входит бывшая жена злодея, в которую когда-то был влюблен нищий Герцог. Она умоляет адвоката помочь несчастному: «Ему всю жизнь не везло – и в любви и в делах. Ты должен помочь ему!»
Но злодей отказывается. Сцена достигает крайней степени напряжения в тот момент, когда он обвиняет свою бывшую жену в измене с этим нищим и угрожает ей. В бешенстве она хватает нож, выпавший из рук несчастного, и вонзает его в грудь злодея: тот мертвым падает в кресло. А нищий в беспамятстве продолжает лежать на полу у его ног. Женщина исчезает, Герцог, очнувшись, видит своего соперника мертвым. «О, боже, что я наделал!» – восклицает он.
И за сим следует довольно неожиданное действие. Герцог обследует карманы убитого, нащупывает кошелек, в котором находит несколько фунтов, бриллиантовое кольцо и другие драгоценности. Скрываясь через окно, он говорит: «Прощай, Гэтлок! И все-таки ты мне помог!» Занавес.
В следующем акте место действия – мансарда, где жил Герцог. Поднимается занавес. На сцене сыщик. Он заглядывает в стенной шкаф. В этот момент вхожу я, весело насвистывая, но, увидев сыщика, останавливаюсь.
«Мальчишка . Эй, вы! Может, вы не знаете, что это дамская спальня?
Сыщик . Что?! В шкафу? Поди-ка сюда.
Мальчишка . Какая наглость, а?
Сыщик . Ты это брось. Входи и закрой за собой дверь.
Мальчишка (подходя к нему) . Вот это я понимаю – вежливость! Приглашают человека в его собственную гостиную.
Сыщик . Я сыщик.
Мальчишка . Что? Шпик? Меня здесь нет!
Сыщик . Да я тебе ничего плохого не сделаю. Я хочу только кое-что разузнать, чтобы оказать услугу одному человеку.
Мальчишка . Услугу? Как бы не так! Тут еще пока от шпиков добра не видели.
Сыщик . Не будь дураком! Неужели я стал бы тебе рассказывать, что служу в полиции, если б хотел тебя зацапать?!
Мальчишка . Вот спасибо, дяденька, а то я сам бы не догадался!
Сыщик . Кто здесь живет?
Мальчишка . Герцог.
Сыщик . Да, но как его настоящее имя?
Мальчишка . Не знаю. Он говорит, что «Герцог» – это его «nom de guerre» [], и, провались я на этом месте, если я знаю, что это значит.
Сыщик . А каков он из себя?
Maльчишка . Худой, как щепка. Волосы седые, бритый, ходит в цилиндре, в глазу стеклышко. И как он на вас через это стеклышко взглянет – душа в пятки!
Сыщик . А Джим? Кто он?
Мальчишка . Он?! Вы хотите сказать – она?
Сыщик . А… Значит, это та дама, которая…
Мальчишка (перебивая). …спит в шкафу. А эта комната наша – моя и Герцога…» И т. д. и т. д.
Роль у меня была большая и, хотите верьте, хотите нет, очень нравилась публике – может быть, еще и потому, что я выглядел даже моложе своего возраста. Каждая моя реплика вызывала смех. Меня смущала только кое-какая техника. Например, как надо заваривать на сцене настоящий чай – я не знал, нужно ли сначала насыпать в чайник чай, а потом налить кипятку, или наоборот. Как это ни парадоксально, тогда мне было легче говорить на сцене, чем действовать.
«Джим» не имел успеха. Рецензенты разнесли пьесу в пух и прах, но тем не менее дали обо мне несколько благоприятных отзывов. Особенно благожелателен был один из них – мне его показал актер нашей труппы, мистер Чарльз Рокк. Это был старый и довольно известный актер, с которым мне пришлось играть бо льшую часть своих сцен. «Молодой человек,– сказал он торжественно, – смотрите, чтобы у вас голова не закружилась, когда вы это прочтете!» И, преподав мне наставление о пользе скромности и вежливости, он прочел мне обзор из «Лондон Топикал Таймc», который я запомнил слово в слово. После нелестного разбора пьесы, критик писал: «Единственное, что спасает пьесу, это роль Сэмми – малыша-газетчика, этакого продувного лондонского уличного мальчишки, вызывавшая смех зрителей. Достаточно банальная и избитая, она была, однако, очень забавна в исполнении юного Чарльза Чаплина, способного и темпераментного молодого актера. Мне еще не приходилось слышать об этом мальчике, но я надеюсь в самом ближайшем будущем услышать о нем немало». Сидней купил дюжину экземпляров этой газеты.
