Полностью не виноваты. Существуют обстоятельства, которые иногда превыше нас, как сказал бы господин Готарк Насу-Эльгад. Не мучьте себя. Скоро все закончится».
— Вы обнадеживаете меня? — она заглянула в бесстрастные глаза, пытаясь еще раз увидеть там ту искру, которая… Нет, показалось, конечно же показалось. Что может быть во взгляде немого учителя, который превыше всего ставит какие-то непонятные идеалы? Уж никак не сожаление, а тем более — не тоска.
— Вы совершенно зря обнадеживаете меня. Ведь я знаю, это просто слова, чтобы я ушла и оставила вас в покое, — она сама не могла понять, почему переходит с «вы» на «ты» и обратно.
«Я не обнадеживаю. Я знаю. Все скоро закончится — и тогда станет еще хуже. Но ничего страшного, все пройдет. Рано или поздно все пройдет».
Он оставил в ее руке пергамент со словами, которые она будет перечитывать — и не раз, воскрешая снова и снова в памяти этот странный разговор. И искру, странную искру в обреченно-бесстрастных, каменных глазах немого учителя.
x x x
— Моррела! Позовите Моррела! — крик Короля разметал стайку придворных лакеев, эхом отразился в стенах спальни. Кто-то побежал за немым, кто-то успокаивал правителя, где-то во дворе слышались хриплые ругательства, лай псов.
— Он здесь, мой Король, — сообщил Готарк Насу-Эльгад, глядя на входящего учителя. Тот был одет строго и неброско, почти не отличаясь от остальных высоких господ, собравшихся в спальне Короля.
— Оставьте нас, — прорычал Король. — Немедленно оставьте нас одних!
— Мой Король, а как же отпущение грехов? — осторожно и вместе с тем настойчиво поинтересовался Глава Инквизитии.
— Ступайте, во имя Распятого и всех глаз Тха-Гаята! Ступайте, или же я дотянусь до меча и покажу вам, на что способен ваш Король, пускай даже издыхающий!
Когда высокие господа удалились, он просипел — как выплюнул: — Псы! — и некоторое время рассеянно смотрел в каменный потолок. Потом повернул голову и внимательно посмотрел на Моррела.
— Ты ведь знал, что это произойдет, — прошептал Король, показывая туда, где одеяло, облегая бедра правителя, внезапно обрывалось, словно дальше ног не было. Дальше ног на самом деле не было — их отрезали врачеватели, убоявшись гнили. Обломки костей, попав в кровеносные сосуды, вызвали болезнь, от которой не знали спасения. Даже то, что Король остался без ног, спасало его ненадолго.
— Ты ведь знал, — повторил Король. — Поэтому и приехал. Я догадался, что это не та вещь, которую можно подарить, — он потряс в воздухе рукой, — не та! И знал, что ты вернешься за ней — пусть даже и не по своей воле. Он сводил меня с ума, этот взгляд, он словно бы переливался в меня смрадными волнами, вынуждая творить какие-то страшные вещи. Я не помню всего — я ведь не обязан помнить! но то, что помню — этого вполне достаточно! Где ты взял это?
— Нет! — вскричал он тут же, махая руками и захлебываясь. — Нет! Не говори! Ничего не говори! я не желаю знать! Просто забери это у меня, просто забери и ступай прочь, живи рядом с этими домашними псами, живи, волк, делай вид, что ты похож на них, но на самом-то деле… — Король рассмеялся, — ты хитрее их всех. Забирай, — он протянул руку, но Моррел отрицательно покачал головой. Достал пергамент, написал: «Только после смерти».
— Да, — сказал Король, тряся головой. — Да, да, да, да!.. Как же я сразу не догадался? Так и должно быть — «после смерти». Да. Я напишу об этом в завещании. «А учителю моего сына, высокому господину Моррелу — перстень, что ношу на левой руке, на безымянном пальце». Да.
«Нет необходимости. Он все равно вернется ко мне — так или иначе».
Король посмотрел безумными глазами на пергамент, потом на Моррела — и расхохотался, словно услышал удачную шутку.
Моррел поклонился ему и вышел прочь, не оглядываясь. Оглядываться было не на что.
x x x
Король умер ночью, когда неожиданно началась пыльная буря, одна из многих, посещавших страну последние несколько лет. Все было похоже на грозу
— только без дождя. Серые тугие вихри пыли скручивались между каменными стенами и устремлялись в небо, попутно забивая песок во все щели, в глаза случайным прохожим и в шерсть бездомных собак. В замке было пустынно, по залам и коридорам бродило эхо, то и дело натыкаясь на растерянных придворных. Высокие господа, собравшиеся со всей страны по приказу правителя, скучали, тискали в углах служанок и отрешенно накачивались вином из погребов замка. Им было не менее страшно, чем остальным. Хотя принц Эллильсар и создавал впечатление человека, способного вывести страну из зоны распада, сомнения оставались у всех. А то, что старый Король умирал — в этом высокие господа достигали необычайного, просто-таки неприличного единодушия.
