Приложение-словарь), ты – фуфлыжник и тебе дорога – в «козлятник», в «петушатник» или под нож кредитора.
Изготовление карт в тюрьме – мастерское действо подручными средствами. Пережевывается и протирается сквозь носовой платок хлеб – получается отличный клейстер; склеивается бумага, режется прямоугольниками, (книги, газеты, тетради), – и по трафаретам наносится рисунок (всегда найдется шариковый стержень).
В зонах же всегда найдется монопольная колода фабричного изготовления.
Азартными в тюрьме и в зоне являются все без исключения игры – шахматы, шашки, домино.
(В зоне забивают не «козла» а «барана). Все играют „под интерес“, пусть и небольшой: сигаретки, конфетки…
При игре очень важное значение придается «словам» – карточным терминам, жаргонным выражениям («фене»). Никого не удивляет нынче слово «штука», означающее тысячу. Однако в лагере при игре в «двадцать одно» под сигаретки проигрывающий партнер неожиданно спросил: «Ты сколько ставишь?» – «Две штуки», – ответил другой и бросил на кон сигареты. И проиграл. Проигрывавший ранее предъявил ему счет – две тысячи (штуки) сигарет – 100 пачек, огромное количество по лагерным меркам. Нашлись и «очевидцы». Лишь после длительной разборки с участием авторитетных блатных решено было переиграть до «ответа». Выиграл в конце концов тот, кто допустил «косяк» с двумя «штуками». Но могло повернуться и по-иному, многое зависело от личностей игроков и настроения авторитетов.
Играют и в нарды. Это практически разрешенная игра в зоне. Но проигрыши равнозначны карточным, а страсти – не менее жестоки. Российский зек быстро овладел этой азиатской игрой, представляющей смесь случайности (вбрасываются два кубика на вариант хода) и тонкого расчета. Говорят, это любимая игра (после шахмат) экс-чемпиона мира Анатолия Карпова. Но, думаю, за колючкой нашлись бы мастера, раздевшие бы и Карпова – вплоть до казны Фонда Мира.
Есть и хорошие шахматные самоучки, но более всего – шашистов. К зеку Виталику Э. приехал сразиться майор из управления, чемпион МВД, мастер спорта – и проиграл под улюлюканье едва ли не всей зоны. А на Виталика, сбросив шкуру «офицерского благородства», наехали «кумовья» (оперчасть). Благо, что срок у него подходил к «звонку» – отделался десятисуточным в ШИЗО…
Азартные игры – один из основных источников неприятностей и конфликтов в тюрьме и зоне, как со стороны ментов, так и между партнерами.
Карточный синдром
Тюремные игры имеют богатую историю. Они были едва ли не основным развлечением. Профессиональный преступник не мог обойтись без холодка в своем животе, без которого не мыслилось ни одно серьезное преступление, и охотно переносил это ощущение азарта в камеру. Карточные игры вору сопутствовали всегда. Ими он не только зарабатывал на жизнь, но и гадал на фарт, проверял благосклонность фортуны и попросту развлекался.
Вместе с картами в тюремных камерах появились и другие игры. Многие из них родились именно в тюрьмах, где изворотливый арестантский ум искал для себя все новых и новых развлечений. Игры сливались воедино, комбинировались, отходили, вновь возвращались. Безобидные ставки граничили с истязаниями, деньги – с побоями. В каменных стенах играли в кости, домино, спички, монеты, бумажные купюры, металлические пуговицы, щепки, хлебные шарики, устраивали тараканьи бега и крысиные бои… Однако на первом месте по-прежнему оставались карты. После посещения сахалинской каторги Чехов, наблюдавший местные карточные сражения, заметил:
«Ссыльный развлекается тайно, воровским образом. Чтобы добыть стакан водки, который при обыкновенных условиях обходится только в пятак, он должен тайно обратиться к контрабандисту и отдать ему, если нет денег, свой хлеб или что-нибудь из одежи. Единственное духовное наслаждение – игра в карты – возможно только ночью, при свете огарков, или в тайге. Всякое же тайное наслаждение, часто повторяемое, обращается мало-помалу в страсть; при слишком большой подражательности ссыльных один арестант заражает другого, и, в конце концов, такие, казалось бы, пустяки, как контрабандная водка и игра в карты, ведут к невероятным беспорядкам. Как я говорил уже, кулаки из ссыльных на тайной торговле водкой и спиртом наживают состояния; это значит, что рядом с ссыльным, имеющим 30–5 0 тысяч, надо искать людей, которые систематически растрачивают свою пищу и одежду.
