Скользнув по стене, змея поднялась к ней и заглянула ей в глаза своими страшными разноцветными глазами. Балзу до крови закусила губу.
Ей было страшно… и вместе с тем она не боялась. Она никогда не опускалась до внутреннего согласия со своим палачом, поэтому ледяной ужас, который ожидает жертв Сета, миновал ее. Трепетала слабая юная плоть, испытывая естественный человеческий страх перед смертью и болью, но Сет не поглотит ее душу и не будет пожирать ее в вечности, среди тьмы и холода, как это случилось с умершими жрицами.
Змея отползла от стены на несколько шагов, поднялась на хвосте и принялась танцевать. Она тосвивалась кольцами, то поднималась до середины туловища и раскачивалась под какую-то одной ей слышную мелодию.
Постепенно жуткая пляска змеи становилась все быстрее, все стремительнее сверкало золото чешуи в полной темноте, все ярче вспыхивал зеленый глаз божества в плоской змеиной голове.
Татхэб почувствовал, как волнение охватывает его. В нем трепетал каждый орган, каждый член. Пляска змеи оказывала на него странное действие. Его сердце начинало гореть и расширяться в груди, живот напрягся так сильно, что мышцы стало сводить, а детородный орган налился кровью и бешено потребовал удовлетворения. Жгучий жар плотского вожделения охватывал все тело жреца, и все же он не мог двинуться, потому что и руки и ноги его выкручивало судорогой при малейшей попытке шевельнуться.
Татхэб застонал сковзь зубы… Внезапно яркая вспышка пронзила его сознание, а сердце с оглушительным звуком, который слышал только один Татхэб, взорвалось в груди. Мощнейшее облегчение сотрясло все тело жреца, и семя его фонтаном излилось на пол.
В то же самое мгновение тьма начала застилать глаза Татхэба, и он повалился на каменные плиты, хрипя и задыхаясь.
Дрожь пробежала по его телу, в памяти мелькнуло непонятное слово: «Напри!» — и все затихло. Татхэб был мертв.
А змея вдруг поднялась на самом кончике хвоста, закружилась и превратилась в человека. Это был толстый лысый человек… и будь Татхэб еще жив, он признал бы в нем своего старого учителя, заклинателя змей Хутту. Но Татхэб лежал на полу мертвее мертвого, и Сет пожирал его душу, погруженную в ужас и леденящий холод. А немой телохранитель расширил синие глаза и неожиданно обрел дар речи, взревев:
— Кром!
Перед ним, поднявшись на кончиках пальцев, с нечеловеческой грацией вращался в танце раздутый, точно демон, великан. Вот он, наклонившись, уставился на тело Татхэба, а затем, невероятно широко разинув пасть, проглотил своего бывшего ученика целиком.
Видно было, как по горлу чудовища проползает туловище человека, — оно на миг вспучилось, а затем снова опало. Конан выхватил серповидный меч и метнулся к монстру.
* * *
Пока «телохранитель» наскакивал на гиганта, нанося ему удар за ударом — впрочем, без ощутимого вреда для последнего, — его сообщник Басра пробрался в апартаменты Татхэба.
Конан велел ему осмотреть там все как следует, чем и занялся негр, дивясь собственной дерзости и предприимчивости.
— А что если покои охраняются вооруженными слугами? — спросил сам себя Басра, прокрадываясь, но лестнице наверх. Он старался не думать о том, что находится внутри каменного льва, в самом средоточии жреческой власти Долины Смерти. — Ну и пусть охраняются, — решил он после недолгого раздумья, — Я с ними покончу!
И негр потряс в воздухе кинжалом. Он стал очень храбрым.
В покоях Татхэба поначалу Басра не обнаружил ничего стоящего. Одежда… Но натягивать на себя то, что облекало жреца Сета… Бр-р! От одной мысли об этом негра пробирала холодная дрожь.
Украшений он нашел совсем немного, и все они были довольно дешевыми; В досаде Басра принялся перерывать сундуки и постель и наконец перед ним предстал небольшой сундучок.
— Ага! — воскликнул Басра, сверкая белыми зубами не то в улыбке, не то в хищном оскале. — Кажется, нашел!
Сундучок был заперт на прочный замок. Напрасно Басра озирался по сторонам в поисках ключа. Напрасно тряс сундучок и даже бросал его на иол. Зарок не поддавался. В конце концов, Басра всунул кончик кинжала в щель между крышкой и стенкой сундучка…
Едва не сломав лезвие, протиснул его глубже, надавил… Наконец-то! Послышался треск, и крышка поддалась. Басра сорвал ее с петель и едва не закричал от разочарования.
Сокровища? Монеты? Как бы ни так! На дне сундучка лежала маленькая сморщенная змеиная шкурка.