Закончив двухнедельные гастроли «Джима», мы начали репетировать «Шерлока Холмса». Мы с Сиднеем продолжали жить на Поунэлл-террас, так как все еще не были уверены в прочности своего положения.
Во время этих репетиций мы с ним съездили в Кэнхилл повидаться с матерью. Сначала сестры сказали нам, что ее нельзя увидеть, она себя плохо чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Почему бы и не попробовать! – поддержал я его в этом намерении. Но мистер Гамильтон оставался тверд, как скала.
– Два фунта десять – это максимум, – сказал он. Но мы-то были рады и этому.
Сидней читал мне роль вслух и помог выучить ее наизусть. Роль была большая, страниц на тридцать пять, но через три дня я уже знал ее всю.
«Джим» репетировался в верхнем фойе театра «Друри-Лейн». Сидней натаскивал меня с таким усердием, что я говорил почти без запинки. Мне не давалась только одна реплика: «Вот еще Пирпонт Морган выискался!». Я неизменно произносил это имя «Паттерпинт Морган». Мистер Сентсбери велел мне так и оставить. Эти первые репетиции оказались для меня откровением. Они раскрывали передо мной новый мир техники сценического искусства. Я понятия не имел, что существуют ритм действия, умение держать паузу, умение легко входить в предлагаемую режиссером мизансцену. Все это пришло ко мне само собой. Мистеру Сентсбери пришлось исправить только один мой недостаток: говоря, я дергал головой и слишком гримасничал.
Прорепетировав со мной несколько сцен, он удивленно спросил, не приходилось ли мне играть и раньше? Как же я был счастлив тем, что понравился мистеру Сентсбери и всей остальной труппе! Но принимал я все эти похвалы так, словно они причитались мне от рождения.
Мы должны были играть «Джима» на пробу – неделю в театре Кингстон, а неделю в Фулхеме. Это была мелодрама, написанная по «Серебряному королю» Генри Артура Джонса, о богаче-аристократе, потерявшем память. Он живет в мансарде с юной цветочницей и мальчишкой газетчиком Сэмми, роль которого я и играл. По линии нравственности в нашей мелодраме все было в полнейшем порядке – девушка спала в стенном шкафу мансарды, Герцог, как мы его звали, – на диване, а я – на полу.
Действие первого акта происходило в доме номер 7-А, по Темпл-корт, в кабинете преуспевающего адвоката Джеймса Ситона Гэтлока. Нищий, оборванный Герцог приходит к своему бывшему сопернику – когда-то они оба любили одну женщину – и просит у него милостыни, чтобы помочь больной цветочнице, спасшей его во время болезни.
Но злодей грубо выгоняет Герцога: «Вон отсюда! Убирайся! Подыхайте с голоду оба – и ты и твоя уличная девка!»
И тут хрупкий и слабый Герцог, намереваясь ударить злодея, хватает со стола нож, но роняет его и в припадке эпилепсии без сознания падает к ногам Гэтлока. В этот момент входит бывшая жена злодея, в которую когда-то был влюблен нищий Герцог. Она умоляет адвоката помочь несчастному: «Ему всю жизнь не везло – и в любви и в делах. Ты должен помочь ему!»
Но злодей отказывается. Сцена достигает крайней степени напряжения в тот момент, когда он обвиняет свою бывшую жену в измене с этим нищим и угрожает ей. В бешенстве она хватает нож, выпавший из рук несчастного, и вонзает его в грудь злодея: тот мертвым падает в кресло. А нищий в беспамятстве продолжает лежать на полу у его ног. Женщина исчезает, Герцог, очнувшись, видит своего соперника мертвым. «О, боже, что я наделал!» – восклицает он.