Картежная игра, как эпидемическая болезнь, овладела уже всеми тюрьмами; тюрьмы представляют собою большие игорные дома, а селения и посты – их филиальные отделения. Дело поставлено очень широко, и говорят даже, что здешние картежники-организаторы, у которых при случайных обысках находят сотни и тысячи рублей, ведут правильные деловые сношения с сибирскими тюрьмами, например, с иркутской, где, как выражаются каторжные, идет «настоящая» игра. В Александровке уже несколько игорных домов; в одном из них, на 2-й Кирпичной улице, произошел даже скандал, характерный для притонов подобного рода: застрелился проигравшийся надзира тель. Игра в штосе туманит головы, как дурман, и каторжный, проигрывая пишу и одежду, не чувствует голода и холода и, когда его секут, не чувствует боли, и, как это ни странно, даже во время такой работы, как нагрузка, когда баржа с углем стучит бортом о пароход, плещут волны, и люди зеленеют от морской болезни, в барже происходит игра в карты, и деловой разговор мешается с картежным: «Отваливай! Два с боку! Есть!»…
Позднее, уже при советской исправительно-трудовой системе, карточным баталиям посвящались рифмованные творения. Это были и песни, и просто стихи. Вот некоторые из них, рожденные на Соловецких островах в середине 20-х годов:
После завтрака играют.
Вновь открылось казино,
Игроков везде хватает,
Игроков везде полно.
Тот за печкой притаился
И пыхтит как паровоз.
А другой в углу забился,
Четко мечет в чудный «стос».
Моментально карты лепят,
Невозможно передать.
Если взводный их отымет –
Наготове есть опять.
Вдруг, как кошки, разбежались:
«Шухер», братцы, мы горим!»
Два несчастные попались,
Захватил их командир.
В общем числе внугрилагерных правонарушений картежная игра занимает одно из первых мест. С картежной игрой сопряжена целая группа различных огрехов – растраты, отказ работать, проматывание казенного имущества и тому подобное. Азарт не могут подавить даже карцером:
Игра в буру азарт наводит –
Играют триста, как один,
И карцер вечно заполненный,
И только виден черный дым…
За что сидят? А все за карты,
Ломают склад, тащат муку,
Администрация их ловит,
Сажает в маленьку тюрьму…
(Стенгазета «Труд» № 2, 18 марта 1926 года).
Бура
Обычно играют двое. Раздается на руки по три карты, остальная колода кладется рубашкой вверх и одна карта высвечивается козырем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Изготовление карт в тюрьме – мастерское действо подручными средствами. Пережевывается и протирается сквозь носовой платок хлеб – получается отличный клейстер; склеивается бумага, режется прямоугольниками, (книги, газеты, тетради), – и по трафаретам наносится рисунок (всегда найдется шариковый стержень).
В зонах же всегда найдется монопольная колода фабричного изготовления.
Азартными в тюрьме и в зоне являются все без исключения игры – шахматы, шашки, домино.
(В зоне забивают не «козла» а «барана). Все играют „под интерес“, пусть и небольшой: сигаретки, конфетки…
При игре очень важное значение придается «словам» – карточным терминам, жаргонным выражениям («фене»). Никого не удивляет нынче слово «штука», означающее тысячу. Однако в лагере при игре в «двадцать одно» под сигаретки проигрывающий партнер неожиданно спросил: «Ты сколько ставишь?» – «Две штуки», – ответил другой и бросил на кон сигареты. И проиграл. Проигрывавший ранее предъявил ему счет – две тысячи (штуки) сигарет – 100 пачек, огромное количество по лагерным меркам. Нашлись и «очевидцы». Лишь после длительной разборки с участием авторитетных блатных решено было переиграть до «ответа». Выиграл в конце концов тот, кто допустил «косяк» с двумя «штуками». Но могло повернуться и по-иному, многое зависело от личностей игроков и настроения авторитетов.
Играют и в нарды. Это практически разрешенная игра в зоне. Но проигрыши равнозначны карточным, а страсти – не менее жестоки. Российский зек быстро овладел этой азиатской игрой, представляющей смесь случайности (вбрасываются два кубика на вариант хода) и тонкого расчета. Говорят, это любимая игра (после шахмат) экс-чемпиона мира Анатолия Карпова. Но, думаю, за колючкой нашлись бы мастера, раздевшие бы и Карпова – вплоть до казны Фонда Мира.
Есть и хорошие шахматные самоучки, но более всего – шашистов. К зеку Виталику Э. приехал сразиться майор из управления, чемпион МВД, мастер спорта – и проиграл под улюлюканье едва ли не всей зоны. А на Виталика, сбросив шкуру «офицерского благородства», наехали «кумовья» (оперчасть). Благо, что срок у него подходил к «звонку» – отделался десятисуточным в ШИЗО…
Азартные игры – один из основных источников неприятностей и конфликтов в тюрьме и зоне, как со стороны ментов, так и между партнерами.