Осыпая проклятьями Сета, его служителей, себя — глупого негра, а заодно и киммерийца, который втравил его в эту историю, Басра схватил шкурку двумя пальцами и швырнул в очаг, где несмотря на жаркий день тлел огонь. Тотчас пламя вспыхнуло невероятно ярко, так что у Басры сразу заболели глаза, и так же внезапно погасло, Басра зажмурился. Белые круги расплывались у него перед глазами, он чувствовал себя ослепленным. В голове что-то стучало.
Басра плюнул на пол и, шатаясь, побрел к выходу. Ничего путного в этой комнате нет. Возможно, Татхэб жил ради ощущермя власти над другими людьми и презирал материальные блага. Тем хуже для Басры и Конана. Потому что власть над людьми — это такая проклятая штука, которую не может украсть даже самый ловкий вор.
Тем временем Конану приходилось туго. Великан наваливался на него своей необъятной тушей, давил животом, пытался наступить на человека ножищей. Конан едва уворачивался от своего противника, Хутту глухо, утробно хохотал, наслаждаясь неравным боем со слабым и маленьким противником. Он оттягивал то сладкое мгновение, когда сможет пожрать варвара живьем. Да, заклинатель не станет убивать этого человека. Мертвец, конечно, — лакомое блюдо, но живая плоть, погружающаяся в бездонное чрево чудовища, еще трепещущая в желудке, доставляет несоизмеримо большее удовольствие.
И вдруг что-то произошло. Хутту испустил отчаянный громкий вопль и скорчился. Он опустился на четвереньки, обхватил себя за плечи руками и затрясся неестественно быстро и крупно. Все его гигантское тело содрогалось, складки жира вздрагивали, как будто по ним хлопала невидимая ладонь. А потом что-то произошло, и вот уже перед Конаном на корточках сидит человек самого обыкновенного роста.
Испустив ликующий боевой клич, варвар, взмахнул стигийским мечом и обрушил его на шею своего противника.
Голова Хутту покатилась, но полу, губы его все еще двигались, а глаза моргали. И вдруг Конан ясно увидел, что голова — змеиная. А тело, оставшееся биться в корчах на полу, вдруг окаменело — это была пересушенная мумия, давно почерневшая от старости и покрытая жирными темными пятнами прогоркшего масла, которое используется дешевыми мастерами при бальзамировании. Фонтан горячей крови ударил в стену и залил пленницу. Она не выдержала — забилась о стену, пытаясь высвободить руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Ей было страшно… и вместе с тем она не боялась. Она никогда не опускалась до внутреннего согласия со своим палачом, поэтому ледяной ужас, который ожидает жертв Сета, миновал ее. Трепетала слабая юная плоть, испытывая естественный человеческий страх перед смертью и болью, но Сет не поглотит ее душу и не будет пожирать ее в вечности, среди тьмы и холода, как это случилось с умершими жрицами.
Змея отползла от стены на несколько шагов, поднялась на хвосте и принялась танцевать. Она тосвивалась кольцами, то поднималась до середины туловища и раскачивалась под какую-то одной ей слышную мелодию.
Постепенно жуткая пляска змеи становилась все быстрее, все стремительнее сверкало золото чешуи в полной темноте, все ярче вспыхивал зеленый глаз божества в плоской змеиной голове.
Татхэб почувствовал, как волнение охватывает его. В нем трепетал каждый орган, каждый член. Пляска змеи оказывала на него странное действие. Его сердце начинало гореть и расширяться в груди, живот напрягся так сильно, что мышцы стало сводить, а детородный орган налился кровью и бешено потребовал удовлетворения. Жгучий жар плотского вожделения охватывал все тело жреца, и все же он не мог двинуться, потому что и руки и ноги его выкручивало судорогой при малейшей попытке шевельнуться.
Татхэб застонал сковзь зубы… Внезапно яркая вспышка пронзила его сознание, а сердце с оглушительным звуком, который слышал только один Татхэб, взорвалось в груди. Мощнейшее облегчение сотрясло все тело жреца, и семя его фонтаном излилось на пол.
В то же самое мгновение тьма начала застилать глаза Татхэба, и он повалился на каменные плиты, хрипя и задыхаясь.
Дрожь пробежала по его телу, в памяти мелькнуло непонятное слово: «Напри!» — и все затихло. Татхэб был мертв.
А змея вдруг поднялась на самом кончике хвоста, закружилась и превратилась в человека. Это был толстый лысый человек… и будь Татхэб еще жив, он признал бы в нем своего старого учителя, заклинателя змей Хутту. Но Татхэб лежал на полу мертвее мертвого, и Сет пожирал его душу, погруженную в ужас и леденящий холод. А немой телохранитель расширил синие глаза и неожиданно обрел дар речи, взревев:
— Кром!