И за сим следует довольно неожиданное действие. Герцог обследует карманы убитого, нащупывает кошелек, в котором находит несколько фунтов, бриллиантовое кольцо и другие драгоценности. Скрываясь через окно, он говорит: «Прощай, Гэтлок! И все-таки ты мне помог!» Занавес.
В следующем акте место действия – мансарда, где жил Герцог. Поднимается занавес. На сцене сыщик. Он заглядывает в стенной шкаф. В этот момент вхожу я, весело насвистывая, но, увидев сыщика, останавливаюсь.
«Мальчишка . Эй, вы! Может, вы не знаете, что это дамская спальня?
Сыщик . Что?! В шкафу? Поди-ка сюда.
Мальчишка . Какая наглость, а?
Сыщик . Ты это брось. Входи и закрой за собой дверь.
Мальчишка (подходя к нему) . Вот это я понимаю – вежливость! Приглашают человека в его собственную гостиную.
Сыщик . Я сыщик.
Мальчишка . Что? Шпик? Меня здесь нет!
Сыщик . Да я тебе ничего плохого не сделаю. Я хочу только кое-что разузнать, чтобы оказать услугу одному человеку.
Мальчишка . Услугу? Как бы не так! Тут еще пока от шпиков добра не видели.
Сыщик . Не будь дураком! Неужели я стал бы тебе рассказывать, что служу в полиции, если б хотел тебя зацапать?!
Мальчишка . Вот спасибо, дяденька, а то я сам бы не догадался!
Сыщик . Кто здесь живет?
Мальчишка . Герцог.
Сыщик . Да, но как его настоящее имя?
Мальчишка . Не знаю. Он говорит, что «Герцог» – это его «nom de guerre» [], и, провались я на этом месте, если я знаю, что это значит.
Сыщик . А каков он из себя?
Maльчишка . Худой, как щепка. Волосы седые, бритый, ходит в цилиндре, в глазу стеклышко. И как он на вас через это стеклышко взглянет – душа в пятки!
Сыщик . А Джим? Кто он?
Мальчишка . Он?! Вы хотите сказать – она?
Сыщик . А… Значит, это та дама, которая…
Мальчишка (перебивая). …спит в шкафу. А эта комната наша – моя и Герцога…» И т. д. и т. д.
Роль у меня была большая и, хотите верьте, хотите нет, очень нравилась публике – может быть, еще и потому, что я выглядел даже моложе своего возраста. Каждая моя реплика вызывала смех. Меня смущала только кое-какая техника. Например, как надо заваривать на сцене настоящий чай – я не знал, нужно ли сначала насыпать в чайник чай, а потом налить кипятку, или наоборот. Как это ни парадоксально, тогда мне было легче говорить на сцене, чем действовать.
«Джим» не имел успеха. Рецензенты разнесли пьесу в пух и прах, но тем не менее дали обо мне несколько благоприятных отзывов. Особенно благожелателен был один из них – мне его показал актер нашей труппы, мистер Чарльз Рокк. Это был старый и довольно известный актер, с которым мне пришлось играть бо льшую часть своих сцен. «Молодой человек,– сказал он торжественно, – смотрите, чтобы у вас голова не закружилась, когда вы это прочтете!» И, преподав мне наставление о пользе скромности и вежливости, он прочел мне обзор из «Лондон Топикал Таймc», который я запомнил слово в слово. После нелестного разбора пьесы, критик писал: «Единственное, что спасает пьесу, это роль Сэмми – малыша-газетчика, этакого продувного лондонского уличного мальчишки, вызывавшая смех зрителей. Достаточно банальная и избитая, она была, однако, очень забавна в исполнении юного Чарльза Чаплина, способного и темпераментного молодого актера. Мне еще не приходилось слышать об этом мальчике, но я надеюсь в самом ближайшем будущем услышать о нем немало». Сидней купил дюжину экземпляров этой газеты.
Закончив двухнедельные гастроли «Джима», мы начали репетировать «Шерлока Холмса». Мы с Сиднеем продолжали жить на Поунэлл-террас, так как все еще не были уверены в прочности своего положения.
Во время этих репетиций мы с ним съездили в Кэнхилл повидаться с матерью. Сначала сестры сказали нам, что ее нельзя увидеть, она себя плохо чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156