Король умер. Готарк Насу-Эльгад, бывший с ним до последнего, мало что понял из сумбурной, прерывистой речи больного. Что-то о судьбе и проклятии, о каком-то завещании и глазе, который «смотрит, смотрит, СМОТРИТ!…» Готарку Насу-Эльгаду было страшно. Он твердо решил, что Король каким-то образом подпал под власть могучих сил зла.
Священник, отпускавший грехи, вышел от правителя побелевшим, как первый снег. Он сунул молитвенник в руки служки и ушел к высоким господам — напиваться.
Глава матери Очистительницы возблагодарил Распятого Господа нашего, что не стал отпускать грехи лично. Ему вполне хватило туманных полубредовых речей Короля… Потом правитель скривился, усмехаясь одним только уголком рта, просипел: «Кончено!» — и замолчал навсегда. Готарк Насу-Эльгад с содроганием опустил покойнику веки — с первого раза не получилось, пальцы вспотели и соскальзывали, он раздраженно нажал посильнее и буквально стянул остывающую кожу вниз, соединяя ресницы. Вышел в коридор, пытаясь унять дрожь, прошелся туда-сюда, потом вроде бы почувствовал себя лучше, позвал прислугу и всех, кого следовало.
Принц не выглядел сильно удрученным. Скорее излишне собранным, серьезным. Он отдавал правильные приказы и вел себя, как подобает, но настоящей скорби не испытывал. Впрочем, ее не испытывал никто — за последние несколько лет Король изменился отнюдь не в лучшую сторону.
Наступившие дни растаяли в суматохе дел, сопутствующих похоронам и коронации. Сначала одно, потом — с двухсуточным перерывом — другое. Фактически же Эллильсар уже правил страной и, к удивлению и облегчению многих, правил мудро. Ему удалось кое-как разобраться с нахлынувшими делами, он даже нашел свободное время, чтобы поговорить с Моррелом.
Прежде чем войти, немой учитель постучался. Принц самолично открыл дверь и впустил в кабинет этого высокого поседевшего человека, который, казалось, совсем не изменился с тех пор, как впервые появился в жизни страны.
— Кем бы ты хотел видеть себя в будущем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Вы обнадеживаете меня? — она заглянула в бесстрастные глаза, пытаясь еще раз увидеть там ту искру, которая… Нет, показалось, конечно же показалось. Что может быть во взгляде немого учителя, который превыше всего ставит какие-то непонятные идеалы? Уж никак не сожаление, а тем более — не тоска.
— Вы совершенно зря обнадеживаете меня. Ведь я знаю, это просто слова, чтобы я ушла и оставила вас в покое, — она сама не могла понять, почему переходит с «вы» на «ты» и обратно.
«Я не обнадеживаю. Я знаю. Все скоро закончится — и тогда станет еще хуже. Но ничего страшного, все пройдет. Рано или поздно все пройдет».
Он оставил в ее руке пергамент со словами, которые она будет перечитывать — и не раз, воскрешая снова и снова в памяти этот странный разговор. И искру, странную искру в обреченно-бесстрастных, каменных глазах немого учителя.
x x x
— Моррела! Позовите Моррела! — крик Короля разметал стайку придворных лакеев, эхом отразился в стенах спальни. Кто-то побежал за немым, кто-то успокаивал правителя, где-то во дворе слышались хриплые ругательства, лай псов.
— Он здесь, мой Король, — сообщил Готарк Насу-Эльгад, глядя на входящего учителя. Тот был одет строго и неброско, почти не отличаясь от остальных высоких господ, собравшихся в спальне Короля.
— Оставьте нас, — прорычал Король. — Немедленно оставьте нас одних!
— Мой Король, а как же отпущение грехов? — осторожно и вместе с тем настойчиво поинтересовался Глава Инквизитии.
— Ступайте, во имя Распятого и всех глаз Тха-Гаята! Ступайте, или же я дотянусь до меча и покажу вам, на что способен ваш Король, пускай даже издыхающий!
Когда высокие господа удалились, он просипел — как выплюнул: — Псы! — и некоторое время рассеянно смотрел в каменный потолок. Потом повернул голову и внимательно посмотрел на Моррела.
— Ты ведь знал, что это произойдет, — прошептал Король, показывая туда, где одеяло, облегая бедра правителя, внезапно обрывалось, словно дальше ног не было. Дальше ног на самом деле не было — их отрезали врачеватели, убоявшись гнили. Обломки костей, попав в кровеносные сосуды, вызвали болезнь, от которой не знали спасения. Даже то, что Король остался без ног, спасало его ненадолго.