Перед ним, поднявшись на кончиках пальцев, с нечеловеческой грацией вращался в танце раздутый, точно демон, великан. Вот он, наклонившись, уставился на тело Татхэба, а затем, невероятно широко разинув пасть, проглотил своего бывшего ученика целиком.
Видно было, как по горлу чудовища проползает туловище человека, — оно на миг вспучилось, а затем снова опало. Конан выхватил серповидный меч и метнулся к монстру.
* * *
Пока «телохранитель» наскакивал на гиганта, нанося ему удар за ударом — впрочем, без ощутимого вреда для последнего, — его сообщник Басра пробрался в апартаменты Татхэба.
Конан велел ему осмотреть там все как следует, чем и занялся негр, дивясь собственной дерзости и предприимчивости.
— А что если покои охраняются вооруженными слугами? — спросил сам себя Басра, прокрадываясь, но лестнице наверх. Он старался не думать о том, что находится внутри каменного льва, в самом средоточии жреческой власти Долины Смерти. — Ну и пусть охраняются, — решил он после недолгого раздумья, — Я с ними покончу!
И негр потряс в воздухе кинжалом. Он стал очень храбрым.
В покоях Татхэба поначалу Басра не обнаружил ничего стоящего. Одежда… Но натягивать на себя то, что облекало жреца Сета… Бр-р! От одной мысли об этом негра пробирала холодная дрожь.
Украшений он нашел совсем немного, и все они были довольно дешевыми; В досаде Басра принялся перерывать сундуки и постель и наконец перед ним предстал небольшой сундучок.
— Ага! — воскликнул Басра, сверкая белыми зубами не то в улыбке, не то в хищном оскале. — Кажется, нашел!
Сундучок был заперт на прочный замок. Напрасно Басра озирался по сторонам в поисках ключа. Напрасно тряс сундучок и даже бросал его на иол. Зарок не поддавался. В конце концов, Басра всунул кончик кинжала в щель между крышкой и стенкой сундучка…
Едва не сломав лезвие, протиснул его глубже, надавил… Наконец-то! Послышался треск, и крышка поддалась. Басра сорвал ее с петель и едва не закричал от разочарования.
Сокровища? Монеты? Как бы ни так! На дне сундучка лежала маленькая сморщенная змеиная шкурка.
Осыпая проклятьями Сета, его служителей, себя — глупого негра, а заодно и киммерийца, который втравил его в эту историю, Басра схватил шкурку двумя пальцами и швырнул в очаг, где несмотря на жаркий день тлел огонь. Тотчас пламя вспыхнуло невероятно ярко, так что у Басры сразу заболели глаза, и так же внезапно погасло, Басра зажмурился. Белые круги расплывались у него перед глазами, он чувствовал себя ослепленным. В голове что-то стучало.
Басра плюнул на пол и, шатаясь, побрел к выходу. Ничего путного в этой комнате нет. Возможно, Татхэб жил ради ощущермя власти над другими людьми и презирал материальные блага. Тем хуже для Басры и Конана. Потому что власть над людьми — это такая проклятая штука, которую не может украсть даже самый ловкий вор.
Тем временем Конану приходилось туго. Великан наваливался на него своей необъятной тушей, давил животом, пытался наступить на человека ножищей. Конан едва уворачивался от своего противника, Хутту глухо, утробно хохотал, наслаждаясь неравным боем со слабым и маленьким противником. Он оттягивал то сладкое мгновение, когда сможет пожрать варвара живьем. Да, заклинатель не станет убивать этого человека. Мертвец, конечно, — лакомое блюдо, но живая плоть, погружающаяся в бездонное чрево чудовища, еще трепещущая в желудке, доставляет несоизмеримо большее удовольствие.
И вдруг что-то произошло. Хутту испустил отчаянный громкий вопль и скорчился. Он опустился на четвереньки, обхватил себя за плечи руками и затрясся неестественно быстро и крупно. Все его гигантское тело содрогалось, складки жира вздрагивали, как будто по ним хлопала невидимая ладонь. А потом что-то произошло, и вот уже перед Конаном на корточках сидит человек самого обыкновенного роста.
Испустив ликующий боевой клич, варвар, взмахнул стигийским мечом и обрушил его на шею своего противника.
Голова Хутту покатилась, но полу, губы его все еще двигались, а глаза моргали. И вдруг Конан ясно увидел, что голова — змеиная. А тело, оставшееся биться в корчах на полу, вдруг окаменело — это была пересушенная мумия, давно почерневшая от старости и покрытая жирными темными пятнами прогоркшего масла, которое используется дешевыми мастерами при бальзамировании. Фонтан горячей крови ударил в стену и залил пленницу. Она не выдержала — забилась о стену, пытаясь высвободить руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13