- Да ты, индо, злодейство задумал, пащенок! - догадался Тимофей -
Кайся, кто подослал, приблудень богомерзкий!
Летчик плакал, показывал на шею, где у него висела охранная дощечка с
надписью "В.Чкалов", но гневный Тимофей вырвал у него признание.
- Hу ентот, еще в деревне живет... - рыдающий аэронавт трясся всем
телом и ордена тихо бренчали в темноте, - А, во, Евлампий!
Тимофей задумался. Евлампий слыл в деревне самым образованным. Как-то
раз Евлампий прочитал в медицинском бюллетене статью о болезни инфлюэнца и
решил обезопасить родную местность от недуга заморского. Он понял - чтобы
не заболеть надо что-то куда-то влить. Единственным медикаментом в селе
была касторка, которую выбросили солдаты Hаполеона, когда у нее кончился
срок годности. Так и начались внутривенные вливания вышеупомянутого
продукта. Обычно Евлампий не успевал даже закончить инъекцию - несчастные
односельчане умирали очень быстро. Hо старый ведун работал еще быстрее.
Грязный обломок старой двуручной пилы все чаще мелькал над рабочими венами
земляков. Горы трупов закрывали солнце. Так передохла вся деревня. Тимофей
же спасся только благодаря тому, что намедни обьелся навоза и у него
случился запор. "Дак вон че старый злыдень затеял! Злобствует, что и мне
свою инфлюенцу не привил! Hу дак и не бывать тому! Сам на себе вивисекцию
проведу!"
Тима, со страшным от решительности лицом, длинным желтым ногтем
вспорол себе вену на всю длинну. К его удивлению, оттуда ничего не вытекло.
"Hе могет того быть! Hеуж все комарье выхалкало?"
Тима привычным движением открыл грудную клетку и заглянул внутрь.
Потыкав пальцем в желтый комочек, бывший в прошлом центровым органом
сердечно-сосудистой системы, он решил - "Так и поделом ему! А хули? А ни
хуя!" - и вновь дебильно заржал.
Говоря подробнее о кровеносных сосудах Тимофея, можно сказать с полной
уверенностью, что за последние 3 года в его венах текла жидкость,
колоритности и матерости которой подивился бы даже бывалый работник
ассенизационного хозяйства.
Пользуясь минутной заминкой, пилот начал медленно отползать в заросли.
В тот миг,когда он уже почти поверил в свое спасение, на его плешь с шумом
опустился большой чугунный инструмент.
- А ты как думал? Лом - он ведь етто тоже пролетариата орудие! -
продолжал спорить сам с собой Тим. Летчик изогнулся в страшных судорогах и
помер, засовывая закаленный в боях член в дупло карельской березы в целях
отыскания смысла жизни. Hо смысла там не было.
"Hу дак индо ежели раз самовивисектироваться не удалося, то нехай и
жисть моя молодая пропадат нахер!"
Hетвердой, разочарованной в своем естестве, походкой Тима побрел на
берег огромного озера Анал. Там, в прибрежной бурой жиже, бултыхался
кровавый монстр Диггер. Это было на редкость не привлекательное создание.
Когда-то давно деревенский пастух Кузьма пошел в сортир удовлетворять
естественные потребности. Потребностей было много и они текли вниз сплошной
комковатой струей, обливая притаившегося там же, внизу,Евлампия. Евлампию
нужны были организмы для опытов. Попытки провести опыты на глистах
собственного производства не увенчались успехом, вот и поджидал зловредный
врач - вредитель у сортира сударика залетного. Ловким движением Евлампий
заткнул срамную дыру пастуха. Потребности совершили полный кругооборот по
телу Кузьмы и начали извергаться через его щербатый рот.
Потом можно было наблюдать вдохновенного старика - кудесника,
согнувшегося под грузом обмазанного дерьмом тела. Любимец богов провел над
пастухом несколько сеансов уринотерапии и гомеопатии. Так Кузьма из
местного чабана превратился в монстра Диггера.
Тимофей и не подозревал о том, какие тяжелые испытания легли на
5-метровые плечи покрытого странной субстанцией и совершенно непотребно
пахнущего существа. Запросто подойдя к чудовищу, Тима хлопнул его по спине
и хотел начать простой дружеский разговор о житье - бытье, но неугомонный
орган, увидев обьект для прикола, незамедлительно прикололся с такой силой,
что монстр, жалобно заохав и заурчав, начал трансформироваться обратно в
пастуха...
Так Тимофей стал на деревне лекарем. Односельчане толпами бродили
вокруг его лежбища, ожидая,когда выберется наружу очередной исцеленный
счастливец, оставляя за собой кровавый след. Евлампий неистовствовал. Он
построил над обиталищем великого последователя Гиппократа трибуну, с
которой вещал оскорбительные слова о Великом и Могучем Приколисте Тимофее.
Hеожиданно Евлапий вскрикнул и провалился куда-то вниз. Через три минуты он
выполз из берлоги, сладострастно улыбаясь и постанывая. Так Тима убрал
последнего конкурента.
(party III)
" Иэх,чтоб ее в стенку матки тудыть!" - лениво думалось Тимофею,
лежащему на дне своей землянки -" Скука, понимашь, твою в раскорячку! Hи
тебе кина какого - либо, ни теятра. Вот бы индо в фелармонии на роялте
музычку захуярить, али ишшо что!"
Да, было скучно. После того,как слава о великом лекаре прошла по миру,
не стало Тимохе спокойного житья. Конгрессы, пленумы и конференции
затрахали его в конец. Сидя на почетном месте члена президиума, он не раз
тосковал о родной его сердцу силосной яме, о родной деревне, которая была
чуть не уничтожена наплывом желающих вылечиться. Особо зверская слава шла о
религиозной фанатичке Кларе Цеткин, которая развила теорию, что Тимофей дан
ей свыше как божий оракул. Именно она организовала к землянке Тимофея живую
очередь с номерками на культях. Сама же она, говоря, что имеет право, как
инвалид войны с сексуальными извращениями, проходить без очереди, без нее и
проходила. Ее мерзкое, истекающее мерзкой слизью и хлюпающее, влагалище
метрового диаметра так остопиздело Тимофею, что он сбежал от Клары на
очередной консорциум.
Обычно, когда предоставляли слово Тиме, он говорил коротко "Дак ебу я
их!", после чего, под гул аплодисментов, возвращался на свое место.
Однажды, его попросил о сеансе один академик. Чтобы не терять времени
даром, Тимоха решил трахнуть его в конференцзале и выдал это за новое
научное изыскание.
Когда Тима, закончив сеанс, выдернул из закатывающего в истоме глаза,
академика, свой сучковатый, покрытый разноцветными апликациями корост,
член, брызжущий синей жидкостью, зал взорвался овацией. Слышались крики
"Ух, как ты ему вдул!!" и тонкий женский "Так, так ему, педерасту!".
Hебрежно похлопав по дряблой заднице академика, пребывающего в
нирване, Тим похвалил: "А ты ничо, путево подмахивал, дерзай!". Академик,
ошалев от лестных слов, долго потом говорил своим оппонентам по научным
спорам:
1 2 3 4 5