Карточный синдром
Тюремные игры имеют богатую историю. Они были едва ли не основным развлечением. Профессиональный преступник не мог обойтись без холодка в своем животе, без которого не мыслилось ни одно серьезное преступление, и охотно переносил это ощущение азарта в камеру. Карточные игры вору сопутствовали всегда. Ими он не только зарабатывал на жизнь, но и гадал на фарт, проверял благосклонность фортуны и попросту развлекался.
Вместе с картами в тюремных камерах появились и другие игры. Многие из них родились именно в тюрьмах, где изворотливый арестантский ум искал для себя все новых и новых развлечений. Игры сливались воедино, комбинировались, отходили, вновь возвращались. Безобидные ставки граничили с истязаниями, деньги – с побоями. В каменных стенах играли в кости, домино, спички, монеты, бумажные купюры, металлические пуговицы, щепки, хлебные шарики, устраивали тараканьи бега и крысиные бои… Однако на первом месте по-прежнему оставались карты. После посещения сахалинской каторги Чехов, наблюдавший местные карточные сражения, заметил:
«Ссыльный развлекается тайно, воровским образом. Чтобы добыть стакан водки, который при обыкновенных условиях обходится только в пятак, он должен тайно обратиться к контрабандисту и отдать ему, если нет денег, свой хлеб или что-нибудь из одежи. Единственное духовное наслаждение – игра в карты – возможно только ночью, при свете огарков, или в тайге. Всякое же тайное наслаждение, часто повторяемое, обращается мало-помалу в страсть; при слишком большой подражательности ссыльных один арестант заражает другого, и, в конце концов, такие, казалось бы, пустяки, как контрабандная водка и игра в карты, ведут к невероятным беспорядкам. Как я говорил уже, кулаки из ссыльных на тайной торговле водкой и спиртом наживают состояния; это значит, что рядом с ссыльным, имеющим 30–5 0 тысяч, надо искать людей, которые систематически растрачивают свою пищу и одежду.
Картежная игра, как эпидемическая болезнь, овладела уже всеми тюрьмами; тюрьмы представляют собою большие игорные дома, а селения и посты – их филиальные отделения. Дело поставлено очень широко, и говорят даже, что здешние картежники-организаторы, у которых при случайных обысках находят сотни и тысячи рублей, ведут правильные деловые сношения с сибирскими тюрьмами, например, с иркутской, где, как выражаются каторжные, идет «настоящая» игра. В Александровке уже несколько игорных домов; в одном из них, на 2-й Кирпичной улице, произошел даже скандал, характерный для притонов подобного рода: застрелился проигравшийся надзира тель. Игра в штосе туманит головы, как дурман, и каторжный, проигрывая пишу и одежду, не чувствует голода и холода и, когда его секут, не чувствует боли, и, как это ни странно, даже во время такой работы, как нагрузка, когда баржа с углем стучит бортом о пароход, плещут волны, и люди зеленеют от морской болезни, в барже происходит игра в карты, и деловой разговор мешается с картежным: «Отваливай! Два с боку! Есть!»…
Позднее, уже при советской исправительно-трудовой системе, карточным баталиям посвящались рифмованные творения. Это были и песни, и просто стихи. Вот некоторые из них, рожденные на Соловецких островах в середине 20-х годов:
После завтрака играют.
Вновь открылось казино,
Игроков везде хватает,
Игроков везде полно.
Тот за печкой притаился
И пыхтит как паровоз.
А другой в углу забился,
Четко мечет в чудный «стос».
Моментально карты лепят,
Невозможно передать.
Если взводный их отымет –
Наготове есть опять.
Вдруг, как кошки, разбежались:
«Шухер», братцы, мы горим!»
Два несчастные попались,
Захватил их командир.
В общем числе внугрилагерных правонарушений картежная игра занимает одно из первых мест. С картежной игрой сопряжена целая группа различных огрехов – растраты, отказ работать, проматывание казенного имущества и тому подобное. Азарт не могут подавить даже карцером:
Игра в буру азарт наводит –
Играют триста, как один,
И карцер вечно заполненный,
И только виден черный дым…
За что сидят? А все за карты,
Ломают склад, тащат муку,
Администрация их ловит,
Сажает в маленьку тюрьму…
(Стенгазета «Труд» № 2, 18 марта 1926 года).
Бура
Обычно играют двое. Раздается на руки по три карты, остальная колода кладется рубашкой вверх и одна карта высвечивается козырем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170