— Ты ведь знал, — повторил Король. — Поэтому и приехал. Я догадался, что это не та вещь, которую можно подарить, — он потряс в воздухе рукой, — не та! И знал, что ты вернешься за ней — пусть даже и не по своей воле. Он сводил меня с ума, этот взгляд, он словно бы переливался в меня смрадными волнами, вынуждая творить какие-то страшные вещи. Я не помню всего — я ведь не обязан помнить! но то, что помню — этого вполне достаточно! Где ты взял это?
— Нет! — вскричал он тут же, махая руками и захлебываясь. — Нет! Не говори! Ничего не говори! я не желаю знать! Просто забери это у меня, просто забери и ступай прочь, живи рядом с этими домашними псами, живи, волк, делай вид, что ты похож на них, но на самом-то деле… — Король рассмеялся, — ты хитрее их всех. Забирай, — он протянул руку, но Моррел отрицательно покачал головой. Достал пергамент, написал: «Только после смерти».
— Да, — сказал Король, тряся головой. — Да, да, да, да!.. Как же я сразу не догадался? Так и должно быть — «после смерти». Да. Я напишу об этом в завещании. «А учителю моего сына, высокому господину Моррелу — перстень, что ношу на левой руке, на безымянном пальце». Да.
«Нет необходимости. Он все равно вернется ко мне — так или иначе».
Король посмотрел безумными глазами на пергамент, потом на Моррела — и расхохотался, словно услышал удачную шутку.
Моррел поклонился ему и вышел прочь, не оглядываясь. Оглядываться было не на что.
x x x
Король умер ночью, когда неожиданно началась пыльная буря, одна из многих, посещавших страну последние несколько лет. Все было похоже на грозу
— только без дождя. Серые тугие вихри пыли скручивались между каменными стенами и устремлялись в небо, попутно забивая песок во все щели, в глаза случайным прохожим и в шерсть бездомных собак. В замке было пустынно, по залам и коридорам бродило эхо, то и дело натыкаясь на растерянных придворных. Высокие господа, собравшиеся со всей страны по приказу правителя, скучали, тискали в углах служанок и отрешенно накачивались вином из погребов замка. Им было не менее страшно, чем остальным. Хотя принц Эллильсар и создавал впечатление человека, способного вывести страну из зоны распада, сомнения оставались у всех. А то, что старый Король умирал — в этом высокие господа достигали необычайного, просто-таки неприличного единодушия.
Король умер. Готарк Насу-Эльгад, бывший с ним до последнего, мало что понял из сумбурной, прерывистой речи больного. Что-то о судьбе и проклятии, о каком-то завещании и глазе, который «смотрит, смотрит, СМОТРИТ!…» Готарку Насу-Эльгаду было страшно. Он твердо решил, что Король каким-то образом подпал под власть могучих сил зла.
Священник, отпускавший грехи, вышел от правителя побелевшим, как первый снег. Он сунул молитвенник в руки служки и ушел к высоким господам — напиваться.
Глава матери Очистительницы возблагодарил Распятого Господа нашего, что не стал отпускать грехи лично. Ему вполне хватило туманных полубредовых речей Короля… Потом правитель скривился, усмехаясь одним только уголком рта, просипел: «Кончено!» — и замолчал навсегда. Готарк Насу-Эльгад с содроганием опустил покойнику веки — с первого раза не получилось, пальцы вспотели и соскальзывали, он раздраженно нажал посильнее и буквально стянул остывающую кожу вниз, соединяя ресницы. Вышел в коридор, пытаясь унять дрожь, прошелся туда-сюда, потом вроде бы почувствовал себя лучше, позвал прислугу и всех, кого следовало.
Принц не выглядел сильно удрученным. Скорее излишне собранным, серьезным. Он отдавал правильные приказы и вел себя, как подобает, но настоящей скорби не испытывал. Впрочем, ее не испытывал никто — за последние несколько лет Король изменился отнюдь не в лучшую сторону.
Наступившие дни растаяли в суматохе дел, сопутствующих похоронам и коронации. Сначала одно, потом — с двухсуточным перерывом — другое. Фактически же Эллильсар уже правил страной и, к удивлению и облегчению многих, правил мудро. Ему удалось кое-как разобраться с нахлынувшими делами, он даже нашел свободное время, чтобы поговорить с Моррелом.
Прежде чем войти, немой учитель постучался. Принц самолично открыл дверь и впустил в кабинет этого высокого поседевшего человека, который, казалось, совсем не изменился с тех пор, как впервые появился в жизни страны.
— Кем бы ты хотел видеть себя в будущем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18