В фонотеке Марианны преобладали записи как видеокассеты, так и просто аудио, на которых звучала музыка американских джазменов двадцатого столетия. Оставаясь с этой музыкой один на один, О’Хара часто пробовала вплести в джаз и голос своего инструмента. Ей хорошо удавались стилизации, скажем, гудменовского соло из хита «Синг, Синг» или фаунтейновского – из «Свинг Лоу». Один приятель, разбирающийся в аппаратуре, подарил Марианне запись «Голубой рапсодии», вычленив из звукоряда тему кларнета; разучивая, в семнадцать лет, эту партию, О’Хара потратила на нее, наверное, часов триста.
К двадцати годам О’Хара оценивала свои достижения в музыке уже достаточно объективно. Она понимала, что с формальной точки зрения её техника «очень даже на уровне», а иногда и просто блестяща. Но ей не хватало собственного исполнительского стиля и импровизаторского дара. Он, может, и развился бы, этот вкус, если бы рядом с Марианной играли люди, знающие толк в старом добром джазе, но никто из Ново-Йоркских музыкантов – знакомых Марианны историей джаза, её корневыми формами не увлекался. В ту пору доминировала школа Аджимбо. Эта школа, с её маниакальным пристрастием к шестнадцатым долям и бесконечным выпендрежем прихлопыво-притоптывающей группы сопровождения, сумела навязать моду на свой «джаз» не только молодому поколению, живущему в Мирах, но и юным землянам. Для Марианны же было очевидным, что направление Аджимбо – ветвь творчески тупиковая. Да и композиции их были неоправданно усложнены. Впрочем, кто-то другой, не разделяющий точку зрения Марианны, мог то же самое сказать о диксиленде. Если, конечно, хоть когда-нибудь слышал его.
Так появилась ещё одна причина, по которой стоило посетить Землю. Чикаго, Сан-Франциско, Нью-Йорк – уже фонетика звучала как музыка. Но более всего Марианну тянуло в Новый Орлеан. Побродить по улицам, названия которых стали названиями знаменитых песен: Буэбн, Бейсн, Рампат… Посидеть на жесткой скамье в соборе, посмаковать дорогие вина в разрушающихся старинных барах или просто постоять на аллее Французского парка, слушая негров, возрождающих к жизни мелодии двухвековой давности. Джон Ожелби англичанин, но учился в Америке, в Батн-Руж, и хорошо знал эти места. О’Хара готова была часами говорить с Джоном о Новом Орлеане. Пожалуй, она отправилась бы туда даже в том случае, если бы ей рассказали, что её там, бедную, ждет.
Глава 8
Новый мир как вызов старому и его обитатели
По правде говоря, О’Хара не собиралась на Девон. Когда ей и Чарли выпала неделя каникул, они оба всерьез обсуждали вопрос: в какой другой, кроме Девона, обетованный Мир им отправиться? О’Хара склонялась к тому, что это будет Мир Циолковского. Или Мир Мазетлова. О’Хара всего-навсего шутила, говоря, что они с Чарли могут слетать и на Девон. Но Чарли воспринял её слова буквально и намертво уцепился за эту мысль. А вскоре купил билеты на Девон, два билета в один конец. Так Марианне, не перестававшей проклинать себя за шутку, пришлось убедиться в том, что мечта Эдварда Д.Девона вполне материализовалась: вот он, этот чертов Мир, существует – и не сковырнешь.
Мир Девона был самой первой станцией, выведенной людьми на эту орбиту. Поначалу он назывался О’Нейл, в честь основателя. Девяностолетний дуб, посаженный тут О’Нейлом собственноручно, естественно, пережил старика. Со временем станция стала родным домом для десяти тысяч рабочих, занятых на строительстве других больших космических комплексов. Из материалов, доставленных сюда с поверхности Луны, люди соорудили энергоблоки, подняли «звездные» заводы, гигантскую больницу, работавшую в условиях невесомости, а также новые Миры – всего здесь было создано тридцать два больших орбитальных комплекса и множество маленьких. Но минули годы. Первые поселенцы отошли от дел. Когда до власти добрались их наследники, картина резко изменилась.
В первую очередь это, конечно же, вина Ново-Йорка, вытеснившего жителей Девона из привычной для них сферы предпринимательства. Пеносталь, рекой потекшая из глубин Пафоса, оказалась несравненно дешевле, прочнее и удобнее в обработке, чем тот алюминий с примесью лунных пород, на котором работали девонцы. Они, правда, все ещё получали кой-какой доход от производства солнечных батарей и некоторых уникальных изделий, таких, например, как громадные, поглощающие испарения зеркала.
Трудоспособная молодежь дружно потянулась в Ново-Йорк. Богатая ново-йоркская корпорация позволила себе ряд таких великодушных жестов, как выплата рабочим компенсаций за транспортные расходы, весьма высоких зарплат и процентов, начисляемых с доли прибыли. Чтобы обеспечить себе постоянный приток мужчин и женщин с Земли, их в первую очередь следовало научить работать в специфических условиях космоса. В ту пору, когда массы трудящихся стремились «осваивать целину», Эдвард Д. Девон и его «новые» баптисты, которые, как выяснилось, действительно обладали даром предвидения и провели целое десятилетие в тщательнейшей подготовке к задуманной акции, вдруг обособились на Девоне. Человечество не знало столь значительного, крупного переселения религиозной общины в космическом пространстве со времен Бригхэма Младшего.
Для Чарли поездка на Девон была своеобразным паломничеством. Чарли покинул Девон десять лет назад, будучи подростком. Марианна же летела на Девон скорее не как любовница Чарли, а как антрополог, если только предположить, что антропологи отправляются в путешествия, в которые им отправляться просто-напросто страшно. Марианну легко понять: одно дело в нормальном мире спать с сексуальным маньяком, и совсем другое – быть запертой в маленьком мирке с десятью тысячами таких маньяков. О’Хара захватила с собой на Девон кипу учебной и научной литературы, намереваясь всерьез заняться учебой в номере отеля, закрытом изнутри, пока Чарли будет делиться сексуальной энергией со своими сестрами по вере. О’Хара ревновала, но решила, стиснув зубы, не давать волю, чувствам.
Как нетрудно было догадаться, Чарли имел иное мнение на этот счет. Помимо всего прочего, он хотел использовать на Девоне выпавший ему шанс, отличный, между прочим, шанс и, по-видимому, последний, и обратить Марианну в свою веру. О’Хара поразмыслила немного и в какой-то момент пошла было кое в чем Чарли навстречу. Она не слишком щадила его самолюбие, но зато сполна удовлетворила свое весьма острое сексуальное любопытство и, надо признать, получила куда больше того, на что рассчитывала.
В своем «священном» писании «Храм Плоти» Эдвард Д.Девон подводил религиозно-теоретическую базу под фактически любое половое извращение, объявив вне закона лишь садизм и гомосексуальные связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87